Прагматик и мечтатель Геворг Мирзаян

Прагматик и мечтатель Геворг Мирзаян

Германия потерпела поражение в Первой мировой войне еще до ее начала. Причиной этому стала политика кайзера Вильгельма II, посчитавшего Германию сверхдержавой и отказавшегося от канцлера Бисмарка с его осторожной политикой

section class="box-today"

Сюжеты

Вокруг идеологии:

От «священного единения» к «штурму власти»

Август 14-го

/section section class="tags"

Теги

Стратегия

Война

Общество

Вокруг идеологии

Германия

/section

Создание 18 января 1871 года Германской империи стало самой настоящей геополитической катастрофой XIX века. Был существенно нарушен баланс сил: в самом центре Европы возникло мощное централизованное государство, для которого не было предусмотрено места ни в региональной системе безопасности, ни в системе колониальных владений. При этом по экономической и военной мощи Германия превосходила любое из государств континентальной Европы.

Кроме того, с объединением германских княжеств исчезла группа буферных государств, которая находилась между Францией, Россией и Австро-Венгрией и позволяла сверхдержавам несколько демпфировать свои противоречия за счет конфликтов на германской периферии. Теперь же Германская империя граничила со всеми континентальными великими державами, что повышало риск открытых и прямых конфликтов.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Однако самой большой проблемой стал подрыв всей существующей системы стратегической стабильности, получивший название «концерт держав». По сути динамическая система, она базировалась на ad hoc альянсах внутри пятерки великих держав (Англии, Франции, России, Австро-Венгрии и Пруссии). Возможность заключения краткосрочных союзов между любыми ее членами в итоге сохраняла стратегическую стабильность и не позволяла ни одному из государств достигнуть военно-политического превосходства. Вчерашний враг легко мог стать завтрашним союзником против союзника нынешнего.

После создания Германской империи «концерт» был разрушен. И дело даже не в том, что Германия сама по себе превосходила по мощи любого соседа — с ее созданием возникли определенные «конфликтные оси» между государствами, которые не позволяли им вступать в союз друг с другом ни при каких обстоятельствах. Первая подобная ось — это, конечно, франко-немецкое противостояние. Потерпевшая унизительное поражение от Германии, Франция жаждала реванша и возврата Эльзаса с Лотарингией. Вторая ось — англо-германский конфликт. Она имела более стратегический характер и сформировалась не в 1871 году, а несколько позже. Мощная единая Германия не только представляла собой экзистенциальную угрозу позициям Англии в Европе, но и (после прихода к власти кайзера Вильгельма II) стала угрожать всей Британской империи. Третья ось — противоречия между Россией и Австро-Венгрией на Балканах. Русофильские настроения тамошних славянских народов рассматривались Австро-Венгрией как прямая угроза отторжения от нее населенных славянами провинций. Формирование этой оси нельзя считать прямым следствием создания Германской империи, однако в результате объединения Германии Австрия больше не могла проводить экспансию за счет немецких земель, и это сделало Балканы единственным направлением ее экспансионистских устремлений.

Неудивительно, что в этой новой конфигурации международной системы все готовились к большой войне. Готовилась и Германия. Однако если политика пришедшего к власти в 1888 году кайзера Вильгельма II заключалась в том, чтобы выиграть войну в войне, то фактически управлявший до него империей канцлер Отто фон Бисмарк намеревался выиграть войну до ее начала.

Новый баланс

Двумя ключевыми задачами Бисмарка на посту имперского канцлера были изоляция Франции и недопущение создания серьезной антигерманской коалиции. И с обеими задачами он успешно справился.

