Глава 3.
Глава 3.
Жизнь продолжается. Первое увольнение в город Ленинград. О традициях вообще и Военно-морских – в частности. Спорт в стенах училища.
Жизнь курсантов в училище, как поезд, набравший скорость, чётко по расписанию следовала заданным маршрутом. Пассажиры внутри вагонов могли бегать, сидеть, ходить, не выдержавших скоростного режима движения ссаживали, но всё это не оказывало ни малейшего влияния на движение поезда к конечной станции прибытия. Первокурсники, оказавшись волею привидения и стараниями собственных желаний внутри этого воображаемого поезда, приноровившись к движению и пообвыкнув, готовились осмотреть перрон - для них первой городской остановки.
Цветущие здоровьем молодости, начищенные и надраенные в полном блеске новенькой курсантской формы одежды, в строю увольняемых в город до 23 часов, курсанты
выслушивали последние наставления начальника факультета.
С виду суровый, но с добрыми глазами, опытный и справедливый капитан 1 ранга Цыганков видел курсантского «брата» насквозь.
- Товарищи курсанты, - начал он инструктаж, - ленинградцы – народ гостеприимный, своих моряков любят, некоторые из них будут угощать вас спиртными напитками. Водку пить нельзя! Напоминаю: шампанское, любое сухое вино и даже пиво – та же водка, их пить запрещается вообще. Ленинград – город прекрасный, тут есть на что посмотреть, но особенно широко рот не открывайте. Старайтесь не просмотреть старших по званию и великое множество патрулей, воинскую честь отдавайте им первыми. Не опаздывайте, вернуться из увольнения в училище должны все к 23 часам – тут ваш дом, тут вас ждут.
Идите…, - и тихо для себя добавил, - сынки.
Для знакомства с прославленным городом в качестве гида свои товарищеские услуги Антону предложил ленинградец Семён Сысоев. Совместно выработанная программа первого увольнения предусматривала посещение родителей Семёна, обед и знакомство с домочадцами, а в оставшееся время – прогулка по проспектам и площадям города.
Длинная вереница курсантов, будто пулемётными очередями выстреливались из проходной училища, сразу же прицельно попадала в руки встречающих родителей, друзей и подружек, которые радостными взаимными возгласами и объятьями приветствовали друг друга.
Проскользнув мимо них, подхваченные потоком приветливо улыбающихся ленинградцев, Антон со своим другом достигли Варшавского вокзала. Далее они запрыгнули на сухопутный челнок – трамвай № 2 и по набережной Обводного канала, повернув на Московский проспект, выгрузились прямо у дома, где жили родители Семёна.
Родители – славные, почтённые супруги, оба рабочие завода Электросила, после беглого знакомства с Антоном представили ему сестру Семёна - Машу и её подругу – молчаливую красавицу Риту. Не отрывая любящего взгляда от обожаемого дитяти, родители пригласили всю компанию к накрытому обеденному столу. Друзья с завидным аппетитом поглощали домашний борщ и пельмени. Предложенная заинтересованным отцом бутылка водки, под строгим взглядом матери и решительным отказом курсантов, была отвергнута и до лучших времён заняла место в буфете.
Отобедав и поблагодарив родителей за хлеб-соль, по команде непоседы Маши, молодёжь скатилась по лестнице на прямой, как стрела, широкий и светлый Московский проспект.
Шумными, разноцветными ручьями, в основном, юное поколение города Петра стекалось к воротам московского парка «Победы». Из глубины парка призывно, переплетаясь, друг с другом, доносились слова и мелодии задушевных песен, сопровождаемых игрой нескольких духовых оркестров. Народ, выстрадавший победу над фашизмом, в полёте вдохновенного творчества рождал песни и мелодии, в которых эхом отражалась его эпоха. Воспевались любовь и подвиг, восторг встреч и горечь разлук, тяжесть утрат и счастье приобретений, радость труда и огорчение неудачами – воспевалось всё то, что делает народ людьми разумными и помогает ему жить достойно.
