Битвы у стен Чигирина

Дорошенко предупредил Ромодановского и царя, что султан уже считает себя властителем Украины и капитуляция гетмана ничего не значит. Турки назначат другого и под предлогом его поддержки пошлют армию. А король Ян Собесский, заключив мир с Османской империей, как ни в чем не бывало поучал русского посла Тенкина: «Пиши к царю, что следует ему немедленно послать более войска в украинские города, в Киев и Чигирин, и особенно инженеров и артиллерию, турки сильны умением действовать пушками и осаждать крепости».

Фазыл Ахмед Кепрюлю после подписания договора с Польшей умер, но пост великого визиря занял муж его сестры Кара-Мустафа. Такой же умный и воинственный. Прогнозы Дорошенко он вполне оправдал. В плену у турок сидел Юрий Хмельницкий. Ему предложили гетманство, и он без раздумий согласился, получил титул «князя Малороссии». Но аппетиты Стамбула не ограничивались Украиной. Снова реанимировались старые проекты – подчинить Северный Кавказ, Поволжье, восстановить Астраханское и Казанское ханства, подвластные султану. А Россия должна платить дань Крыму, преемнику Золотой Орды. В Москву прибыло посольство султана и огласило требования – отступиться от Украины и изгнать казаков с Дона. Федор Алексеевич выдержкой отца не обладал и ответил по-юношески запальчиво: «Казаков не выгоню, Азов возьму и все земли по Днестру постараюсь покорить».

Впрочем, отвечать он мог уже как угодно. Было известно, что в Стамбуле война решена. В апреле 1677 г. турки начали переправу через Дунай. Командовал армией Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. У него насчитывалось 40–60 тыс. турецких воинов, 20–30 тыс. молдаван и валахов, 35 орудий, огромный обоз. «Войско» Юрия Хмельницкого состояло всего лишь из 150 проходимцев-перебежчиков. Но его хозяев это не смущало, Юрию отводилась другая задача. Он начал рассылать «универсалы», обещал, что турки не тронут тех жителей Малороссии, кто признает его гетманом. Готовились и царские рати. В Курске собралась армия Ромодановского, 42 тыс. воинов, 126 орудий, в Батурине 20 тыс. казаков Самойловича. Разведку вели запорожцы, в июне они доложили, что Ибрагим-паша переправляется через Днестр, а крымский хан Селим-Гирей привел к нему 40 тыс. всадников.

Численность вражеских полчищ достигла 100–130 тыс., не считая обозных, слуг, землекопов. Зато с разведкой у них было плохо. Они исходили из ошибочных данных, что в Чигирине находятся 1,5 тыс. русских воинов и 3 тыс. казаков, а Киев к обороне вообще не готов. Турецкое начальство общалось в основном с изменниками, с поляками, поэтому приняло за чистую монету их утверждения, будто население Украины враждебно царю. Полагали, что воевать придется только с русскими. Поэтому на взятие Чигирина отводилось 3–4 дня – ждали, что казаки перейдут под знамена Хмельницкого, а горстка русских перед лицом огромной армии должна будет уйти за Днепр. После чего останется взять Киев. Удары царских войск с Левобережья считались нереальными – попробуй-ка форсировать такую реку, если прикрыть переправы! Янычарам заранее объявили, что их распустят по домам «ко дню Касыма» (26 октября), на Украине останутся зимовать казаки Хмельницкого, а обратно на фронт янычар соберут в «день Хозыра» (23 апреля) следующего года – завоевывать Левобережье.

Царские воеводы не знали точных планов неприятеля. Ромодановский и Самойлович выдвинулись к Сумам и Ромнам – сохраняли возможность повернуть туда, куда нацелится Ибрагим, к Чигирину или Киеву. А в Чигирин послали генерал-майора Трауернихта с подкреплениями. Еще недавно крепость была очень сильной. Она состояла из трех частей, «замка», «нижнего города» и посада. Часть укреплений была каменной, часть – деревянной, с трех сторон их обтекал приток Днепра речка Тясьмин. Но во время осад войсками Ромодановского посад был сожжен. На его месте остались вал и пустырь – и как раз с этой стороны, с юга, крепость не была защищена рекой. От бомбардировок пострадали и стены. А зимой 1676 г., уже после взятия Чигирина русскими, случился пожар (возможно, это была диверсия), стены получили значительные повреждения.