Несмотря на патриотические настроения, царившие во французском обществе, всем было очевидно, что в одиночку Франция реванш у Берлина взять не сможет. Военный потенциал Германской империи был куда выше, чем у Третьей республики; с точки зрения политической стабильности германское правительство тоже выглядело предпочтительнее нестабильных французских кабинетов. Наконец, экономические возможности единой Германии не просто были выше французских, но и опережающими по темпам развития. Так, в 1880 году производство чугуна в Третьей республике составляло 1,7 млн тонн, а в Германии — 2,7. В 1890 году показатели составили соответственно 2 млн и 4,6 млн, а в 1900-м уже 2,7 млн и 8,5 млн. Экономическому подъему Германии к тому же поспособствовала контрибуция в 5 млрд франков, взятая с Франции по итогам войны. Французы искали союзников, однако из-за политики предыдущих лет отношения с европейскими государствами были испорчены. К тому же сам Бисмарк делал все возможное для того, чтобы сохранить Францию в изоляции. В частности, как пишет Генри Киссинджер, «поощрял французскую колониальную экспансию, отчасти для того, чтобы отвести французскую энергию от Центральной Европы, но гораздо в большей степени для того, чтобы столкнуть Францию с соперниками по колониальным приобретениям, особенно с Великобританией».

Особое значение в глазах канцлера приобретали нейтралитет России и недопущение ее союза с Францией — Бисмарк очень опасался, что Германии придется воевать на два фронта. Поэтому уже в 1873 году была подписана российско-германская оборонная конвенция, согласно которой одна из держав при нападении третьей стороны на вторую обязывалась выслать помощь в 200 тыс. бойцов. Однако у российско-германского сближения был ограничитель в лице Австрии, конфликтующей с Санкт-Петербургом из-за Балкан и настороженно следящей за действиями Бисмарка в адрес российских властей. Германия очень ценила отношения с Австрией — в Берлине помнили о некогда тесных связях между Веной и Лондоном, а также понимали, что в Австро-Венгерской империи есть реваншисты, которые не прочь отыграться за поражение 1866 года и изгнание Австрии из Германии. Именно поэтому Бисмарк заявил, что подписанная конвенция не будет действительна до тех пор, пока к ней не присоединится Австрия. Австрийцы не присоединились — они не хотели быть вовлеченными в возможный конфликт с Великобританией (которая вполне могла бы воевать с Германией).

Канцлер старался преодолеть австрийско-российские противоречия, связанные с Балканами, и создать эффективный тройственный союз в лице Германии, Австро-Венгрии и России. Создание такой группировки обеспечивало полную безопасность Германии даже в случае казавшегося тогда невозможным англо-французского альянса. Однако балканские противоречия оказались непреодолимыми даже для гения Бисмарка. Канцлеру пришлось выбирать, и выбор был сделан в пользу Австрии: уже на Берлинском конгрессе в 1878 году Германия выступила против России и пересмотрела условия Сан-Стефанского мирного договора, завершившего русско-турецкую войну 1877–1878 годов в пользу Австро-Венгрии. А уже в 1879 году Бисмарк заключает тайный оборонительный союз с Австрией против России. Помимо гарантий военной поддержки в случае нападения России договор имел и общеевропейское значение. Если бы на одну из держав напала иная страна (например, Франция на Германию), то второй подписант обязан был занять позицию благожелательного нейтралитета — или же вступить в войну, если бы к этой третьей стране присоединилась Россия. Одновременно с политическим обострением российско-германских отношений между странами возникли и экономические проблемы. К 1879 году Германская империя потребляла 30% русского экспорта, занимая по этому показателю второе место после Англии. Однако Бисмарк взял курс на политику протекционизма, и связям с Россией был нанесен серьезный урон. Канцлер запретил ввоз скота в Германию, использовав в качестве повода эпидемию в Астраханской губернии. Кроме того, он обложил пошлинами российское зерно.