Действительно, в те времена это – «всё», что наполняло жизнь глубоким смыслом, ещё было в наличии: искусство было искусным, певцы имели голос, вдохновенный труд и подвиг имели своё место, оценивались и воспевались. Сама жизнь имела смысл и цели, не представляла собой сплошное, позаимствованное шоу, сотворённое продажными политиканами и пьянствующими шоуменами, подвергнувшими страну и её народы унизительным испытаниям в недалёком будущем.
- Посмотрите на этого счастливого человека, - обратил внимание компании Семён, - наверняка на открытой сцене летнего театра – Эстраде разыгрывают призы. За находчивость или другие таланты он «отхватил» оцинкованную ванночку и, загрузив её на спину, как победные доспехи, гордо удаляется с рыцарского турнира.
- Действительно, - согласилась с ним Рита, - призы финансируются явно банно-прачечным комбинатом. Новая шайка под мышкой следующего призёра, его смущение выдают в нём жертву случая, в намерение которого не входило посещение бани.
- Эй, странствующие рыцари, пойдём, посмотрим, сколько там осталось шаек и ванночек у распорядительницы турнира. – Может и вы, рискнёте – положите, у ног прекрасных дам какой-нибудь трофей, - хохоча, Маша потянула курсантов в сторону Эстрады.
Ещё не успев, как следует разместиться на свободной скамейке, они были встречены «выстрелом» нового вопроса ведущей: - Когда и кто был смертельно ранен на дуэли в районе Чёрной речки?
- Пушкин, - не раздумывая, выпалил дежурный ответ Антон. От судьбы не уйдёшь – ибо
А.С.Пушкин настолько был любимым величайшим поэтом, что в народе его фамилию употребляли, как синоним находчивости, участия и ответственности за любую ситуацию в текущей жизни.
- Молодой человек, прошу на сцену! – настойчиво предложила ведущая.
Антон замешкался, поругивая себя за язык, выпрыгнувший впереди оценки ситуации умом. Картинка счастливого обладателя ванночки или шайки под мышкой в данной обстановке его явно не прельщала. Он молча сел и выжидал, когда ситуация разрядится сама по себе.
Не тут-то было: - На сцену! На сцену! – хором потребовали зрители.
Подхлестнутый новым: - Молодой человек, не задерживайте нас! – поняв, что попался и ему не отвертеться, он, почему-то, снял бескозырку и шагнул на сцену. Из школьного арсенала знаний его память подсказала трагический день рокового выстрела Ж. Дантеса, унёсшего в могилу гордость нации. На уточняющий вопрос: - Где, когда и кто? – Антон ответил, что в 1837 году во время дуэли на Чёрной речке Дантесом был смертельно ранен гениальный русский поэт А. С. Пушкин.
К полному удовлетворению зрителей, под их сканирующие возгласы: - Приз! Приз! ведущая вручила Антону томик стихов замечательного поэта. Вернувшись на место, взамен поданной бескозырки, с поклоном, он положил у ног, сражённых дам, скромную книгу и надел головной убор.
В парке они прокатились на карусели, на танцплощадке, под звуки мелодий, исполняемых духовым оркестром, от души потанцевали. Отдыхая на скамейках парка, под шелест листвы деревьев, листая страницы книги, читали и декламировали чудные стихи Пушкина.
В общении с симпатичными девушками, под очарованием стихов гениального поэта быстро догорал тёплый вечер первого увольнения Антона в город Ленинград.
Проводив подружек домой, курсанты вскочили на трамвай и, слушая бодрое постукивание железных колёс по рельсам, переполненные хорошими впечатлениями, прибыли в училище.
Начальник факультета и командир роты ракетчиков были довольны: все курсанты прибыли из первого увольнения без замечаний и происшествий.
Если бы и далее все увольнения в городе курсанты проводили без замечаний, то это явление стало бы хорошей традицией. В субъективном понимании традиции это комплекс правил, привычек, поступков и законов, никем не писанных, но в результате длительного добровольного или невольного повторения предстают фактом существования достойном подражания в жизни реально продолжающейся. Значение и место традиций в нашей жизни в полной мере мы постигаем только тогда, когда теряем смысл их существования.
Училище, как и специфическая специальность подводника, потихоньку начали обрастать чисто своими традициями, рождёнными проявлением особенностей деятельности и жизни отдельных подводников и их коллективов в целом.
