Ополченцы на Луганщине воюют за восстановление СССР

Ополченцы на Луганщине воюют за восстановление СССР

Помимо официальных гуманитарных конвоев, которые отправляются из Москвы в Донецк и Луганск, небольшими «ручейками» стекается в Новороссию гуманитарная помощь со всей России. Писатель Захар Прилепин в очередной раз отвез в Луганск груз медикаментов, обуви, одежды, предметов первой необходимости на сумму 3, компанию ему составили музыкант Александр Ф. Скляр и тележурналист Константин Семин. О том, как Луганск встречает холода, о структуре власти, выборах, националистах и идеологической основе Новороссии политический обозреватель телеканала «Россия 1», автор «Биохимии предательства» Константин Семин рассказал в интервью Накануне. RU.

Расскажите о своих впечатлениях от поездки в ЛНР, как вы там оказались, какова была цель?

— Я увидел у Прилепина в Фэйсбуке сообщение о том, что он собирает деньги и повезет помощь своим знакомым друзьям — лимоновцам. Поскольку у меня в этой среде тоже есть несколько знакомых (хотя сам я никак не отношусь к этой организации), я решил, что могу предложить свою помощь. Я позвонил Прилепину, он сказал: давай, присоединяйся. И я присоединился к гуманитарному «конвою», который он организовал. Помог тем, что забрал партию собранных в Москве ботинок, Захар ехал на своей машине, была еще большая «ГАЗель». Судя по его сообщениям в Фейсбуке, всего он собрал около 3.

Сколько времени вы там провели, где удалось побывать?

— Я был там около недели, преимущественно в окрестностях Луганска. Больше всего я ездил между Луганском и Краснодоном, посещал блокпосты, все, что вокруг, я посмотрел.

Удалось пообщаться с людьми? Какой у них настрой, какая обстановка там сейчас?

— Я ради этого и ехал. У меня не было желания увидеть войну, прыгать по баррикадам или окопам. Я больше хотел послушать рассказы простых людей, и эту задачу я выполнил. Настроения у людей смешанные. С одной стороны, это и приподнятое настроение, в то же время, к этому примешано чувство тревоги — что будет дальше с народной республикой, как дальше будут развиваться события. Там очень много проблем, начиная от постоянно висящей над городом угрозы внешнего вторжения, наступления украинских войск и заканчивая коммунальными сложностями, которые пока преодолеть не удается, и не ясно, удастся ли.

То время, которое длится условное перемирие, удалось ли местным руководителям использовать для наведения какого-то порядка в социальной сфере, решить проблемы с электричеством, водой, теплом?

— Там очень далеко еще до наведения порядка, очень много факторов этому препятствуют. По большому счету, после отделения Луганской, Донецкой областей — за Донецкую область не поручусь, но на луганском примере это видно — после фактического отделения от остальной Украины возникла необходимость перенастройки, а где-то и создания заново институтов управления на любом уровне — и на областном и на муниципальном. Пока это все очень здорово напоминает 1917 год. Там очень много несогласованности. Безусловно, предпринимают много усилий, чтобы все это упорядочить, но сделать это очень трудно, поскольку есть много полевых командиров, у всех у них свои интересы. Интересы к общему знаменателю привести тяжело, примешивается к этому и вопрос, связанный с собственностью, с распределением гуманитарной помощи. Кому-то достались какие-то объекты, которые ополчение контролирует и рассчитывает из этого в дальнейшем извлекать определенную выгоду, кому-то не достались. Неизбежно здесь возникают конфликты, выяснения отношений, и хотелось бы, чтобы этого удалось избежать, и луганская государственность обрела более стройные очертания.

На выходных в ДНР и ЛНР прошли выборы, а можете ли сказать, у кого больше власти и влияния сейчас — у руководителей республики или же у тех самых полевых командиров?

— Это зависит от того, о каком городе или поселке идет речь. В Луганске власть остается властью. В каких-то соседних городах, в Алчевске и других, там по-иному устроено, там больше власть у полевых командиров, но мне показалось, что у всех есть понимание того, что в одиночку в режиме этакой киевской феодальной раздробленности можно дождаться только Орды и крушения всей этой идеи. Поэтому, я думаю, что объединительная логика рано или поздно возобладает. Кроме того, там есть серьезные коммунальные проблемы, которые решать необходимо. Они стоят, может быть, острее всех остальных, даже вопроса отражения возможной агрессии. Скоро будет холодно, уже холодно, а вопрос с отоплением пока не решен, и он не может быть решен быстро по техническим причинам. Даже если бы Россия оказала довольно широкую техническую помощь (а определенную помощь Россия действительно оказывает), там в силу ряда узкоспециальных причин невозможно быстро решить вопрос с энергоснабжением Луганской области.

А успели ли пообщаться с кем-то из руководителей ЛНР, с полевыми командирами?

