<ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ: СПОР О ПРАВАХ И ЗНАЧЕНИИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА. — МЫСЛИ О ЕГО «ТОРЖЕСТВЕННОМ» УНИЧТОЖЕНИИ В НЫНЕШНЮЮ ПОРУ. — МАНЕРА ВСЕ ДОВОДИТЬ ДО КРАЙНОСТИ. — НАШЕ МНЕНИЕ ПО ДВОРЯНСКОМУ ВОПРОСУ> С.-Петербург, пятница, 16-го февраля 1862 г

<ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ:

СПОР О ПРАВАХ И ЗНАЧЕНИИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА. — МЫСЛИ О ЕГО «ТОРЖЕСТВЕННОМ» УНИЧТОЖЕНИИ В НЫНЕШНЮЮ ПОРУ. — МАНЕРА ВСЕ ДОВОДИТЬ ДО КРАЙНОСТИ. — НАШЕ МНЕНИЕ ПО ДВОРЯНСКОМУ ВОПРОСУ>

С.-Петербург, пятница, 16-го февраля 1862 г

Говорят, что если двое умных и честных людей в чем-нибудь между собою несогласны, так в этом несогласии самую важную роль играет то, что они неясно понимают друг друга. Обыкновенным результатом спора между такими людьми бывает соглашение их разномыслия таким образом, что каждый из них, соглашаясь с мнением своего противника, не чувствует потребности отречься от своего коренного убеждения. Этот странный, по-видимому, факт был часто замечаем очень многими, и все наблюдавшие его согласны в том, что высказанное нами положение имеет большое применение в жизни. Очень недавно мы имели прекрасный случай поверить эти замечания в одном весьма интересном и весьма характерном споре.

В литературе зашла речь о сословных правах русского дворянства. Редакция одного органа, поздравляя публику «с новым годом, с новым злом и новою ложью на старое зло и на старую ложь», сказала, что «дворянству было бы необходимо торжественно, перед лицом России, совершить великий акт уничтожения себя как сословия» и что «всякое иное решение отзовется вредными последствиями для самого дворянства». Редакция другого из числа самых видных периодических русских изданий восстала против рациональности такого желания. Между умными людьми завязался довольно жаркий и весьма интересный спор, в котором, для удовольствия публики, приняли участие еще два, три органа. Присоединение голоса трех последних участников в этом споре угрожало придать ему тот милый полемический характер, который ставит предмет спора на задний план, а на авансцену выдвигает личность спорящих. Были минуты, когда мы опасались, что интересный спор о дворянских привилегиях совершенно стушуется, но, слава Богу, этого не случилось. Две несогласные в мнениях редакции не сбились с своего пути, а прочие, успев заявить друг другу знание своего взаимного уважения и несколько обычных любезностей, частию перестали писать об этом вопросе, а частию приучили публику не обращать внимания на статьи, печатавшиеся у них по этому предмету. Умным людям пришло время выговориться друг перед другом, и, выговорившись, они нашли возможность согласиться, подтвердив, таким образом, старое поверье, что умные люди всегда согласятся, если поймут друг друга. Мы не входим ни в какую полемику по этому предмету, потому что с самого начала спора о том: следует ли дворянам снять с себя нынешние права своего сословия? или же уместнее широкие права распространить на другие сословия? мы не сомневались в решении этого спора. При заявлении тремя примкнувшими к спору редакциями своих требований о сохранении дворян как сословия и вообще о необходимости корпорационных начал, мы были твердо уверены, что подобные заявления никогда не встретят большого сочувствия в современном русском обществе, и не считали нужным обращать столбцы нашей газеты в бесполезные словопрения о правах, в смысле которых никто не сомневается. Мы подумали о своих правах и нашли, что они не позволяют нам занимать общественное внимание одними полемическими красотами. Вот почему в «Северной пчеле» до сих пор не было выражено мнения о дворянских привилегиях.