Начальная карьера большинства людей в Советском государстве не зависела от национальности, оценкой служили их деловые качества. В училище, да и в дальнейшем, вращаясь в многонациональном сообществе людей, Антон вспоминал о своей национальности украинца только при заполнении анкет. Жизнь настолько нивелировала и уравнивала всех по национальному признаку, что даже после десятилетий совместной службы он не всегда мог вспомнить национальную принадлежность самых близких сослуживцев. В памяти они остались просто, как хорошие или не совсем хорошие люди.
Это была понятная, принятая Советскими людьми традиция – традиция истинной демократичности государства в национальном вопросе. Конечно, любое государство это, прежде всего, орудие насилия и оно не оставалось безучастным к тем, кто выступал против него. Советский Союз перестал существовать. Поражение в Холодной войне разогнало Советских людей по национальным квартирам. Национализм стал основным орудием его раскола. Такая понятная когда-то традиция потеряла свой смысл, ибо в таких государствах оценку людей начали производить не по деловым качествам, а по национальной принадлежности. В итоге бывшие Советские люди приобрели весьма сомнительную кажущуюся независимость, а потеряли всё, и в первую очередь – самих себя.
Традиции большой политики не мешали использовать возможности по созданию маленьких, обыденных традиций курсантской жизни.
Денежное содержание первокурсника составляло всего 10 рублей в месяц и расходы: билет в городском транспорте – 2-3 копейки, в метро – 5 копеек, билет в кино или на танцы – 15-20 копеек, в театр – не более 1 рубля, обед в городской столовой – 50-70 копеек вполне перекрывались суммой получки. Кроме того, получаемая сумма денег, давала возможность пригласить понравившуюся подружку на просмотр киноленты или любого спектакля в театрах города.
Маленькой курсантской традицией стал ежемесячный «пир», устраиваемый на собранные средства по 50 копеек с «носа», впоследствии – на благотворительные денежки сторублёвых стипендиатов-спонсеров.
Ничего вкуснее пирожного, бутылки кефира и сладкой воды или кофе, которые они вкушали в уютном кафе с запахами сцены и эхом танцующих пар, отражённых в блеске паркета рядом расположенного парадного зала клуба, в то время для них не существовало.
- Хо-ро-шо! – потянулся и изрёк Сергачёв. – Хорошо тому – кому хорошо живётся….
- А, что же нужно тебе для хорошей жизни? – для поддержки разговора спросил Микулин.
- Небось, мечтаешь слопать штук двадцать пирожных и запить сладенькой водичкой, - съехидничал «Лярва».
Володя пощупал живот, для верности засунул под ремень ладонь и, сожалея, ответил:
- Сейчас нет, а вот субботние коржики с компотом за весь взвод, как говориться «одной левой», одолею запросто.
- А если не съешь то, что взамен? – начал торговаться Марк Роб.
- Что взамен, что взамен…посыплю голову пеплом и выполню одно из желаний каждого из вас.
- Тоже мне джин нашёлся, нет, так дело не пойдёт! Ты кушаешь свой обед, как и все, затем приступаешь лопать наши коржики и компоты. Что не выпьешь – выливаем за ворот «хэбешки», - выдвинул условие Дмитров.
- Хорошо, согласен! – не раздумывая «выпалил» Володя.
- Зря… - размышлял Антон, представив себе тарелку борща, хлеб, кашу с котлетой, стопку песочных с арахисом коржиков и 25 увесистых, фарфоровых чашек с якорем на боку полнехоньких киселя. – Зря!
В оставшиеся до субботы дни, Володя хорохорился и, на подмигивания товарищей в сторону чашек с якорями, отшучивался:
- Мол, ничего! – «плакали» ваши коржики крупными слезами.
Ему бы сдаться на милость победителей, попросить «пардон у» - и делу конец! Но не тут то было….
В субботу, заметно погрустневший Володя, сохраняя вместимость желудка, завтракать отказался. Обед проглотил с аппетитом здорового телом и духом бойца и, не уменьшая усердия, приступил уписывать коржики, запивая их киселём. Ряды чашек таяли, их содержимое и съеденные коржики, возможности желудка и аппетита Володи свели до нуля.