— Нет, и такой задачи не ставилось. Мне хотелось пообщаться с людьми, что называется, «на земле». Хотя, там все еще все достаточно просто, кабинеты не «обросли» секретаршами, и, даже заходя в кабинет руководителя Луганскэнерго, ты вдруг с удивлением обнаруживаешь, что это парень, который еще вчера работал системным администратором, а сегодня он сидит в бронежилете и решает, кому что подключать, у кого что отключать. Ополченец, который ездит с тобой по блокпостам, может внезапно оказаться депутатом Луганского народного совета, полномочий у которого в каких-то вопросах не меньше, чем у Плотницкого, а может и больше. Кто тут власть, зачастую, определить не очень легко. Но формально, конечно, процессом руководит Плотницкий, по местному телевидению выступает, просто это не было моим основным интересом.

Какие у людей ожидания от выборного процесса, что он даст?

— Надежд на радикальное изменение обстановки в связи с выборами я не заметил. Все воспринимают их как закономерное завершение процесса, начатого еще летом. Воодушевления, подобного тому, что мы видели на референдуме о независимости весной, нет, но ясно, что легитимизация этой новой государственности обязательно подразумевает какие-то выборы. Эти выборы воспринимаются именно так — дело даже не в личности кандидатов, за которых предстоит голосовать, а в самом факте проведения выборов, независимых от киевской власти. Другое дело, что люди подспудно пытаются до каждого, приезжающего из Москвы, донести мысль, что им очень-очень хотелось бы побыстрее в Россию, чтобы Россия еще четче обозначила, насколько ей не все равно.

А насколько сейчас Россия это показывает, заметно ли, что у Москвы есть какая-то стратегия в отношении республик Новороссии, на официальном уровне?

— Мне кажется, что на сегодняшний день самый важный уровень — это военный. И, насколько я могу судить, в этом отношении ополченцы со стороны России получают все, что необходимо, разумеется, не от официальной России, а России как общества. Главный вывод, который я сделал из поездки — никто ничего не «слил» и так просто никто ни от чего не откажется. Я надеюсь, что предательство, обратный ход, отмена всего того, что произошло, уже невозможны. По крайней мере, никаких предательских настроений я не заметил, а увидел, как раз, противоположное.

Насколько сильно различается ситуация в ЛНР и ДНР в основных сферах — военных, социальных, гуманитарных вопросах?

— Я думаю, сильно отличается по той причине, что там города разного масштаба, разная промышленная инфраструктура. Донецк — это миллионник, Луганск — значительно меньше, а если посчитать всех тех, кто уехал, то совсем пропорция получается очевидная. Это накладывает свой отпечаток. В Донецкой области по-прежнему есть серьезные олигархические интересы, в частности, Ахметова, которые, по-видимому, не имеют прямых аналогий с ситуацией в Луганске, потому что тамошние олигархи, как я понял, растворились в воздухе, либо выжидают, чем все закончится. У них нет таких лакомых кусков собственности, как в Донецкой области, которые заставляли бы их очень сильно переживать и беспокоиться. Там нет предприятий типа «Азовстали», других крупных заводов. Кроме того, уж не знаю, по какой причине, но за 23 года украинской государственности Луганская область пострадала гораздо больше, как я могу судить. В Луганской области происходила гораздо более живодерская деиндустриализация, и эти руины, остатки предприятий, уничтоженных за время правления незалежных украинских властей, они настраивают людей на совершенно другие мысли. Думаю, что отчасти этим и объясняется такой легкий, а может и не очень легкий, левый дрейф Луганской народной республики. Они недавно приняли герб, очень сильно напоминающий советский. Поскольку в Донецкой области все выглядит иначе, там есть предприятия, которые работают, где люди получают от Ахметова зарплату, а в Луганске и безработица другая и деиндустриализация другие масштабы имела, в ЛНР и среди депутатов народного совета и простых ополченцев, среди людей, с которыми я разговаривал, везде левые взгляды, ностальгия по советскому проекту гораздо более явственно ощущаются. Опять же, не знаю, как она ощущается в Донецкой области, потому что в этот раз я там не был.

А есть ли, на ваш взгляд, какая-то основа, возможность для формирования единой идеологической основы Новороссии?