Полностью восстановить их не успели. Артиллерия насчитывала 5 мортир и 45 пушек. Но из них только 14 тяжелых, а остальные – картечницы или легкие полевые. Боеприпасы завезли, но мало было бомб для мортир, ручных гранат всего 800. Командование принял Афанасий Трауернихт – немец, целиком связавший себя с Россией и перешедший в православие. Он деятельно взялся ремонтировать укрепления, разбитые лафеты орудий. Гарнизон составил 17 тыс. человек. В западной части крепости, в «замке», расположились 8 тыс. солдат и стрельцов, в восточной, «нижнем городе», – 9 тыс. украинских и донских казаков.

Турки появились 2 августа. Массы войск затопили окрестности. Укрепились у старого посадского вала, он стал готовым прикрытием. Один из корпусов Ибрагим-паша отрядил к Днепру, взял под контроль переправы, а к гарнизону обратился с посланием. Писал, что султан покорил Украину «своею саблею и силою», а вы, «московские люди», когда законный гетман Дорошенко «ушел», заняли Чигирин. Теперь же султан прислал Хмельницкого, «властного дедича… чтоб он властвовал над всей Украиною», а войско пришло «его на гетманство посадить». Русским предлагали уйти без боя, сохранив за это жизнь и имущество, а не послушаете – пеняйте на себя. Хмельницкий не преминул забросить «универсал» казакам, убеждал сдать город ему, наследнику отца. Трауернихт созвал всех командиров на совет, и было решено: «Отвечать не иначе, как пушками».

5 августа турки начали приближаться к стенам зигзагообразными траншеями и апрошами. Гарнизон старался мешать им. Стрельцы и казаки ходили на вылазки, подбирались к траншеям, забрасывали ручными гранатами, бросались «в секиры и дротики» (штыков военная наука еще не знала), обращали неприятелей в бегство. Но враг усиливал охранение и продолжал работы. Строил батареи, загремели залпы. На город посыпались ядра, 80-фунтовые бомбы. Часть орудий прицельно била по русским пушкам. Артиллеристы у турок были отличные, в короткий срок сбили 17 орудий. В стенах и брустверах возникали проломы. Защитники исправляли что получится, но заделать все бреши не успевали, начали ставить возле них часовых. А потом в крепость перебежал невольник-негр. Сообщил, что турки роют три минных подкопа, указал места. Трауернихт приказал строить на этих участках внутренние укрепления. А для того, чтобы ослабить действие мин, выкапывались большие ямы.

17 августа Ибрагим-паша назначил штурм. Батареи открыли ураганный огонь. Была взорвана мина под равелином, разрушила вал. Защитники отступили, и турки захватили пролом. Но стрельцы и солдаты кинулись в контратаку, закидали врага гранатами и вышибли. К вечеру перебежал молдаванин, рассказал, что две мины обвалились от сотрясений, производимых при стрельбе русскими пушками. Предупредил, что роется еще одна. Турки взорвали ее 18 августа. Однако помогла уловка с ямами – взрыв прошел под землей, пробил себе канал через яму и не причинил вреда укреплениям. Зато турецкая артиллерия в этот день опять добилась успехов, вывела из строя 4 пушки.

А неприятельские саперы довели траншеи до рва замка. Теперь врагов в этих траншеях не получалось достать из пушек, а для мортир, бивших навесным огнем, не хватало бомб. Приспособились стрелять камнями. Турки завалили один из участков рва вязанками хвороста, ворвались в передовой равелин замка и заняли его. Начали кидать в ров фашины и бревна на других участках. Стало известно и о том, что они снова роют мины. Но на выручку Чигирину уже двигался Ромодановский. Чтобы поддержать защитников, он выслал вперед несколько отрядов. Сперва в крепость пробрались 500 казаков. Потом два полка, драгунский и казачий, высмотрели слабое место во вражеском оцеплении, внезапно прорвали его и по плотине через Тясьмин подошли к городу строем, с развернутыми знаменами. Их встретили ликованием, они доставили письмо Ромодановского и Самойловича – помощь близка.