Переполненный желудок уже давно пел: «Эх, полным - полна коробочка…». Сергачёв беспомощно огляделся. Володя Овчинников сочувственно сдвинул плечи, покачал головой: мол, что тут скажешь, делать нечего, подставляй ворот!
На третьей чашке, залитого в «хэбешку» киселя, Володя вырвался из рук гогочущих курсантов и, роняя лужи жидкости из штанин брюк, улепетнул в душевую.
Тематика флотских традиций не раз обговаривалась в курсантской среде: со стороны воспитателей и преподавателей – о героическом прошлом подводников; в обиходе товарищеских бесед – о вещах более приземлённых и конкретных, не исключающих поступков отдельных личностей, ставшими традиционными.
Отобедав, весело обсуждая «конфузию» Володи, курсанты прибыли в бытовую комнату и начали готовиться к предстоящему увольнению в город. Они чистили, драили, утюжили голландки, брюки, воротнички, ботинки, бляхи ремней – то есть, приводили в образцовое состояние свою форму одежды.
Обратившись ко всем присутствующим, Антон неторопливо рассуждал:
- Ребята, знаете ли вы, что традиции Флота самые стойкие и жизнеспособные? Философское правило, что форма должна соответствовать содержанию, для флота, было неизменным в течение веков: корабль всегда был и остаётся кораблём, главная фигура на нём – матрос веками хозяйничал на палубе в таких же, как у вас чёрных или белых штанах, в полосатой тельняшке с синим воротничком на шее. Изначальные цвета Земли: белый, чёрный, синий и парадный – цвет золота живительных лучей солнца, окрасили форму одежды моряков всего мира. Правда, бытуют случаи, когда, мягко выражаясь, «содержание» с душком пыталось прикрыть в буквальном и переносном смысле «тело» своих неблаговидных делишек, наворованными у моряков, отдельными фрагментами их формы одежды. Не понимая, что тельняшка традиционно уже давно срослась с грудью моряка, её надевают, как рубашку на любой здоровенный «мешок с костями» и одураченные, ни разу не видя моря, они полосатыми клоунами расхаживают в них.
А кортик! Традиционный морской кортик вручается любому сухопутному офицеру. Уважаю и преклоняюсь мужеству доблестного офицерского корпуса Армии. Но когда они к парадной форме напяливают на бок кортики, то невольно стают похожими на обманутых неверными жёнами мужей, примеряющих рога. Неужели у нашей Армии не хватает своих, присущих ей традиций?! Да, разрушить традиции, даже вековые, вполне возможно, а вот создать что-нибудь толковое взамен – очень трудно, ибо традиции не насаждаются искусственно, а возникают и живут самостоятельно.
- А знаете ли вы, что у ленинградских нахимовцев существует своя очень милая традиция, - вовлёкся в разговор бывший нахимовец Иконник Володя. – Дело в том, – продолжал он, - что перед вами стоит непосредственный участник и исполнитель этой традиции. Она заключалась в том, что начало учебного года у нахимовцев предварялось чисткой до блеска яиц у коня, на котором восседал Пётр Великий – знаменитый Медный Всадник, величественный памятник на Невской набережной. Все нахимовцы были убеждены, если утро первого дня нового учебного года не будет озарено золотым отблеском солнечных «зайчиков» от надраенных бронзовых яиц царёва коня, то им, недостойным, век страдать в муках презрения совести и чести и, вообще, училище провалится в тартарары. Об этом знали все: командование училища, районная администрация, милиция, зрители-зеваки, бродившие вокруг памятника, и, как мы догадывались, сам царь и его конь, молча замирали в ожидании действующих лиц традиции. Несмотря на всяческие запреты и кордоны, штурмовая группа нахимовцев, замаскированная гражданской одеждой, снаряжённая верёвками и другими приспособлениями для скалолазания под утро сосредоточилась у памятника. Но невезуха!!! В полном составе, группа была отловлена совместными усилиями милиции и военных патрулей – моряков. Сердобольный капитан-лейтенант начальник морского патруля, видя страдания отловленных нахимовцев, вызванных чувством вины неисполненного долга, подмигнул фонариком к месту их тайного устремления. Заблестевший отражённый луч «зайчика» расцвёл на лицах участников события радостными улыбками. Они поняли, что яички у лошади Великого царя блестят, и будут блестеть, пока существует Военно-Морской Флот Великой России.
