Глава 4. Внутри головного мозга

Глава 4. Внутри головного мозга

В покрытом мхом парке в центре делового района Киото, на фоне еще не распустившейся сакуры человек в черном костюме потягивал чай и сочинял хайку. Создавалось ощущение, что будний день растворился в спокойной безмятежности.

Через улицу на низких диванах сидели мужчины, перед которыми стояли большие бутылки пива и изящные чашки, наполненные теплым саке. Бурный день опадал, словно старый кокон, мужчины ощущали себя посвежевшими, как и поэт в парке, бравшийся в тот момент за перо. Линия черных, как сажа, чернил появилась на лежащем перед ним листе бумаги.

Наступила ночь, и явился электрический день, с мигающими, словно в Лас-Вегасе, огнями салонов патико, электрическими уличными лампами, прожекторами на рекламных щитах и неоновыми вывесками с логотипами Coca-Cola и Sony. Поэт уже исчез; многие бизнесмены нырнули в караоке-бары, где красивые молоденькие хостес, хихикая и поддерживая светские беседы, наливали напиток за напитком. Мужчины — днем строгие и неприступные, — смеясь, взбирались на сцену, где хватали микрофон и пели песни о любви под заранее записанное музыкальное сопровождение.

Караоке стало любимым времяпрепровождением после работы для многих бизнесменов: своеобразное еженощное религиозное таинство. Появлялся важный менеджер высокотехнологичной компании и присоединялся к группе мужчин не согласно своему статусу, а в соответствии со своими певческими навыками.

На другом берегу реки, разделявшей Киото, было тише. Из ряда окон, где располагались офисы Nintendo, лился свет. Внутри никто не пел. Хироси Ямаути терпеть не мог караоке.

При входе в главное здание был большой зал ожидания, напоминавший зал ожидания в аэропорту. Здесь стояли ряды неудобных пластиковых стульев, журнальных столиков и диванчиков. За стойкой администратора стояли женщины в голубых юбках и блузках, некоторые в крошечных шляпках. Стены были лишены какой-либо отделки. За пределы этого зала вел лабиринт из коридоров с начищенными до блеска полами. За одной из непримечательных дверей скрывался кабинет Хироси Ямаути, прозванный одним из служащих компании «чертогом Головного Мозга». В игре Metroid Головной Мозг представлял собой пульсирующее, стреляющее лазерами существо, швырявшееся электричеством и питавшееся энергией Вселенной.

Внутри «чертога Головного Мозга» стоял массивный деревянный стол, к которому был приставлен небольшой журнальный столик с креслами по обе стороны. На полу лежал серый с ярко-бежевыми пятнами ковер. В шкафу стоял небольшой телевизор.

Чуть позже девяти вечера Ямаути завершил свою последнюю в этот день встречу. Выйдя из конференц-зала, он переобулся в резиновые сандалии, ослабил узел галстука и вернулся к уединению в своем кабинете.

Служащие выходили друг за другом — мужчины и женщины, одетые в корпоративного цвета Nintendo (синие, словно больничные) блузки или пиджаки либо в белые рубашки и темного цвета костюмы. Они шли к своим машинам, к поездам либо попросту вниз по дороге к находящимся неподалеку жилым кварталам компании.

Гумпей Ёкои и Хироси Иманиси были на совещании. Несколько людей из команды Сигэру Миямото в углу большой комнаты под параллельными рядами люминесцентных ламп играли в тестовую версию новой игры, пытаясь отыскать раздражающий баг, обнаруженный незадолго до этого. (Баг — это ошибка программы, вызывающая сбои.) Из небольшого закутка в другом конце офисного пространства слезливый голос японской поп-певицы что-то отчаянно пел о мужчине, который бросил ее.

В коридоре, ведущем к «Головному Мозгу», не было слышно никаких звуков или голосов. В самом кабинете к Ямаути присоединился еще один человек. Поприветствовав друг друга, они сели на диванчики на противоположных концах низкого стола. Прежде чем закончить свой рабочий день, секретарь Ямаути Рейко Вакимото принесла серебряный поднос, на котором стояла бутылка превосходного шотландского скотча, два тяжелых хрустальных стакана и небольшое ведерко со льдом. Прежде чем, уважительно откланявшись, уйти, она разлила напиток по стаканам.

Волосы Ямаути поредели, но он по-прежнему зачесывал их назад. Седина стала более заметной. Когда Ямаути говорил, он любил потирать деревянные подлокотники своего кресла. Он сидел, выставив вперед голову и говорил сквозь зубы, строго держа подбородок.

«Ваш ход», — произнес он.

Ямаути всегда носил темные костюмы с синими или лиловыми галстуками и желтоватого оттенка очки, которые придавали его лицу характерную бледность. Сняв свой пиджак и ботинки, сидя в слишком большом кресле, он производил впечатление хрупкого человека. Он отклонил голову назад и прищурил глаза.

Оба мужчины держали в руках напиток; компаньон Ямаути, слегка вращая стакан, заставлял кубики льда в своем стакане позвякивать. Они уставились на квадратную доску, лежащую перед ними. Доска, сделанная из светлого дерева, была испещрена сетью тонких темных линий, девятнадцать по вертикали и девятнадцать по горизонтали. 361 пересечение на доске представляло собой мир. Гладкие белые «камни» (сделанные из раковин моллюсков) и черные (из сланца) были с умом расположены на доске. Они представляли собой две стороны в конфликте, каждая из которых пыталась взять под контроль происходящее на игровой доске — вселенной.