Вопрос о дворянстве рассматривался в «Дне», «Современной летописи Русского вестника», «Нашем времени», «Северной почте» и «Русском инвалиде». Три последние отстаивали законность и необходимость дворянства как сословия. Приобретший в последнее время большую известность московский профессор г. Борис Чичерин, со всею своеобычностью отличающих его дарований, сказал очень много прекрасного для того, чтобы доказать необходимость у нас могущественного и образованного tiers-?tat.[19] Ученый профессор, приведя себе на память разные благоустроенные государства древних и новых времен, признал нужным снабдить Русь для ее блага тремя сословиями, из которых одно будет иметь областное преобладание, другое — городское, а третье будет преобладать неизвестно над кем в селах. Этот, может быть, очень остроумный план разнокачественных преобладаний, начертанный московским профессором, никому не понравился. Употребляя в своих ответах местоимение мы, г. Чичерин, очевидно, мог рассчитывать только на совместничество одного г. Павлова, редактора газеты «Наше время», в которой проповедовалась чичеринская теория общественного деления по классам. Участь этого учения, кажется, решена; оно не вызвало ни в ком сочувствия, стало быть, оно не привилось к нам, пало, и сражаться с ним все равно, что воевать с ветряными мельницами. «Русский инвалид» также отстаивал благородное российское дворянство, но отстаивал его с какими-то не совсем понятными стремлениями, в которых чудились и идеи Монтескье, и самодельные планы иных авторов. Характеризовать подробности всех замечательных статей по вопросу о дворянстве мы не будем. Это заняло бы много времени и много места, которое мы должны беречь даже в тех случаях, когда речь касается заслуг московского профессора г. Чичерина и его прав на общественное внимание. Для представления нашим читателям, что и кем из наших собратий сделано в вопросе о дворянстве, приведем короткое, но ясное выражение «Дня» (см. № 15-й). Этою во многих отношениях противоречивою, но тем не менее весьма почтенною газетою высказана мысль, что с уничтожением крепостного права русское дворянство утратило отдельное значение в ряду государственных сословий и «торжественно, перед лицом России должно совершить великий акт уничтожения себя как сословия». Мнению газеты «День» резче всего противоречит «Северная почта», утверждающая, что подобные статьи не выражают мысли правительства, не согласны с точным смыслом новых узаконений и не соответствуют правильному развитию проистекающих от него последствий. Редакция «Дня», имеющая достаточные основания судить о степени разномыслия своих оппонентов, формулировала отношение их к мысли о сравнении сословий таким образом: «Статьи, напечатанные в газете „День“, положительно несогласны с мнением „Северной почты“. Всего ближе к мнению „Северной почты“ стоит „Наше время“ с г. редактором и с г. Чичериным, затем „Русский инвалид“. Что же касается „Современной летописи“, то в ее мнении существенной разницы с нашим мнением мы не видим». Очень радуемся, что редакция «Дня» нашла возможность примирить свои стремления в вопросе о дворянстве со взглядом на этот же предмет «Современной летописи», и с прискорбием смотрим на пробел, которым оканчивается передовая статья 15-го №. Мы тоже не видим существенной разницы в мнениях «Современной летописи» с мнениями «Дня» и в выражении своего голоса о дворянстве и его современном значении более всего чувствуем себя способными разделять основные положения, высказанные редакциями этих газет. Мы не друзья и не поборники сословных привилегий, но полагаем, что уравнение сословий во всех правах есть то же самое, что уничтожение сословий. Мы не видим также ошибки в мнении «Дня» об утрате дворянством самой важной своей привилегии с освобождением крепостных людей. За всем тем, по нашему мнению, нет никакой побудительной причины и никакого разумного основания желать, чтобы наше дворянство теперь «торжественно, перед лицом России, уничтожало себя как сословие». Это было бы гораздо более торжественно, чем практично. С сословием связаны его права, а с правами — его сила и средства к принесению добра себе и людям. Мы понимаем, что, ввиду голодующего населения, похвально раздать свое жито на семена для будущего посева, но не видим основания отказаться от своих прав на житницу, бросив ключ от нее в море. Хорошо, если бы самоуничтожение себя русским дворянством принесло какую-нибудь существенную пользу другим сословиям, и по преимуществу крестьянству; но мы этой пользы не видим и потому, нисколько не разделяя идей, приводимых г. Чичериным, «Русским инвалидом» и другими, не находим сообразным с обстоятельствами, чтобы относительно полноправнейшее наше сословие совершило торжественный акт своего уничтожения.