Уже в увольнении в городе Антон не оказал себе в удовольствии посетить и полюбоваться памятником, застывшего в монолите изваяния прославленного царя. Начищенные до зеркального блеска металлические яйца царева коня блестели!!! В уголках губ бронзового лица притаилась снисходительная смешинка улыбки, а горящий взор Петра, устремлённый в вечность, как бы говорил:
- Виват новому поколению моряков! Виват самым юным, моим достойным потомкам!
Спорт…, о спорте можно говорить много и долго: в то время вся страна занималась спортом. В любом городишке занятия в школах предварялись физической зарядкой под музыку собственных духовых оркестров. В любой школе, в том числе и сельской, были спортивные площадки. Футбол, волейбол, гимнастика, лёгкая атлетика, соревнования и олимпиады – спортивные и по художественной самодеятельности, были естественным укладом жизни молодого подрастающего поколения Советских людей. Постоянная занятость личного участия людей в бурлящей трудовой жизни страны не оставляла места для хулиганства и воровства, побуждала инициативу и интерес в постройке жизни настоящей, вселяла уверенность во времени будущем. Тёплыми летними вечерами всё население выходило во дворы. Молодёжь толпами гуляла по улицам, заполняла парки и танцплощадки, была слышна музыка и радостный смех. Люди страны общались друг с другом, им было о чём поговорить, их связывали общие интересы в победах и буднях трудовой жизни. Тогда ещё и в зародыше не было развращающего тело и душу, царствующего сейчас бизнеса вседозволенности властвующих денег, люди были жизнелюбивыми и свободными.
Спорт в училище занимал нишу на более высоком уровне. Гимнастические залы, залы тяжёлой атлетики, классической борьбы, бокса, собственный тир, водная шлюпочная база на Неве, обширный внутренний двор-стадион с беговыми дорожками, игровыми площадками вкупе с опытными тренерами и преподавателями составляли основательную базу для физической закалки курсантов.
Физподготовка распределялась равномерно планом занятий на протяжении всех лет учёбы в училище. Кто показывал особые способности – дополнительно совершенствовал своё мастерство в многочисленных спортивных секциях. В конце первого полугодия товарищи Антона понесли первую потерю – при падении с брусьев, несмотря на страховку, повредил себе мениск чашечки левой ноги ленинградец Сысоев. Несостоявшийся подводник к своей нескрываемой радости, был отчислен из училища и комиссован на гражданку.
Курсант Фомочкин Гриша ходил темнее тучи. Его пухленькие щёчки обвисли двумя мешочками, как полупустые полотняные ёмкости, а глаза, потерявшие живую выразительность и любознательность, тускнели при взгляде на спортивный снаряд – длинного и довольно высоковатого «коня».
- Не могу я его объездить, - жаловался он. – Эта чёртова «кобыла» не то, что «козёл» - того я, перепугавшись, перемахиваю ласточкой. Эта деревяшка, обтянутая искусственной кожей, так и старается лягнуть меня в зад. Помогите!
Вся «соль» упражнения на «коне» заключалась в том, что, хорошо разогнавшись, выбросив руки вперёд в опорном прыжке с мостика оттолкнуться ими от противоположного конца снаряда и, не задев его копчиком, приземлиться в руки страхующих товарищей. Но в случае неудачи удар копчиком тяжёловатого заднего места по «коню» неминуем. А это больно, конечно, не спортивному снаряду, а вам - ой как больно!
Невидимая стена страха заставляла Гришу гасить инерцию разогнанного непослушного тела и отваливать в сторону во многих неудачных попытках повторов.
По этому поводу сотоварищи тут же коллективно сочинили стих:
- Сделаю ещё один заход…,
Конь стоит и глазом не моргнёт.
- Эта чёртовая штука - для курсанта просто мука!
- Всё равно, не трусь - вперёд!