Перестраховался

Между тем Бисмарк прекрасно понимал потенциал России и не хотел делать из нее врага — тем более что объективно, без учета австрийских интересов, у Берлина и Санкт-Петербурга не было глубоких политических противоречий. Поэтому в 1881 году между Россией, Германией и Австро-Венгрией был заключен так называемый Союз трех императоров. В отличие от первого такого соглашения, заключенного в 1873 году, этот союз предполагал не только взаимные консультации, но и взаимный нейтралитет участников в случае войны одной из них с третьей страной, а также сохранение статус-кво на Балканах. Это соглашение фактически застраховало Бисмарка от франко-русского союза, и в обмен на это канцлер обеспечил Санкт-Петербургу свободу рук против Лондона — врага Германии. В 1884 году союз был продлен еще на три года, однако случившийся в 1885 году болгарский кризис (в ходе которого Австро-Венгрия вытеснила Россию из Болгарии) перечеркнул шансы на пролонгацию соглашения. Тогда Бисмарк в 1887 году подписал с Россией двусторонний документ — так называемый договор о перестраховке. Согласно этому договору, Россия обещала оставаться нейтральной в случае неспровоцированного нападения Франции на Германию, а Германия — в случае неспровоцированного нападения Австро-Венгрии на Россию.

Место же России в союзе заняла Италия — канцлер воспользовался итало-французскими противоречиями в Северной Африке, и в 1882 году был подписан Тройственный союз между Германией, Австро-Венгрией и Италией. Согласно тексту документа, стороны обязались в течение пяти лет не вступать во враждебные партнерам по соглашению альянсы, а также прийти на помощь Италии или Германии в случае неспровоцированного нападения на них Франции. При этом Италия выторговала себе возможность не вступать в войну с Францией, если на стороне той выступит Великобритания, а Австро-Венгрия — не защищать Германию от Франции в том случае, если на стороне последней не выступит Россия.

Таким образом, за полтора десятка лет своего правления канцлеру удалось выстроить в Европе новую систему международных отношений и соглашений. Бисмарк приложил титанические усилия для того, чтобы «германские потенциальные противники не заключили союзы между собой, а с другой стороны, для того, чтобы держать под контролем действия германских партнеров… Результатом бисмарковской дипломатии было появление на свет взаимно переплетающихся альянсов, частью совпадающих по целям, а частью соперничающих друг с другом, что страховало Австрию от русского нападения, Россию от австрийского авантюризма, а Германию от окружения, а также вовлекало Англию в дело защиты от русской экспансии в направлении Средиземного моря, — пишет Генри Киссинджер. — В каждой из бисмарковских, иногда довольно противоречивых, коалиций Германия всегда была ближе к каждому отдельно взятому партнеру, чем они по отдельности друг к другу; и потому Бисмарк всегда обладал правом вето в отношении совместных действий, а также возможностью действовать самостоятельно. В течение десятилетия ему удалось заключить пакты с противниками своих союзников, так что он оказался в состоянии ослаблять напряженность со всех сторон».

Далеко и не нужно

Активно занимаясь европейской политикой, канцлер прохладно относился к идее немецкой колониальной экспансии. Он считал колонии бесполезными и даже вредными для безопасности самой Германии.

Прежде всего канцлер попросту не хотел распылять силы и отвлекаться от европейских дел. «Ваша карта Африки хороша, но моя карта Африки — Европа. Здесь расположена Россия, а здесь расположена Франция, мы же находимся в середине — такова моя карта Африки», — говорил он. Кроме того, он не хотел раньше времени ссориться с самой мощной колониальной державой — Британией. В феврале 1883 года канцлер заверял Лондон, что Германия далека «от всяких колониальных домогательств, и особенно от всякого вмешательства в существующие британские интересы». Бисмарк считал, что новые земли за океаном создадут лишние конфликты не только между Германией и Англией, но и между другими колониальными державами, а также приведут к неизбежному повышению налогов. «Если бы Германская империя завела себе колонии, то уподобилась бы польской шляхте, у которой есть соболья шуба, но нет ночной рубашки», — иронизировал канцлер.