Повторяю, что стремления «Дня» снивелировать русских людей действительно имеют много обаятельного, но и грешно отрицать то, что очень много вещей, увлекательных в теории, на деле приносят гораздо более вреда, чем пользы. Отрешение от своих прав не в пользу ближнего, а ради одной «торжественности» входит в разряд вещей именно такого рода, и если бы низшие сословия русских людей хорошо знали права и преимущества дворянства, то они не присудили бы им отрекаться от них, а разве посетовали бы на неуменье пользоваться ими. Из всех способов уравнения разноправных и разносильных субъектов известны наиболее два: или довести сильнейшего до состояния слабого, или же слабого поднять до положения сильного. Выбор, кажется, незатруднителен. А что касается имени, которым кого как называют, то имя — звук пустой. Оно живет до тех пор, пока видима отличка, а сгладится эта отличка — забудется и имя. Многие или почти все наши газеты и журналы утверждают, что нам во всем должно идти по пути, совершенно отличительному от того, по которому шла и идет Западная Европа, и «День» стоит во главе этого учения. Мы, разумеется, не позволим себе оспаривать ни одной слабейшей черты этого льстящего нашей национальной гордости учения и со всею искренностию готовы сказать, что в деле полнейшего уравнения прав Россия действительно пойдет совершенно иначе, чем другие страны, и что, при всех «сословных перегородках», замечаемых г. Чичериным во внутренней жизни, в самом смысле народа нет никаких «перегородок». Как ни сильна разъедининенность наших сословий (собственно сословий у нас даже вовсе нет, и самый 9-й том «Свода законов» называется не законами о сословиях, а законами о состояниях), в них не заметно тех почти разноплеменных отличий, которые видны в английском лорде и пролетарии. Мы предвидим возражение и сожалеем, что не можем оговорить его. Просим только вспомнить, что всеми усилиями русского человека к достижению высших сословных отличек руководило постоянное и самое естественное стремление к возможно большей полноправности. От древнего новгородца до крестьянина, перечисляющегося в третью гильдию, — во всех один и тот же двигатель. Самолюбие и жажда отличий для отличий, правда, встречаются в нашем обществе, но не они руководят главным стремлением массы хвататься за всякий сучок, чтобы из своей сословной клетки перелезть в другую. Как только русский человек не видит для себя никаких выгод в праве именоваться членом известного сословия, он, в большинстве случаев, и не стоит за принадлежащие ему сословные права. Все ищут главнейшим образом права личной свободы и имущественной неприкосновенности. Дворянство до сих пор в этом отношении представляет наивысшую ступень, и ясно, что всем хочется стать на эту ступень. Да что же в этом дурного? Права, как и солнца, освещающего праведных и грешных, для всех достанет. Пусть стоящие ближе к свету смело подают руку карабкающимся снизу, из мрака сени смертныя. Доля теплоты и света, нужная каждому порознь, не убавится от увеличения пользующейся ими массы, а перевернется лестница так, что на нижней ступени будет то же количество благодати, заставляющей русских людей лезть из сословия в сословие. Можно быть твердо уверенным, что никто не заявит так, как русские, способности оставаться равнодушными к иллюзорным отличкам. Для того, кто внимательно и беспристрастно всматривается и изучает характер и стремления современного русского общества, это не будет представляться парадоксом, и он не найдет основания желать уничтожения самых простых прав, которые кажутся привилегиями только по отношению к уничтоженному законом 19-го февраля виду совершенного бесправия. С уничтожением постыдного права собственности на людей дворянство не имеет более привилегий, которые оно могло бы снять с себя для блага других сословий; у него только есть известные права, и если рассматривать значение этих прав в связи с нынешними общенародными интересами, то, кажется, всего менее уместно желать отречения от них или стремиться сужать доступ к ним какими бы то ни было рогатками. Если верить, что мы, по словам «Дня», идем вперед «великанскими» шагами и что спешная походка наша доведет нас до идеала русской самобытной правды и возможно счастливой русской жизни, то в чем же ближе искать этого идеала?.. Неужто не в том, что составляет исключительные права нашего поместного дворянства? Позволяем себе заявить, что мы глубоко верим в чистосердечную любовь редакции «Дня» к русскому народу и нимало не способны стать на сторону трех оспаривающих его газет, но и не можем отделить некоторой своей симпатии от основательных идей «Современной летописи». При всем желании оправдать очень великодушную мысль о самоуничтожении дворянством своих прав, мы должны сознаться, что, по нашему крайнему разумению, такое «торжественное» отречение в нынешнюю пору было бы полезно для страны столько же, как «искусство, живущее для искусства». А нам, полагаем, вовсе не того нужно.