Игру, в которую они играли, го, иногда называют японским аналогом шахмат, хотя в действительности она является полной им противоположностью. В шахматах нужно обезоружить все силы противника и настигнуть короля. Го же скорее про выстраивание и баланс: нужно балансировать между агрессией и осторожностью, экспансией и сдержанностью, дружелюбием и разногласиями. Правила здесь проще, чем в шахматах, хотя сама игра гораздо сложнее. Давид Веймер, профессор Рочестерского университета, преподающий го, говорит, что западные игры вроде шахмат действуют по «модели конфликтов Клаузевица: наступай на столицу и уничтожь все на своем пути». В то время как в го «ты должен быть терпелив: последствия первых ходов могут проявить себя гораздо позже».

Го — сложная игра для освоения; чтобы отточить навыки, потребуется целая жизнь. Новичок игры в го обычно получает ранг 10 кю. С его прогрессом растет и его уровень кю, в конечном счете добираясь до первого кю. Это сопровождается первым даном, который в карате или дзюдо равен черному поясу. Игрок начинает подниматься по шкале данов: второй, третий, четвертый дан и так далее вплоть до десятого дана. У Хироси Ямаути был шестой дан, черный пояс шестой степени. Оппонентом Ямаути был один из лицензиатов Nintendo — его компания разрабатывала и продавала игры, одобренные Nintendo. Позиция лицензиатов была шаткой, Nintendo выдавала не так много лицензий, нужно было играть по правилам, установленным Ямаути.

Поэтому оппонент Ямаути чувствовал, что было бы разумно узнать максимально возможную информацию о главе Nintendo. Проницательный человек мог очень многое сказать о своем оппоненте по его игре в го. «Игра Ямаути ясна и очевидна. Он ничего не скрывает, — подмечал оппонент. — Он силен, когда того требует обстановка, но может пойти на компромисс. Он не осторожничает, будучи в сильной позиции. Он использует слабости. Он просчитывает надолго вперед и никогда не теряет самообладания».

Когда Ямаути решил позволить сторонним компаниям делать игры для Famicom, он запустил программу лицензирования. Для того чтобы получить лицензию Nintendo, компания должна была согласиться на беспрецедентные ограничения. Компании, которых «пригласили» стать лицензиатами, были потрясены условиями соглашения, но позиция Nintendo была непоколебимой. Никого и не принуждали получать патент, заметил Ямаути, и, несмотря на жалобы, компании согласились с этими условиями, потому что миллионы клиентов требовали игр. Объема рынка Famicom было достаточно, чтобы утихомирить жалобы, и многие компании принялись сколачивать на этом рынке свои состояния. Nintendo, конечно же, зарабатывала больше всех.

Первыми двумя компаниями, получившими лицензии, стали Namco, господствовавшая на рынке игр для игровых автоматов, и Hudson, создававшая программы для компьютеров. Hudson выпустила игру под названием Roadrunner. До этого момента максимальный тираж игры, созданной Hudson, достигал 10 000 экземпляров. Roadrunner продался тиражом один миллион экземпляров, и благодаря этой игре в 1984 году Hudson вчетверо увеличила ежегодную прибыль. Namco продала полтора миллиона экземпляров своей игры Xevious. Новое здание компании Namco назвали Xevious, потому что игра окупила его строительство.

Другая компания, Taito, основанная в 1950-х в качестве производителя музыкальных автоматов, была крупным производителем автоматов для игры в пинбол и видеоигр. Taito стала заниматься видеоиграми после того, как увидела их потенциал. В игре Space Invaders на черно-белом экране телевизора вниз спускались ряды инопланетян. Игрок, управляя передвижной пушкой, расположенной внизу экрана, должен был залпами расстреливать эти ряды, которые по мере продвижения вниз начинали двигаться все быстрее и быстрее; до тех пор, пока либо они не достигали самого низа, либо же их противник — игрок — не истреблял их полностью.

В то время как большинство компаний продавали свои игровые автоматы дистрибьюторам или лицензиатам, Taito владела в Японии более 100 000 игровых автоматов; это означало, что вся прибыль от Space Invaders идет напрямую Taito. С таким доходом Taito могла позволить себе диверсификацию бизнеса: глава компании заключил нужное соглашение с Хироси Ямаути. Taito и другие лицензиаты (Konami, Capcom, Bandai, Namco и Hudson) получили право производить свои собственные картриджи для Famicom; право, которое остальные разработчики и компании не получат еще несколько лет. За это они с каждого проданного картриджа платили крупные авторские отчисления Nintendo (около 20%).

Konami, располагавшаяся в Кобэ, довольно успешно занималась продажей компьютерных и карманных игр (пластиковых устройств размером с «Уокман», в которых обычно была запрограммирована всего одна игра) и созданием игр для игровых автоматов, однако прибыль компании выросла чрезвычайно лишь после получения лицензии от Nintendo. Через пять лет доход компании с 10 миллионов долларов в 1987 году вырос до 300 миллионов долларов в 1991 году. В частности, между 1989 и 1991 годами произошло увеличение прибыли на 2500%.

После того как все шесть лицензиатов начали продавать свои игры, Хироси Ямаути понял, что он не утратил полный контроль над качеством картриджей (на рынке уже появилось несколько неисправных игр), но и недополучает потенциальную прибыль, поскольку позволил компаниям производить свои собственные игры. Он решил утвердить Nintendo как единственного производителя игр для Famicom. Лицензиаты будут их разрабатывать и размещать заказы на изготовление картриджей в Nintendo. Минимальный тираж одной игры составлял 10 000 картриджей. Условия были очень простыми: Nintendo требовала наличные авансом.

По новому контракту Nintendo получала по 2000 иен за картридж лицензиата, что было примерно в два раза дороже производства самого картриджа. Неважно, какой тираж заказывала такая компания — 10 000 или 500 000 картриджей, — Nintendo получала прибыль в любом случае, даже если игра не продавалась вовсе.