Однако торгово-экономические круги Германии с ним не соглашались, а националистическо-патриотические круги страны утверждали, что великая держава просто по определению обязана иметь колонии. В итоге канцлеру пришлось модифицировать свою позицию: продолжая отказываться от государственной политики захвата территорий, он фактически переложил колонизацию на частных лиц. «Я против колоний. Я имею в виду ту систему, по которой большинство колоний создавалось в прошлом столетии, которую можно было бы теперь назвать французской системой; я против колоний, создание которых начинается с приобретения куска земли в качестве основания, за которым следует привлечение переселенцев, назначение чиновников и создание гарнизонов, — говорил Бисмарк. — Мое намерение, получившее одобрение кайзера, заключается в том, чтобы передать ответственность за организацию и материальное развитие колоний нашим занимающимся судоходством и торговлей поданным, их предприимчивости. Мы намерены идти вперед не столько путем присоединения заморских провинций к германскому государству, сколько путем предоставления им охранных грамот по образу английских “королевских патентов”, одновременно сохраняя за лицами, заинтересованными в колониях, управление и право пользоваться европейской юрисдикцией для европейцев и оказывать им защиту, которую могут осуществлять расположенные там гарнизоны».

Первым колониальным приобретением Германии стала небольшая область в Южной Африке, выкупленная бременским торговцем Адольфом Людерицем у местных вождей за 1070 английских фунтов и 260 винтовок. Купец, совершивший сделку по своей инициативе, официально попросил у Бисмарка включить эти земли в Германский рейх. «Я буду терпеть всякие неприятности от англичан и жителей Капа, пока не будет сообщено официально, что я и мое африканское владение поставлено под защиту Германской империи», — пояснил он. И канцлер ответил согласием: в 1884 году из этих земель была организована Германская Юго-Западная Африка (нынешняя Намибия). Великобритания не пошла на конфликт с Германией из-за этого куска земли и признала всю территорию Южной Африки к западу от 20-го меридиана сферой немецкого влияния.

Следующим объектом германской экспансии стал Западный берег Африки. «Чтобы предоставить подданным империи на Западном берегу Африки возможность дальнейшего развития и гарантию против вытеснений из завоеванных в отдельных областях позиций возможным территориальным захватом с чужой стороны, Его Императорское Величество принял решение непосредственно именем империи взять на себя защиту немцев и их торговых сношений на некоторых береговых участках», — говорится в инструкции Бисмарка генеральному консулу Германии Густаву Нахтигалю. Нахтигаль обозначил суверенитет Германии над Того и Камеруном, где германские компании взяли под протекторат племена эве и дуала.

Канцлер Отто фон Бисмарк был противником колониальной экспансии Германии. «Если бы Германская империя завела себе колонии, то уподобилась бы польской шляхте, у которой есть соболья шуба, но нет ночной рубашки», — иронизировал Бисмарк

Фото: ИТАР-ТАСС

Кроме того, братья Клеменс и Густав Денхардт получили под контроль область Виту на Восточном побережье Африки (ныне часть Кении) — в мае 1885 года территория стала германским протекторатом. Наконец, немецкие колониалисты проникли на территорию Восточной Гвинеи и взяли под контроль ряд мелких островов в акватории Тихого океана. Воспользовавшись поражением Испании в американо-испанской войне, Германия в 1889 году вынудила Мадрид продать Каролинские и Марианские острова.

Таким образом, умеренная и осторожная колониальная политика Бисмарка не создала Германии особых проблем. Более того, Германия за счет колоний даже смогла прирастить свои территории в Европе — 1 июля 1890 года Берлин подписал с Лондоном договор, согласно которому немцы отказалась от претензий на Уганду и Занзибар в обмен на получение острова Гельголанд (место, где была написана национальная «Песнь немцев»). Однако к тому времени Бисмарк с поста канцлера был смещен.