Турки занервничали, заспешили. Рванули свои мины. Первая разрушила часть каменного редута, но он упал наружу, раздавил янычар, сосредоточившихся для атаки. А с участка, где готовилась вторая мина, Трауернихт загодя отвел защитников. В глубине построили полевые укрепления, там укрылось 300 донских казаков. Когда стена взлетела на воздух, они сразу заняли пролом, отчаянно встали в полный рост. На штурм поднялись 36 турецких рот, но увидели, что казаки готовы встретить их, и смешались, откатились назад.

25 августа войска Ромодановского вышли к Днепру у Бужинской пристани. Правый берег был занят врагом. Янычары укрепились окопами, шанцами, выставили пушки, их фланги прикрывала крымская конница. Передовую позицию турки выдвинули на остров посреди реки. Было ясно – как только Ибрагим-паша узнает о появлении русских, он направит к Днепру подкрепления. Но Ромодановский не позволил противнику отреагировать. Операцию по форсированию реки он разыграл четко и стремительно. С ходу развернул на берегу артиллерию и открыл по острову такой огонь, что расположившиеся там враги не выдержали, бежали на правый берег.

В ближайшую же ночь остров заняли русские, перевезли туда несколько батарей и замаскировали их. А отряд казаков переправился через Днепр выше по течению, двинулся в тыл неприятелям. Следующий день прошел тихо, но всем полкам было приказано делать из хвороста фашины и туры, подтягивались понтонные парки. Ромодановский находился на батареях, съездил на остров. Распределил между артиллеристами цели, орудия засветло навели на турецкие позиции. В третьем часу ночи 27 августа солдатские полки Версова, Воейкова и казачьи полки Левенца и Барсука ринулись на лодках через реку. Янычары заметили их, начали стрелять, и тут-то их накрыл шквал русского огня. Массированный ночной обстрел по заранее выверенным целям еще не практиковался ни в одной армии, Ромодановский применил его впервые. Противник был ошарашен. В темноте на него сыпались ядра.

А десант достиг берега, дружным натиском захватил окопы. Татары попытались сбросить его обратно в реку, пока полки еще не закрепились, лавина конницы среди ночи развернулась в контратаку. Ее встретили залпами мушкетов, дальнобойные пушки с левого берега и батареи с острова открыли заградительный огонь. А с тыла, стараясь наделать побольше шума, ударили казаки, забравшиеся туда накануне.

Крымцы и турки смешались, покатились прочь. Русские овладели плацдармом, потеряв при этом всего 8 человек! Ромодановский руководил переправой лично – каждый полк на правом берегу должен был занять оборону, огородиться фашинами и турами, и лишь после этого воевода высылал следующий полк. К утру на плацдарме находилось 4–5 тыс. воинов под командованием генерал-майора Аггея Шепелева. Под их прикрытием саперы принялись наводить три понтонных моста.

Ибрагим-паша опомнился. Снимал войска с осады города, перебрасывал к Днепру. Они подоспели после обеда и сразу устремились в атаку. Полковник Гордон вспоминал, как янычары вышагивали «под белыми знаменами с красными краями и полумесяцем посередине». Но они чуть-чуть опоздали. Мосты уже были наведены, по ним потекли гвардейцы генерал-майора Матвея Кравкова. Врага встретили ружейной пальбой из-за туров и фашин, картечью легких пушек. Тех, кто прорывался к укреплениям, отбрасывали в рукопашной. За янычарами с криками «Алла!» покатились массы конницы. Их тоже расстреливали и отражали. Ибрагиму-паше доложили, что атаковать больше «мочи нет», убиты сын крымского хана, много мурз и старших офицеров.

Он отправил на Днепр новые контингенты, 28 августа там собралось 40 тыс. неприятельской пехоты и конницы. Но и у русских на плацдарм успело переправиться 15 тыс. человек, общее командование принял генерал-поручик Григорий Косагов. Враги снова лезли в атаки, устилая трупами прибрежные луга и холмы. А когда их повыбили и измотали, царские ратники и казаки поднялись в общую контратаку. Турки и крымцы сломались – и побежали. Ромодановский доносил в Москву: «Знатную одержав победу над неприятелем, многих побили, гоня их на 5 верст от Днепра».