Лицензиаты могли осторожничать и размещать небольшие заказы по 10 000 картриджей, но такие заказы были не менее рискованны, чем крупные. Компаниям были нужны хиты. Если компания осторожно делала небольшой заказ и понимала, что у нее на руках настоящий бестселлер, то Nintendo не торопилась с изготовлением следующей партии. К тому времени, пока новый тираж добрался бы до магазинов, игра могла перестать быть популярной. Компании, особенно небольшие, не обладавшие большими ресурсами, должны были рисковать на крупных заказах большими объемами финансов, если они хотели заработать денег на потенциальных хитах. Они брали на себя весь риск, в то время как Nintendo получала нескромную прибыль практически без дополнительных инвестиций. (Nintendo действовала через субподрядчиков, размещая заказы своих лицензиатов у сторонних производителей.)

Обычная игра продавалась тиражом 300 000 экземпляров, хотя многие игры продавались тиражами в три-четыре раза выше. При самом плохом раскладе Nintendo собирала порядка 2,2 миллиона долларов. С игры, продавшейся миллионным тиражом, Nintendo получала свыше 7 миллионов долларов. Это были легкие деньги, надежные; по мере роста количества лицензионных соглашений росли и прибыли Nintendo. В 1985 году у компании было семнадцать лицензиатов. Год спустя их уже было тридцать. К 1988 году таковых уже насчитывалось пятьдесят.

Сидя напротив Хироси Ямаути и уставившись на гладкие камни на доске го, Хэнк Роджерс широко улыбнулся. Он нашел брешь в обороне Ямаути и поставил свой камень в атакующую позицию.

Выражение лица Ямаути оставалось бесстрастным. Он на мгновение поднял глаза на Роджерса, представителя молодого поколения, столь непохожего на него самого. У Роджерса была козлиная бородка, черные волосы длиннее среднего с пробором посередине, спадающие на лоб. Над карими глазами нависли клинообразной формы брови.

Оба мужчины отхлебнули из своих стаканов виски и принялись изучать доску. У Роджерса, как у игрока на три дана ниже, была тройная фора. В начале игры он мог поставить три камня, равные трем свободным движениям. Это означало, что Ямаути мог выиграть, только если Роджерс совершит три ошибки.

Только что Роджерс совершил свою третью ошибку. Ямаути видел в своем противнике большую долю безрассудства, потому этот ход его не удивил. Он использовал его ошибку в своих интересах, что и определило исход игры. Роджерса ничто не могло спасти.

Молодой человек пожал плечами. «Хороший ход», — пробормотал он. Он понял, что оказался в патовой ситуации.

***

На протяжении одиннадцати лет Хэнк Роджерс жил со своими родителями в Амстердаме, пока ювелирный бизнес его отца в 1964 году не вернул семью обратно в Нью-Йорк. После того как Хэнк закончил среднюю школу, семья переехала на остров Оаху, где он поступил в Гавайский университет. По утрам, еще до занятий, он занимался серфингом на северных пляжах острова.

Большую часть своего времени Роджерс проводил в университетском кампусе в здании, где располагались компьютеры, играя в игры на терминалах, объединенных мейнфреймом. Игры привели его к программированию. «Для геймера программирование и есть главная игра», — говорил он. После окончания университета он нашел работу в Калифорнии, в одной из компаний — разработчиков компьютерных программ для нужд американской армии. Проработав там одно лето, он уволился: «Я не хотел тратить всю жизнь на поиск более удобных способов убивать людей».

Тем временем семья Роджерса перебралась в Японию, он присоединился к ним в 1976 году. Он жил в Йокогаме, пригороде Токио, и изучал японский язык. У него были нужные связи, благодаря которым он мог бы получить работу в одной из главных японских компьютерных фирм; однако он чувствовал, что для него, как для иностранца, это будет тупик. «Реальность такова, — говорил он, — что если ты не японец, то ты не станешь президентом NEC. Это попросту невозможно».

Он преподавал английский язык, а затем стал работать со своим отцом. Их ювелирный бизнес неуклонно шел в гору. Роджерсы покупали необработанные камни и ограняли их в Бангкоке и Гонконге. Ограненные камни они продавали по всей Азии и в магазине неподалеку от Токио. В семейном бизнесе Хэнк проработал около семи лет. От своего отца, игрока седьмого дана, он и научился играть в го.

К тому моменту персональные компьютеры получили повсеместное распространение. Геймеру больше не нужно было иметь доступ к большим ЭВМ, чтобы играть и создавать игры. Балуясь с компьютером, Роджерс создал электронную версию Dungeons & Dragons — игры, которая пользовалась огромной популярностью в средних школах и студенческих городках по всей Америке. Игра под названием Black Onyx была, по его убеждению, билетом на свободу для него. Он планировал продать ее за целое состояние.

Роджерс показывал эту игру многим японским производителям компьютерных программ, пока не нашел заинтересованного. Они обменялись рукопожатием, он получил устное одобрение от президента компании. Когда же настало время авансового платежа и подписания контракта, оказалось, что Роджерсу хотят заплатить меньше обещанного. В те дни компьютерные игры создавались студентами колледжа или безработными хакерами, которых приводила в восторг сама мысль об издании; обычно они подписывали контракт за чисто символическую сумму. Однако Роджерс наотрез отказался подписывать контракт, даже когда издатель пригрозил ему, что будет всячески препятствовать его попыткам издать игру где-либо еще.

Роджерс решил продавать Black Onyx сам. Он разместил объявления в компьютерных журналах по всей Японии, а свою жену посадил на телефон принимать заказы. За первые три месяца раздалось всего лишь три телефонных звонка.

Проблема, как он потом понял, заключалась в том, что никто в Японии не понимал, что же такое ролевые игры. Dungeons & Dragons в этой стране не пользовалась популярностью. Он понял, что решить проблему можно, «воспитав» японских геймеров.