Гордость подавила прагматизм

Инициатором отставки «железного канцлера» стал новый император Вильгельм II. Отношения между ним и Бисмарком не заладились с самого прихода Вильгельма II к власти в 1888 году — молодому кайзеру не нравилась «провинциальная» и «мелочная» политика канцлера в Европе, он считал, что германская внешняя политика должна быть более глобальной и решительной. В итоге в начале 1890 года Бисмарк подал в отставку, а канцлер, назначая его преемниками послушных себе людей, получил возможность полностью контролировать внешнюю политику рейха. И эта политика привела к катастрофе и проигрышу в мировой войне до ее начала.

Одним неправильным шагом кайзер фактически разрушил два столпа политики Бисмарка: изоляцию Франции и рабочие отношения с Россией. Отказавшись продлить «договор о перестраховке», Берлин, как пишет Киссинджер, фактически «выдернул, возможно, самую крепкую нить из ткани бисмарковской системы взаимно переплетающихся союзов». В итоге Россия пошла на сближение с Францией, и уже в 1891 году было заключено соглашение о сотрудничестве и консультациях между странами в случае, если бы одна из них оказалась жертвой нападения третьей стороны. В 1899 году соглашение переросло в полноценный военный союз, который лег в основу всей российской внешней политики. Не желая подрывать основы этого союза (и вместе с тем желание Франции и дальше кредитовать российскую экономику), Николай II очень осторожно подходил к дальнейшему сотрудничеству с немцами. Так, в 1904 году Германия пыталась заключить соглашение с Россией, согласно которому «в случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами». Поначалу российские власти благосклонно отнеслись к этому проекту, однако затем посчитали нужным перед подписанием показать его французам. «Его Величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них… Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он по отношению к галлам — из-за займов — слишком бесхребетен», — писал кайзер Вильгельм II канцлеру Бернгарду фон Бюлову.

Второй ошибкой Вильгельма II стало стимулирование конфликта с Британией. Он сделал все, чтобы доказать англичанам правомерность их страхов, и фактически заставил пойти на соглашения с Россией и Францией.

В Лондоне с нескрываемым опасением следили за тем, как мощная Германская империя лишает британцев их экономического господства даже в собственных колониях (где действовал режим свободной торговли). Так, в Трансваале с 1871-го по 1889 год оборот немецкой торговли вырос на 300%, английской — на 125%; в Канаде немцы выиграли 300%, англичане потеряли 11%, в Австралии немцы увеличили торговлю на 400%, а британцы сократили на 20%. В целом же по миру за тот же период общий объем немецкой торговли увеличился на 1400%, в то время как английской — лишь на 25%. Еще больше англичан беспокоили наполеоновские планы кайзера относительно строительства немецкого флота. Ответственным за этот проект стал статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц. При нем в 1898 году рейхстаг утвердил программу строительства 19 новых линкоров, 8 броненосцев береговой обороны, 12 тяжелых и легких крейсеров. В 1900 году план был увеличен почти вдвое.

При этом в отличие от осторожного Бисмарка его преемники делали, казалось, все возможное, чтобы британское общество верило в реальность немецкой угрозы. «Прошли те времена, когда немец уступал одному из своих соседей землю, другому — море, а себе оставлял небо, где господствует чистейшая теория. Мы никого не хотим отодвигать в тень, но требуем и себе место под солнцем», — говорил канцлер фон Бюлов. Не отличался дипломатичностью и сам кайзер. «Если германский орел залетел куда-нибудь и вонзил свои острые когти в землю, — говорил он в 1898 году, — то эта страна должна принадлежать Германии и навсегда останется германской».

Восточные сказки

Одним из последних гвоздей в гроб германо-российских и германо-английских отношений стала политика Вильгельма II в отношении Турции. Кайзер хотел в лице Османской империи приобрести влиятельного и перспективного союзника, однако приобрел лишь большие проблемы.