— У меня есть версия, что сейчас на этих двух площадках — в Донецке и Луганске, запущены два конкурирующих проекта. В Луганске он более левый, в Донецке — более белогвардейский, хотя и это большое упрощение. И, вроде бы, стоит определиться, какой из этих проектов простым людям более близок. На мой взгляд, на основе того, что я увидел и услышал, Новороссия — это идея, безусловно, советская, это идея красная, идея справедливости, изъятия собственности у олигархов. Самый главный вопрос сейчас там, краеугольный камень — вопрос о собственности, о том, кто будет контролировать предприятия, как эти предприятия будут взаимодействовать, как будет налажен производственный процесс, куда будет сбываться продукция и т. д. Олигархов это очень беспокоит, потому что если вдруг удастся сохранить контроль над своими завоеваниями, то для них любая идея независимости смерти подобна, потому что даже продавать продукцию «Азовстали» за границу, как это делал Ахметов, с таким неопределенным, непризнанным статусом, будет невозможно. Это значит, что если Донбасс и Луганщина объявляют о своем суверенитете, то России, как стороне, выступающей в качестве защитницы людей в этих регионах, придется прорабатывать промышленную, производственную, экономическую политику для того, чтобы эти регионы поддержать. Речь идет не о том, чтобы повесить их себе на шею и дотировать, а — именно о выстраивании новой производственной цепочки. Ополченцы из батальона «Заря» зачастую прямо говорят, что приехали «восстанавливать Советский Союз», о том же мне говорили девять из десяти людей. Поэтому, идея, безусловно, красная, никакая не монархическая, никакая ни белая. На 100 % — белогвардейские идеи этим людям не близки, но они близки некоторым полевым командирам. Они близки некоторым из тех, кто хотел бы посадить своих сторонников на освободившиеся директорские места крупных предприятий и выстроить новую «правильную» православную русскую олигархию. Я думаю, что народ ни в Донецке, ни в Луганске такой вариант развития событий не поддержит.

За то время, что вы были там, были ли свидетелем нарушений режима перемирия?

— За то время, что я там находился, обстрелов не было. Однако, даже простой визит в Луганскую областную клиническую больницу показал, что последних погибших и раненых в больницу привезли 16 октября. Как мы понимаем, перемирие длится гораздо дольше, а боевые действия продолжаются, пусть они и не всегда видны, не всегда заметны (Меморандум от отводе тяжелого вооружения от линии фронта был подписан 19 сентября, само Минское соглашение датируется 5 сентября, — прим. Накануне. RU). Может быть так, что обстрел идет с одной стороны города, а на другой стороне — не знают об этом… Постоянно работают диверсионные группы с обеих сторон, обмениваются снайперскими уколами, идет пропагандистская война на улицах — в Луганске все стены изрисованы лозунгами в поддержку ЛНР, но периодически находятся граждане, которые их зарисовывают, пытаются писать что-то про Бандеру или про предательство матери-Украины. Это тоже происходит.

4 ноября в России во многих городах прошли «Русские марши», выходили и под украинскими флагами и с пробандеровскими, национал-социалистическими лозунгами. Как к этому относитесь после всего, что увидели в ЛНР?

— Я плохо отношусь к идее «Русских маршей», но хорошо отношусь к Минину и Пожарскому. Мы прекрасно помним, что сам этот день — 4 ноября, был сконструирован с целью вытеснить из народной памяти 7 ноября — день Великой Октябрьской социалистической революции. То, что сейчас происходит на Луганщине, многими участниками этого процесса, многими ополченцами воспринимается именно как революция, именно как восстановление попранной справедливости, и я думаю, что, по крайней мере, в ЛНР «русские марши» проходить будут вряд ли — там есть чем заняться помимо этих вещей.

Что касается России, то фактор крайнего национализма, безусловно, будет использоваться для подрыва нашей все еще не очень устойчивой государственности. Понятно, что межнациональные отношения — самый простой способ перевернуть государственную лодку. Будет делаться все, и уже сейчас украинская и американская пропаганда, сайты, которые у нас не очень видно, но они существуют, распространяют идеи среди нашей националистически настроенной публики. Уже сейчас они говорят, что русский украинцу не враг, а русский и украинцы как «белые», «арийцы» должны вместе воевать против «черных», кавказцев, против азиатов — «нам славянам делить нечего». Я был в палате, где лежит раненый боец нацгвардии, из батальона «Айдар». Из разговора с ним я понял, что он никаких убеждений своих не сменил, что он по-прежнему считает, что правильно сделал, что пошел в этот батальон. За ним очень хорошо ухаживают в госпитале, никто его не «прессует», руки не выкручивают, наоборот — спасли ему жизнь. Его объяснение, почему он пошел на эту войну, звучит так: «Я услышал, что на Украину пришли «черные», кавказцы, и должен Украину защитить, а славянам делить нечего». Вот такие мысли будут вбрасываться нам. Это абсолютная ерунда, потому что понятно, что там идет не война между славянами, между нами и украинцами, а идет война между Россией и Америкой, по большому счету. И все эти «Айдары» — простое пушечное мясо. Таким же пушечным мясом многим хотелось бы увидеть и наших «домашних» националистов. Поэтому, я уверен, что День народного единства имеет право на жизнь, но проводить в этот день «русские марши», да еще под антигосударственными лозунгами — это гражданское преступление.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.