Он стал ходить по редакциям компьютерных журналов, убеждая редакторов и журналистов написать про его игру. Роджерс устанавливал ее на их компьютеры, и они следили за его манипуляциями через его плечо. После всех приготовлений он предлагал журналистам выбрать себе персонаж и вводил их имя под выбранным героем. Персонажи, объяснял он, были ими самими. Сущность ролевой игры как раз и заключается в том, чтобы принять эту предпосылку. Игрок не наблюдает за персонажем, он и есть персонаж.

Роджерс был самым настоящим энтузиастом, и его энтузиазм был очень заразителен. Он вел редакторов и журналистов в первое подземелье, где показывал им, как исследовать окружающую местность и сражаться. Когда они выигрывали первое сражение, у них повышались опыт и сила, что было достаточно для перехода в следующее подземелье. Уходя, он оставлял редакторов и журналистов в полнейшем восторге. Они продолжали играть в эту игру на протяжении многих недель. Журналы отрецензировали Black Onyx, написав захлебывающиеся от восторга тексты. В 1984 году Роджерс продал 100 000 экземпляров своей игры.

К моменту выпуска продолжения Black Onyx Роджерс уже создал собственную компанию, Bullet-Proof Software (BPS). Чтобы попасть на полки магазинов, Роджерсу приходилось прикладывать немало усилий. Он говорил на японском языке, был уважителен, но оставался гайдзином, иностранцем.

Это был непреодолимый барьер, но он научился использовать его в собственных интересах. Он сталкивался с высокомерием со стороны своих партнеров по бизнесу, но учился использовать их слабости. «Я шел сквозь стену, словно ее и вовсе не существовало», — рассказывал он.

С успехом его второй игры, Fire Crystal, он расширил поле деятельности BPS. Он не мог создавать все игры самостоятельно, поэтому стал искать игры для лицензирования. Японские игровые компании всегда неуютно себя чувствовали на международных торговых шоу, где продавались игры. Роджерс имел связи во всем мире, говорил на нескольких языках и прекрасно находил общий язык как с бизнесменами, с радостью поддерживавшими беседу, так и с молодыми геймерами, понимавшими, что он один из них. Роджерс предпочитал носить красочные гавайские рубашки вместо серых деловых пиджаков; вместо привычных рукопожатий он обнимал человека медвежьей хваткой. Как только он открывал рот, становилось ясно, что ему нравятся игры. Так он получил лицензии со всего мира.

Роджерс хотел выпустить го в виде компьютерной игры. И хотя на тот момент существовало огромное количество шахматных программ, го никак не удавалось перевести в формат компьютерной игры. В шахматах существует ограниченное число хороших ответов на любой ход, в го же такое число выходило астрономическим. Компьютерные версии го попросту разочаровывали умелых игроков. Противники-люди учились на своих ошибках, в то время как компьютеры повторяли свои ошибки вновь и вновь. Искусственный интеллект мог бы дать компьютерам способность к анализу игры и «учиться» на своих ошибках, но даже самые лучшие компьютерные версии го были неспособны к продуманной игре.

Роджерс решил выпустить компьютерную версию го для новичков. Здесь компьютер был очень терпеливым учителем. Хэнк начал разыскивать компьютерные версии го по всему миру и наконец-то нашел наиболее подходящую для новичков. Ее написал человек, победивший на мировом чемпионате по игре в компьютерную версию го в Пекине, который, как оказалось, был родом из родной для Роджерса Голландии. Было заключено соглашение, и BPS выпустила игру, продажи которой были довольно хорошими.

BPS разрасталась, однако рынок игр для компьютеров сжимался. Большое количество людей, игравших в игры, больше не пользовались компьютером: они предпочитали играть на новой системе компании Nintendo — Famicom. Люди, владевшие компьютерами, обычно покупали по игре в год. Владельцы Famicom покупали гораздо больше.

Некоторые компьютерные игры были переделаны под Famicom, который мог отображать более качественную графику и обладал большим быстродействием, чем иные компьютеры. Famicom не был таким же мощным, как компьютеры, но и большинство игр для этой системы были проще. Да и размеры рынка сильно различались. К 1988 году в японских домах стояло более десяти миллионов систем Famicom.

Несмотря на то что многие компьютерные компании обладали лицензиями на выпуск игр для этой системы, подавляющее большинство этого позволить себе не могли. Для небольшой компании, какой являлась BPS, было попросту невозможно заполучить лицензию Nintendo, хотя этот факт Роджерса совершенно не останавливал. Роджерс знал, что обычная попытка встретиться с Хироси Ямаути почти наверняка будет обречена на неудачу. Этот человек был недосягаем для всех, кроме самых крупных поставщиков и клиентов, которые изредка могли с ним встречаться. Чаще всего они встречались с менеджерами Nintendo, которых зачастую называли «генералами Ямаути», действовавшими как сторожевые псы, натасканные угрожать и запугивать.

Однако Роджерс кое-что смог узнать о Ямаути; то, что могло бы дать ему возможность встречи с ним. Роджерс мог обратиться к нему, поскольку был частью элитарного мужского круга игроков в го.

В письме, написанном на бланке его американского офиса, Роджерс сообщил, что его компания продает самую лучшую компьютерную версию игры го в мире и что он интересуется возможностью выпуска этой игры для Famicom. Также он сказал, что в Японии он пробудет еще несколько дней и мог бы выкроить время для посещения Nintendo, если у самого Ямаути найдется свободное время.