Сам Бисмарк пренебрежительно относился к перспективам Германии в турецких делах. «Восточный вопрос не стоит костей одного померанского мушкетера», — говорил он. Однако кайзер с такой точкой зрения не соглашался — он считал, что с географической точки зрения Турция представляла интерес для Германии. Она контролировала Босфор и Дарданеллы, а также часть коммуникаций в Средиземном море. Кроме того, в случае войны она могла отвлечь часть российских войск — крайне заманчивая перспектива для Берлина, учитывая необходимость для Германии вести войну на два фронта и план Шлиффена, предполагавший разгром Франции до окончания российской мобилизации. Наконец, в далекой перспективе Турция была плацдармом для проникновения немецких войск и капиталов к Суэцу, на Ближний Восток и в Индию. Именно поэтому Вильгельм II придавал Османской империи большое значение — возможно, даже слишком большое. «Или германское знамя скоро будет развеваться над крепостью Босфора, или меня ожидает судьба ссыльного на острове Святой Елены», — говорил он руководителю германской военной миссии в Турции генералу Лиману фон Сандерсу. Подобный поворот во внешней политике Германии окончательно поставил крест на ее отношениях с Россией.

Германия проникала в Турцию через капиталы и через армию. Немецкие фирмы активно инвестировали в турецкую экономику. Если в 1881 году доля Германии в общем долге Турции европейским странам равнялась 4,5%, то в 1989 году она уже достигла 12,1%, а в 1912-м — 20% (второе место после Франции, доля которой составляла 57%). Для Турции же, погрязшей в экономическом кризисе и раздираемой сепаратистскими движениями, Германия была примером развития и успешности. Свою роль сыграл и тот факт, что Берлин, в отличие от Парижа и Лондона, не декларировал намерение расчленить Османскую империю — немцы всегда выступали за ее целостность. Победа в 1908 году младотурок, казалось, перечеркнула все усилия кайзера в Турции — новые власти откровенно ориентировались на Англию. Они назначили британских чиновников на ряд ответственных экономических должностей в стране (в частности, инспекторами таможен), передали Лондону ряд концессий, а также заказы на строительство новых кораблей для флота и новых портов в Персидском заливе. Однако в Берлине видели, что реальными хозяевами страны являются другие немецкие воспитанники — офицеры. «Революция совершена не “молодыми турками” из Парижа и Лондона, а одной армией и почти исключительно обученными в Германии так называемыми немецкими офицерами. Они грамотны и мыслят по-немецки. Чисто военная революция», — говорил кайзер. Через какое-то время и англичане осознали реальное состояние дел, после чего охладели к младотуркам.

Ключевым немецким проектом в Турции была постройка Багдадской железной дороги. Мало того что проект был очень выгоден для Германии в экономическом плане (турки платили 15,5 тыс. франков за километр — рекордно высокую цену за строительство железной дороги в ее истории, — и кроме того, немецкие компании получали право на разработку недр в зоне 20 км в обе стороны от железной дороги, а также на организацию поселений вдоль нее), так он еще имел и стратегическое значение. Полотно должно было идти до Басры, что давало немецкому капиталу возможность проникнуть в Месопотамию. И этот проект окончательно поставил крест на отношениях Германии и Британии. Для Лондона он был неприемлем — англичане запретили котировки акций Багдадской железной дороги на Лондонской бирже, пытаясь лишить немцев капиталов для строительства. В итоге к началу войны она так и не была достроена, в результате чего ценность Турции как союзника сильно снизилась. Не случайно Германия подписала союзническое соглашение со Стамбулом лишь 2 августа 1914 года — на следующий день после начала Первой мировой войны. И учитывая, что еще до войны под влиянием германской агрессивности Россия, Франция и Англия урегулировали все свои противоречия, предприимчивые французские дипломаты оторвали от Германии Италию и план Шлиффена оказался выхолощен, война для кайзера была проиграна до ее начала.