ВНУТРЕННИЕ ТРЕНИЯ

ВНУТРЕННИЕ ТРЕНИЯ

Тем временем борьба за власть Советов распространялась по всей стране. В Москве борьба приобрела крайне затяжной и кровавый характер. Может быть, не последней причиной этого явился тот факт, что руководители восстания не проявили сразу всей необходимой решительности наступления. В гражданской войне более, чем во всякой другой, победа может быть обеспечена только решительным и непрерывным наступлением. Колебаться нельзя, вести переговоры – опасно, топтаться выжидательно на месте – гибельно. Дело идет о народных массах, которые еще не держали в руках власти, которые находились всегда под ярмом другого класса и которым больше всего не хватает поэтому политической самоуверенности. Колебание в руководящем центре революции сейчас же разлагает их. Только в том случае, если революционная партия твердо, неуклонно идет к своей цели, она может помочь трудящимся преодолеть привитые столетиями инстинкты рабства и привести рабочие массы к победе. И только на пути решительного наступления победа может быть достигнута с наименьшей затратой сил и жертв.

Но вся трудность состоит именно в том, чтобы достигнуть решительной и твердой тактики. Неуверенность массы в своих собственных силах, отсутствие у нее опыта власти отражаются и на вождях, которые, в свою очередь, находятся, кроме того, под могущественным давлением буржуазного общественного мнения сверху.

Либеральная буржуазия с ненавистью и ожесточением воспринимала мысль о самой возможности установления господства трудящихся масс. Она давала этим своим чувствам выражение посредством всех тех бесчисленных органов, какими она располагает. За ней тянулась интеллигенция, которая, при всем своем словесном радикализме и социалистической окраске своего миросозерцания, в самых глубинах своего сознания насквозь пропитана рабским преклонением пред могуществом буржуазии и ее правительственным искусством. Вся эта «социалистическая» интеллигенция шарахнулась вправо и глядела на укрепляющуюся Советскую власть, как на начало конца. За представителями «свободных» профессий тянулось чиновничество, административно-технический персонал, все те элементы, которые духовно и материально живут крохами со стола буржуазии. Оппозиция этих слоев имела преимущественно пассивный характер, особенно после разгрома юнкерского восстания, но тем более она могла казаться непреодолимой. Нам на каждом шагу отказывали в содействии. Чиновники либо уходили из министерства, либо, оставаясь там, отказывались работать. Они не сдавали ни дел, ни денежных сумм. На телефонной станции нас не соединяли. На телеграфе искажали или задерживали наши телеграммы. Мы не находили переводчиков, стенографов, даже переписчиц. Все это не могло не создавать такой атмосферы, в которой отдельные элементы на верхах нашей собственной партии должны были усомниться в том, удастся ли трудящимся массам при таком отпоре буржуазного общества наладить правительственный аппарат и удержаться у власти. Стали раздаваться голоса о необходимости соглашения. С кем? С либеральной буржуазией? Но опыт коалиции с ней загнал революцию в ужасающую трясину. Восстание 25 октября явилось актом самосохранения народных масс после периода бессилия и предательства коалиционной власти. Оставалась коалиция в рядах так называемой революционной демократии, т.-е. всех советских партий. Такую коалицию мы, в сущности, предложили с самого начала, на заседании второго Всероссийского Съезда Советов 25 октября. Правительство Керенского было опрокинуто, мы предложили Съезду Советов взять в свои руки власть. Но правые партии ушли, хлопнув дверью. И это было лучшее из того, что они могли сделать. Они представляли собою ничтожный сектор Съезда. За ними уже не было масс, а те слои, которые еще по инерции поддерживали их, все более переходили на нашу сторону. Коалиция с правыми с.-р. и меньшевиками неспособна была бы расширить социальную основу Советской власти; в то же время она вводила бы в состав этой власти элементы, насквозь разъеденные политическим скептицизмом и идолопоклонством перед либеральной буржуазией. Вся сила новой власти была в радикализме ее программы, в решительности ее действий. Связать себя с группами Чернова и Церетели значило опутать новую власть по рукам и по ногам, лишить ее свободы действий и тем самым подорвать к ней доверие рабочих масс в самый короткий срок.

Ближайшими нашими соседями справа были так называемые «левые социалисты-революционеры». Они в общем и целом готовы были поддерживать нас, но в то же время стремились создать коалиционное социалистическое правительство. Правление железнодорожного союза (так называемый Викжель), центральный комитет почтово-телеграфных служащих, союз чиновников правительственных учреждений, – все эти организации были против нас. И на верхах нашей собственной партии раздавались голоса в пользу необходимости так или иначе прийти с ними к соглашению. Но на какой основе? Все перечисленные руководящие учреждения прошлого периода внутренне изжили себя. Они находились приблизительно в таком же отношении ко всему низшему персоналу, как старые армейские комитеты – к окопной солдатской массе. История провела глубокую трещину между верхами и низами. Беспринципные комбинации из этих изжитых революцией руководителей вчерашнего дня были обречены на неизбежное крушение. Нужно было твердо и решительно опереться на низы, чтобы вместе с ними преодолеть саботажничество и аристократические претензии верхов. Мы предоставили левым с.-р. продолжать безнадежные попытки соглашения. Наша политика состояла, наоборот, в противопоставлении трудящихся низов всем тем представительным организациям, которые поддерживали режим Керенского. Эта непримиримая политика вызвала трения и даже некоторый раскол на верхах нашей собственной партии. В Центральном Исполнительном Комитете левые социалисты-революционеры протестовали против суровости мер новой власти и настаивали на необходимости компромиссов. Они встретили поддержку со стороны части большевиков. Три народных комиссара сложили свои полномочия и вышли из состава правительства. Некоторые другие партийные деятели принципиально солидаризировались с ними. Это произвело огромное впечатление в интеллигентских и буржуазных кругах: если большевиков не победили юнкера и казаки Краснова, то, теперь совершенно ясно, Советская власть должна погибнуть в результате внутреннего разложения… Однако массы совершенно не заметили этого раскола. Они единодушно поддерживали Совет Народных Комиссаров – не только против контрреволюционных заговорщиков и саботажников, но и против соглашателей и скептиков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.