Спустя день после того, как письмо Роджерса дошло из Йокогамы в Киото, с ним связались из офиса Ямаути и пригласили на встречу. Роджерс помчался в Киото на сверхскоростном экспрессе и, поймав такси, добрался до штаб-квартиры Nintendo. Охрана направила его в лобби, где человек за стойкой предложил ему подождать. Зазвучавшая электронная версия кантаты Бетховена сигнализировала о том, что обеденный перерыв закончился. Рейко Вакимото встретила его и велела следовать за ней в кабинет главы компании.

Ямаути, сидевший за своим большим столом, в ответ на почтительный поклон Роджерса лишь быстро кивнул. Он не поднялся, когда молодой человек подошел к нему, чтобы обменяться рукопожатием, а просто жестом показал, чтобы тот сел на один из стульев. Вакимото поставила перед мужчинами стаканы с зеленым чаем.

Ямаути слушал, как Роджерс говорит не о компьютерной версии го или же о BPS, а о видеоиграх вообще. Роджерс сидел на стуле с низкой спинкой и страстно говорил. Он знал, что сейчас пользуется популярностью в залах игровых автоматов, и теоретизировал на эту тему. Он продемонстрировал понимание молодых людей, играющих в игры. Ямаути, хотя и никак не показывая своих чувств, был впечатлен познаниями молодого человека и его энтузиазмом.

Наконец Роджерс повторил то, о чем он говорил в своем письме: он хотел сделать игру го для Famicom. Чтобы сделать это, ему нужно было больше, чем просто лицензия для работы с Nintendo, ведь у его небольшой компании попросту не было средств для оплаты картриджей. Он попросил Ямаути поддержать его.

Без лишнего пафоса Ямаути сказал, что будет работать с Роджерсом. Программистов он ему не даст, а вот деньгами поможет. На что Роджерс ответил, что наличные — это очень хорошо.

Ямаути спросил, в каком количестве денег нуждался Роджерс. Роджерс подсчитал, во сколько ему обойдется разработка игры, и прибавил к этому небольшую прибыль. Он показал цифры. Ямаути кивнул. «Хорошо, — сказал он, — договорились». Ямаути согласился настолько быстро, что Роджерс задался вопросом, а не попросил ли он слишком мало.

Перед тем как закончить встречу, Роджерс предложил Ямаути сыграть в го. Ямаути кивком согласился. Игра состоится на нашей следующей встрече, сказал он. Ее он наметил на конец одного из ближайших рабочих дней.

Роджерсу была нужна более простая версия го, чем та, что существовала на компьютере. Он связался с английским программистом, который сделал версию го для компьютера Commodore 64, обладавшего центральным процессором, аналогичным Famicom. Роджерс купил права.

К тому времени, когда игра уже была готова, Ямаути решил что для видеоигр го не слишком подходит. Весь смысл го заключался в спокойной игре, ощущении камней, терпении; он чувствовал, что это было несовместимо с Famicom: не так много людей хотело бы играть в древнюю игру на том устройстве, которое он до сих пор рассматривал как игрушку. Ямаути сказал Роджерсу, что тот может оставить авансовые деньги, но должен будет придумать еще одну идею игры для Famicom.

Хэнк Роджерс вложил в го слишком много денег, чтобы не увидеть ее выхода свет; он спросил Ямаути, может ли эту игру выпустить BPS. Он обещал возместить аванс, если Ямаути выставит ему счет за производственные затраты. Игра го, созданная Роджерсом, продалась тиражом 150 000 экземпляров — невпечатляющий результат для игры, вышедшей на Famicom, но для BPS это был грандиозный успех. Роджерс не только с легкостью вернул Ямаути аванс, но и обнаружил себя в завидном положении. Мало того, что у его компании была лицензия на работу с Nintendo, так у него самого было нечто куда более редкое: хорошие отношения с главой Nintendo.

Впоследствии BPS выпустила на Famicom еще несколько игр, среди которых была Super Black Onyx, обновленная версия игры самого Роджерса. BPS процветала, и отношения между Роджерсом и Nintendo оказались ценными для обеих сторон. Когда Nintendo несколько лет спустя послала своего эмиссара в СССР, чтобы провести переговоры с Советами по поводу прав на выдающуюся игру под названием Tetris, именно Роджерс оказался этим человеком.

Популярность Famicom продолжала расти с каждой выпущенной игрой от лицензиатов. Одной из таких компаний-лицензиатов была небольшая фирма Enix, специально созданный стартап для производства игр под Nintendo. В нее было вложено 5 миллионов иен, а сама компания обрела статус видеоигрового гиганта благодаря игре Dragon Quest. Оригинальная Dragon Quest была создана из комбинации двух игр для компьютера. Над разработкой этой игры трудилась целая команда игровых дизайнеров, программистов, композиторов и хорошо известных иллюстраторов. Поскольку у Enix была большая уверенность в успехе своей игры, они вложили все свои оставшиеся деньги в производство 760 000 картриджей.

Dragon Quest была выпущена в мае 1986 года. Команду Enix обуяла паника, когда продажи игры оказались очень небольшими. Тогда была дана реклама в Shukan Shonen Jump, еженедельном журнале для мальчиков с тиражом 4,5 миллиона экземпляров. Редакция журнала согласилась опубликовать статью, в которой знакомила своих читателей с ролевыми играми и мифологией. Это подстегнуло продажи Dragon Quest — игру в буквальном смысле слова сметали с полок. В редакцию стало звонить и писать так много игроков с вопросами о самой игре, что редакция журнала решила запустить целый цикл статей, посвященных Dragon Quest. И Enix, и издатель извлекли из этого свою пользу: Enix заказала у Nintendo еще больше картриджей — 1,4 миллиона, а тираж журнала взлетел до небес. Благодаря продажам Dragon Quest менеджерам Enix выплатили в конце того года премию, равную их годовой зарплате.

