От детдома до дурдома
От детдома до дурдома
Когда пошли разговоры о Прилепине, я зачислил его по разряду экологических ниш. Нацбольский писатель, почему нет, прикольно… Как у Аксенова в «Острове Крым»: «Есть уже интересные писатели яки, один из них он сам, писатель Тон Луч»…
А Захар работал и демонстрировал все с точностью до наоборот: не изоляцию, но экспансию. Знание 14 ремесел, как один известный русский царь. Оказалось, что он умеет в литературе почти все. Ну или очень многое.
Помимо литературы он занимается журналистикой, просветительством, активен в ЖЖ-сообществе и вообще Сети, выступает собирателем и каталогизатором стихов Лимонова и собственного литературного поколения: подводит под него идейную базу вкупе с историческим фундаментом.
Аналогия с Максимом Горьким напрашивается сама собой. Не я ее придумал — предложили некоторые критики, правда, в узком случае «Саньки». Подозреваю, кстати, что к литературному наследию Алексея Максимыча Захар скорее равнодушен.
Из современников Прилепину ближе всего Дмитрий Быков (кстати, автор хорошей книги о Горьком) — именно как литератор-многостаночник, единомышленник в плане идей и репутаций, распахнутого восприятия реальности. Но у Захара куда более яростный темперамент, он обладает цельным мировоззрением, в отличие от Быкова, которому хороший, но нетвердый вкус его заменяет. Ни в коей мере не пытаюсь противопоставить друг другу двух отличных авторов, да и вряд ли это у кого-нибудь получилось бы. Дело в другом: именно Быков, высоко оценивший роман «Черная обезьяна», первым заговорил о параллелях не с Горьким, а с Достоевским.
Издатели и критики повысили «Черную обезьяну» до романного статуса, в то время как сам автор называл ее повестью.
Дело, думаю, не столько в скромности, сколько в точности. Наверное, по замыслу писателя, жанровая определенность и подчиненность авторской воле — в русской традиции «повесть» по сравнению с романом имеет более жесткую структуру и, так сказать, сильнее привязана к создателю — обозначают и преемственность, и некое особое, неглавное, но важное место «Черной обезьяны» в общем доме прилепинской литературы.
Разговоры о том, будто «ЧО» — неожиданность, эксклюзив, без вершков и корешков в прежней прозе Захара — ерунда. Новая книга — своеобразное продолжение романа в новеллах «Грех» и его прямая антитеза.