Зачёт по упражнению приближался и, как беременность, самостоятельно рассасываться не желал. На тренировках два дюжих молодца, по обе стороны схватив за трасы, протаскивали подпрыгнувшее тело Григория через злополучную «лошадь». Он потихоньку избавлялся от страха. На зачёте Фомочкин, осмелев окончательно, так сиганул через осточертевшего коня, что выскользнул из трусов, которые остались в руках озадаченных, не успевших их выпустить страхующих курсантов. Голый он пихнул ногой столь длительно терроризировавшего, теперь поверженного коня, и победно заржал. Покатываясь со смеха на мягких, разостланных на полу матах, «ржали» ещё громче его друзья.
Иногда на занятиях по боксу, окончив плановые поединки, при попустительстве тренера, курсанты развлекались показательными боями-спектаклями, выпуская на ринг особую пару бойцов: тяжёловеса Лешко и тонкого в кости, лёгенького москвича Жору.
Жору снаряжали самыми большими по размеру трусами, «гадами» и боксёрскими перчатками. Арбитром и главным режиссером спектакля выступал «Артист» - Валера Подколзин.
»Бойцы» занимали свои места по углам ринга. Валера представлял боксёров зрителям, награждая каждого из них витиеватыми титулами невообразимых побед в предыдущих боях. Затем он вызывал их на середину ринга для приветствия.
»Детина» Лешко благодушно улыбался. Жора небрежным жестом здоровенной перчатки чиркнул себя по горлу и кивнул утвердительно головой: - Мол, да, кранты тебе! Влип ты парень, как кур во щи!
Прозвучала команда «бокс!». Лешко стоял и благодушно улыбался. Жора, из стороны в сторону, убыстряя темп, начал вилять задом. Складывалось впечатление, что, ощутив в своем «чреве» что-то живое, ниспадающие ниже колен обширные трусы ожили сами. Они ощетинились мелькающими складками вроде зубов голодной собаки, готовой броситься на обидчика своего хозяина. Жоркины ноги, тонкими палочками торчащие из неподвижных «гадов», выгибались, не успевая попасть в такт, танцующей задницы. Округлые кожаные перчатки, как поршни кривошипно-шатунного механизма двигателя работающего вхолостую, замелькали в направлении подбородка недосягаемого противника.
Лешко стоял и смотрел на напрасные потуги мелькающих Жоркиных перчаток. Самые нетерпеливые зрители начали кричать: - В кису его! В кис-у-у! – что означало: - Не тяните кота за хвост! – Бейте по мордам!
Жора остановился. Вынул руку из перчатки, вопрошающе указал на свой подбородок, испрашивая: мою, что ли? Не ожидая ответа, показал всем «фигу».
Его товарищи, возмущённые, затопали ногами, загалдели, заулюлюкали, засвистели и хором закричали: - Судью на мыло! Судью на мы-л-о-о!
Дезориентированный судья замахал руками и закричал: «Брек!», «Брек!» - мирно стоящим противникам. «Зал» недовольно притих. Валера сделал выволочку боксёрам за халатное ведение боя и дал команду: «Бокс!». Жора закрутил задом энергичнее прежнего. Лешко неподвижно стоял на своём месте. Судья погрозил ему кулаком и, собираясь свиснуть, сунул свисток себе в рот. Упреждая замечание, Лешко легонько стукнул своего противника по голове. Жора сел…. После минутного замешательства зрители вразнобой начали выкрикивать свои пожелания. Наиболее упорные и кровожадные орали: - В кису его! В ки-су! Недовольные судейством вопили: - Судью на мыло! Судью на мы-л-о! Более практичные кричали: - Жора! «Гадом» его, гад-о-м! Последние выкрики были услышаны. Поверженный боксёр заморгал глазами, осмысленно оценил обстановку на ринге. Его особенно возмутил судья, который, размахивая рукой, что-то отсчитывал. Быстро подхватив легко соскользнувший с ноги ботинок, он прицельно швырнул его в сторону понявшего опасность, увернувшегося и убежавшего судьи. Вторым ботинком, раскручиваемым на шнурках, он прицеливался в голову своего поединщика. Лешко поднял руки вверх! Жора запрыгнул ему на спину. Смеясь, шумной толпой все участники представления направились в душевую смывать пот учения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.