Продолжение, выпущенное на следующий год, продалось тиражом 2,3 миллиона картриджей, а Dragon Quest 3 продался тиражом 3,4 миллиона. Уровень ожидания продолжения был беспрецедентным. В первый же день выхода было продано 1,3 миллиона экземпляров Dragon Quest 4 всего лишь за один час, и это даже несмотря на цену 11 050 иен (75 долларов), что было дороже любой другой нинтендовской игры.

Читательская аудитория Shukan Shonen Jump выросла до 18 миллионов, а сам тираж — до 6 миллионов. И для журнала, и для лицензиата все складывалось как нельзя лучше, равно как и для самой Nintendo (получавшей прибыль и от продаж Dragon Quest, и от такой мощной рекламы). Семь других издательств запустили собственные журналы, в которых давались подсказки по играм, рассказывалось о разработчиках и о будущих играх, выходящих на Famicom.

К 1990 году уже существовало семьдесят лицензиатов, которые продавали миллионы экземпляров сотен игр, почти все из которых производились Nintendo. В свою очередь, игры этих лицензиатов помогали продавать еще больше Famicom, которые на тот момент находились практически в каждом доме, где были дети. Некоторые лицензиаты зарабатывали целые состояния. Продолжения Dragon Quest приносили по несколько сотен миллионов долларов.

В те дни на строгие условия лицензирования, установленные Nintendo, жаловались лишь компании, которые не могли получить лицензию. Другие же компании, пока продавались их игры, были счастливы поделиться с Nintendo большой долей своей прибыли. В индустрии возникло слегка нездоровое чувство, что продать можно все.

Но с быстрым ростом лицензиатов — к 1991 году их стало более девяноста — что-то должно было измениться. И хотя Nintendo тратила по году и более и свыше миллиона долларов на разработку каждой из своих игр, более мелкие компании такой роскоши себе позволить не могли. Они использовали свои скромные ресурсы на покупку картриджей у Nintendo, на маркетинг и упаковку. На разработку самих игр оставалось не так много средств. В результате этого на рынке стало появляться все больше скучных игр.

Чтобы пресечь эту пагубную тенденцию, Хироси Ямаути изменил условия соглашения со сторонними лицензиатами, ограничив количество выпускаемых ими игр в год. Компании, считал он, вложат больше средств в создание хороших игр, так как захотят получить максимальную прибыль с каждой. Однако лицензиаты таким поворотом дела были рассержены. Что это Nintendo о себе возомнила, чтобы говорить им, сколько игр нужно выпускать? Возник недовольный гул насчет несправедливого ограничения торговли, о котором, правда, руководители Nintedo ничего не слышали.

Трения между лицензиатами стали особенно напряженными во многом из-за возросшей конкуренции. Вышедший в 1990 году Dragon Quest 4 компании Enix занял долю 25% среди всех проданных игр для Famicom в Японии. Помимо головокружительных историй успеха стали случаться и провалы.

Когда лицензиаты принялись бороться друг с другом, это было Хироси Ямаути на руку. В индустрии, говорил он, должна быть «одна сильная компания и остальные слабые»; он манипулировал индустрией, делая так, чтобы Nintendo оставалась той самой сильной компанией.

Лицензиаты опасались критиковать Nintendo, так как боялись лишиться лицензии. «Они боялись его, как марионетки боятся кукловода, — говорил один из дистрибьюторов. — Если компания чем-то расстраивала Nintendo, то она могла лишиться доступа к рынку».

С 1988 и до конца 1989 года в мире возникла нехватка чипов для картриджей Famicom, в то время как спрос зашкаливал. Nintendo пришлось нормировать количество картриджей. Компания утверждала, что распределяла выпуск справедливо и беспристрастно, но лицензиаты сомневались. «Nintendo преуспела в монополистических методах и шантаже, — рассказывал руководитель одной из таких компаний. — Мы все были запуганы. Ямаути же, словно бог, сосредоточил в своих руках всю власть».

Nintendo понимала, что компании, не желавшие или не способные быть лицензиатами, через какое-то время поймут, каким образом самим делать игры для Famicom. Чтобы не допустить этого, инженеры Масаюки Уэмуры внедрили внутрь Famicom особую схему, которая бы распознавала игры, созданные не Nintendo. Периодически они модифицировали код внутри новых Famicom так, что только игры, утвержденные Nintendo, могли работать на этих системах.

К тому же Nintendo пресекала выпуск неутвержденных игр за счет контроля каналов распространения. Постороннему, если тот не захотел бы сотрудничать с Nintendo, было невозможно войти в эти каналы. Оптовые продавцы отказывались брать незаконные продукты из страха потерять доверие Nintendo. Никто из дистрибьюторов не рискнул бы пойти против Хироси Ямаути. Все было пронизано молчаливой угрозой: Ямаути мог раздавить любую компанию, которая посмела бы выступить против него.

У небольшой японской компании под названием Hacker International не было достаточного количества средств, чтобы получить лицензию. Более того, в Hacker создавали игры, содержавшие обнаженку и секс. Хироси Ямаути допускал в своих играх жестокое насилие, но полностью запрещал порнографию. Он чувствовал, что «грязные» игры могут бросить тень на репутацию Nintendo.

Инженеры в Hacker разобрали Famicom и нашли способы запускать на ней игры. Когда Nintendo изменила схему, специалисты в Hacker нашли способы обойти и эти изменения. В дальнейшем компания научилась обходить запрет на дистрибуцию, продавая свои игры по почте. Им не нужно было платить лицензионные отчисления или тратиться на производственные затраты Nintendo, и, таким образом, можно было получать внушительную прибыль даже при относительно небольших продажах. Компания продавала свои игры тиражами 30 000—50 000, которые вряд ли чем-то могли угрожать Nintendo. Тем не менее Ямаути решил начать войну с Hacker.

Журналы, посвященные нинтендовским играм, этакие библии Nintendo для детей, продавались в гораздо большем количестве, чем любые другие журналы для молодых читателей. Несмотря на то что они издавались независимыми компаниями, фактически они полностью зависели от Nintendo. Компания обеспечивала большую часть редакционного наполнения журналов в форме подсказок от игровых разработчиков (где найти свисток в Super Mario 3, как победить Гэнона в The Legend Of Zelda), поэтому издатели делали все, что просила Nintendo. Nintendo разрешали просматривать рецензии на игры до публикации. Журналы давали Nintendo редакционный контроль и получали взамен эксклюзивную информацию об играх. Без нее журналы бы ничего не стоили.

Чтобы привлечь внимание самых ярых игроков в игры Nintendo, Hacker разместила рекламу в журнале Family Computer, самом крупном журнале, посвященном играм на Famicom. Спустя день после выхода журнала Hacker получили уведомление, что их рекламу в журнале больше ставить не будут. Та реклама, за которую уже были заплачены деньги, была отменена. В следующем выпуске Family Computer редакция журнала принесла Nintendo свои извинения. Необычным было то, что этого было недостаточно, чтобы успокоить Хироси Ямаути. Пять топ-менеджеров Takuma Shoten, компании, которая издавала Family Computer, помчались в Nintendo, дабы лично принести свои извинения. Ямаути дал им короткую аудиенцию, на протяжении которой эти пять мужчин, склонив головы, клялись, что никогда больше не нарушат доверие Nintendo.

Всем было понятно: Хироси Ямаути полностью контролировал многомиллиардную японскую индустрию видеоигр. Это чувствовали розничные продавцы, оптовики, лицензиаты, субподрядчики, поставщики и многие другие, чьи фирмы так или иначе взаимодействовали с Nintendo.

Одним из первых лицензиатов Nintendo была компания Namco, которой управлял Масайя Накамура, находившийся на вершине этой индустрии задолго до того, как люди узнали о Хироси Ямаути.

Известный своим тщеславием, Накамура потратил много сил и средств на то, чтобы достичь своей цели. В одной из сделок он отказался от очень выгодного предложения, чтобы люди думали, что для него принципы важнее денег. Но никто на это не купился: власть была навязчивой идеей Накамуры. Это был худощавый человек в очках с металлической оправой, который в 1955 году основал Nakamura Manufacturing Company для производства детских аттракционов. В игровой бизнес он перешел в семидесятые, изменив название компании на Namco; вскоре Namco заняла лидирующие позиции в видеоигровом бизнесе благодаря одной феноменально успешной игре под названием Pac-Man. В этой игре, управляя при помощи джойстика желтой точкой, нужно было ползать по лабиринтам, съедая все, что встречалось по пути. Враги, напоминавшие желейные конфеты, появлялись из ниоткуда, намереваясь съесть самого Пэк-Мэна, прежде чем тот съест их.

После продажи лицензий на Pac-Man в Европу и США мир охватила пэк-мания. В США Пэк-Мэн появился на обложках журналов Time и Mad. Песня «Pac-Man Fever» попала в чарты, а мультфильм о Пэк-Мэне, шедший по субботам по ТВ, пользовался огромной популярностью.

Pac-Man (и Ms. Pac-Man, Baby Pac-Man и Super Pac-Man) принесли Накамуре сотни миллионов долларов. Накамура наградил инженера — создателя игры, выплатив ему ничтожные 3500 долларов. После этого инженер с отвращением покинул бизнес видеоигр[2].

Вскоре после выпуска Famicom Накамура поручил группе своих инженеров оценить возможности выхода на рынок Nintendo. Исследовав рынок, они сказали, что ни одна из сторонних компаний не может создавать игры для этой системы. Когда это ограничение было изменено, Namco стала первой компаний, получившей контракт.

Встреча состоялась между двумя главами компаний. Хироси Ямаути формально приветствовал Накамуру, и они договорились о сотрудничестве. Накамура будет получать прибыль, продавая свои игры, в том числе Pac-Man, игрокам на Famicom. В то же время для Ямаути было важно в качестве первого лицензиата иметь доминирующую в индустрии компанию. Накамура ожидал более благоприятных условий контракта, чем для других лицензиатов, он их и получил.

В 1989 году пятилетний контракт Namco истек. Чувствуя себя равным Ямаути, Масайя Накамура ожидал, что возобновление контракта будет простой формальностью. Однако Ямаути воспользовался возможностью унизить Накамуру. Ямаути заключил, что все контракты с лицензиатами равны для всех и ни для кого не будет никаких исключений.

Когда это решение сообщили Накамуре, он взорвался. Namco зарабатывала 40% своей прибыли от продаж игр для Famicom, но Накамура не хотел признавать, что Ямаути был сильнее. «Ямаути вдруг оказался царем, — рассказывал партнер Накамуры. — Господин Накамура не захотел следовать правилам, которые придумал Ямаути. Это была пощечина. Это было непростительно».

Накамура сделал то, на что не отваживался никто из других лицензиатов. Он высказался против Nintendo.

Все началось с интервью, которое он дал Nippon Keisai Shimbun («Японскому экономическому журналу»). Тщательно подбирая слова, он говорил: «Игровая индустрия все еще нова. Я хочу, чтобы она росла хорошо. Nintendo монополизировала рынок, что не очень хорошо для будущего этой индустрии. <…> Nintendo считает себя лидером видеоигровой индустрии, и она должна понимать свою ответственность». Также он сказал, что в индустрии нет никакой конкуренции и что все компании молчат, потому что Nintendo слишком сильна, а идти против Хироси Ямаути для этих компаний равносильно самоубийству.

Никто в японской индустрии не верил своим ушам.

В своем интервью Хироси Иманиси сказал: «Namco получала свою прибыль от щедрых привилегий, которые были даны первому лицензиату», но эти привилегии в будущем будут «удалены». В ответ Накамура заявил, что Namco будет разрабатывать игры для конкурента Nintendo, компании Sega, которая выпустила свою систему под названием Megadrive. Это было просто сотрясанием воздуха: Nintendo, захватив 95% всего рынка, была неуязвима.

Накамура начал судебный процесс в окружном суде Киото, обвиняя Nintendo в монополизме. Хироси Ямаути в интервью журналу Zaikai это опроверг. «Откровенно говоря, Namco завидует нам. <…> Если они не удовлетворены работой с Nintendo и тем, как мы ведем дела, пусть создают собственный рынок. Это и есть преимущество свободного рынка». Вскоре после этого Накамура отозвал свой иск. «Господин Накамура перенес мучения побежденного короля, — рассказывал его коллега. — Самым большим ударом для него было то, что ему придется приползти обратно к Ямаути, как побежденному королю, который признал, что теперь он может быть лишь придворным».

Накамура сухо сказал своим людям принять новые условия контракта с Nintendo: он не мог себе позволить существование без лицензии. Все в индустрии понимали что Namco капитулировала. Если уж Масайя Накамура не смог противостоять Хироси Ямаути, то никто другой и подавно этого сделать не сможет. Господство Ямаути больше никем не оспаривалось.

***

21 февраля 1986 года после двух серьезных задержек Nintendo выпустила новый продукт под названием Disk System, «новый формат для домашних компьютеров», как хвасталась компания. Система представляла собой дисковод для Famicom, присоединяющийся к системе через скрытый разъем. При помощи этого дисковода Famicom мог запускать программы на магнитных дискетах размером с кредитную карту вместо прежних громоздких картриджей.

Disk System требовал от потребителя существенных трат — 15 000 иен (более ста долларов), но Nintendo постаралась сделать ее привлекательной. Игры должны были стать лучше за счет большего объема памяти на дискетах. К тому же они должны были стать более дешевыми. Картриджи Famicom изначально стоили 2500 иен. К 1985 году эта цифра удвоилась, достигнув 5000 иен, или почти 40 долларов. Картридж с игрой Dragon Quest 4 продавался по цене более 80 долларов. Игры для Disk System стоили 2600 иен, около 20 долларов.

Самым большим преимуществом Disk System для потребителей была возможность многократного использования памяти на дискетах. Машины под названием Disk Writer, больше похожие на музыкальные автоматы, стали появляться в магазинах игрушек и универмагах по всей стране. Вместо меню, где выбирались бы песни, в Disk Writer был список последних игр. Дискету нужно было вставлять в Disk Writer, и происходила запись нужной игры. Стоимость такого переписывания составляла каких-то 500 иен.

С помощью дорогостоящей рекламной кампании Nintendo объявила, что некоторые из их самых лучших игр будут доступны только на Disk System. Также было сказано, что в первый год продаж в магазины поступит всего лишь 10 000 Disk System. Спустя три месяца было продано уже полмиллиона Disk System, а за весь 1986 год — почти два миллиона.

Однако, несмотря на такие успехи, система оставляла чувство неудовлетворенности. Лицензиаты ее попросту ненавидели. Им нужно было решать, продавать ли игры в форме картриджа или на диске либо в обоих вариантах. Nintendo выставила высокую комиссию за перевод игр на дискеты, что снизило прибыльность. Nintendo требовала от лицензиатов заключать новый контракт, если они хотели делать игры для Disk System; этот контракт включал в себя новые ограничения. Nintendo не только решала, какие игры выпускать на дискетах, но и, что было самым возмутительным, оставляла себе половину авторских прав на все игры для дискет. Авторское право было одной из тех немногих вещей, на которые власть Nintendo до этого момента не распространялась.

Были и другие проблемы. С улучшением полупроводниковых технологий, а также их удешевлением дискеты оказались менее вместительны, чем картриджи. Владельцы магазинов жаловались на то, что автоматы Disk Writer занимали слишком много места в магазинах.

К 1990 году было продано 4,4 миллиона Disk System, гораздо меньше, чем планировала Nintendo. Компания не сдержала свое обещание (угрозу) выпускать свои игры только на дискетах. Super Mario Bros., должен был выйти на Disk System, но в итоге вышел и на дискетах, и на картриджах. Все лучшие игры были доступны только на картриджах, что снижало потребность в Disk System. Система так и не стала успешной, однако продажу 4 миллионов устройств, по сто долларов за каждое, вряд ли кто-то может назвать «неудачей».

***

Сам Ямаути рассчитывал на другое детище, которое было запущено в 1988 году. Это, как он верил, станет переосмыслением Nintendo. Компания перестанет быть просто производителем игр, она станет полноценной телекоммуникационной корпорацией, встав в один ряд с крупнейшей японской компанией Nippon Telephone and Telegraph (NTT).

Этот план опирался на нечто под названием Family Computer Communications Network System. Эта система представляла собой Famicom и «коммуникационный адаптер» (то есть модем), позволявший Famicom присоединяться к телефонной линии.

Специальный картридж превращал Famicom в терминал, который мог бы «общаться» с другими терминалами или компьютерами. Благодаря такой системе дети, не выходя из дома, могли бы играть в видеоигры — вроде го Хэнка Роджерса — с другими игроками по всей Японии. Но, что было еще интереснее, эту систему можно было применять не только для игровых целей. Сетевая технология была устройством будущего. Ямаути верил: эта технология в один день распространится так же, как когда-то телефоны, — и в сердце этого будет технология Nintendo.