Когда известия о разгроме дошли до осадного лагеря, оставшиеся там части заметались. Турецкий историк Фундуклулу писал: «Силы Ибрагим-паши… истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блестяще отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары». Был созван военный совет, и хан Селим-Гирей высказался за то, чтобы «пойти прямо по спасительному пути отступления». Предложение «было признано благоразумным». Всю ночь противник вел огонь, стараясь замаскировать отход, а под утро зажег свой лагерь. Из крепости выслали разведку и обнаружили, что траншеи пусты, в одной нашли спящего турка, которого товарищи забыли разбудить. Бросили немало вооружения, имущества, сразу было видно, уходили в спешке.

Наши части на Днепре тоже обнаружили уход турок. За лесом, в стороне Чигирина, поднимались клубы дыма, и Ромодановский отправил туда рейтар. Они встретили русского офицера, сообщившего, что «турки сняли осаду и отступили в большом беспорядке, оставив много бомб и осадных орудий». Выступать в преследование всеми силами было невозможно – враг разорил местность, в округе не было ни продовольствия, ни корма для лошадей. Вдогон послали 3 тыс. конницы. Казаки в погоне «убили несколько сот человек и заставили бросить много повозок, буйволов и разных вещей». К Ромодановскому привезли пленных и доложили, что турки удирали ускоренными маршами, даже без ночевок, а татары повернули в Крым.

Чигирин и его окрестности представляли жуткое зрелище. Предполье было изрыто окопами, стены разрушены, почти все крепостные пушки были повреждены. У гарнизона оставалось всего 28 бомб и 23 бочки пороха. Ромодановский приказал срочно восстановить крепость. Пехотным полкам назначили засыпать турецкие траншеи и срыть батареи, кавалерийским – заготовить и привезти 15 тыс. бревен. В Чигирине разместили свежий гарнизон, выслали отряды рейтар и казаков по правобережным городам, остальные войска возвратились на Левобережье.

В сражении на Днепре наша армия потеряла 2460 человек убитыми и около 5 тыс. ранеными. В гарнизоне Чигирина погибло 998 человек, раненых «было очень много». Потери неприятеля оказались не в пример больше. Русские агенты в Стамбуле доносили, что только убитыми выбыло из строя 25 тыс. янычар и турецкой кавалерии, а урон татар, молдавских и румынских войск никто не считал. Султан встретил Ибрагима сурово. Кричал: «Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя, войска, что ли, было мало? Или у тебя не было пушек и снарядов?» Ибрагима бросили в тюрьму, хана Селим-Гирея за «благоразумный совет» отступить низложили с престола и сослали на Родос, вместо него поставили Мурад-Гирея.

А Россия и Украина торжествовали. В Стамбул отправили посольство Афанасия Поросукова. Оно вручило султану грамоту о восшествии на престол Федора Алексеевича, передало «укоризну» за посылку войска под Чигирин, напомнило об «исконной прежней дружбе». Но надежды на то, что неудача заставит турок одуматься, не оправдались. Великий визирь категорически заявил – если царь не откажется от Украины, война продолжится. Поросуков был не только дипломатом, но и хорошим разведчиком, подкупил переводчика великого визиря и разузнал, что уже готовится новый поход. Возглавить его намеревался сам Мухаммед IV, но приближенные отговорили властителя. Главнокомандующим стал великий визирь Кара Мустафа. Ему поручалось идти на Чигирин, а султан должен был остаться на Дунае, формировать вторую армию. Когда крепость падет, он двинется развивать успех и пожинать победные лавры.

Но боевые действия возобновились уже в марте. Юрий Хмельницкий собрал банду сторонников, к нему присоединились татары Мурад-Гирея, прокатились страшными опустошениями вокруг Переяслава. А в мае стала переправляться через Дунай армия Кара-Мустафы. Она была гораздо больше, чем в прошлом году. Собрались войска из Турции, Сирии, балканских стран, Египта, крымский хан привел всю орду. Полчища насчитывали 180 тыс. человек, везли с собой 142 орудия, из них 50 тяжелых. 4 пушки были такими, что их тащили по 32 пары волов, а 6 мортир стреляли 120-фунтовыми бомбами. Были приглашены лучшие французские инженеры, ученики знаменитого де Вобана, специалисты по взятию крепостей.

У Ромодановского было 50 тыс. воинов, у Самойловича – 25 тыс. казаков. Но в предшествующей кампании царь доверился своим военачальникам, предоставил им полную свободу действий. А теперь окружение Федора Алексеевича тоже вообразило себя полководцами. Увлекло юного государя, и Ромодановскому выдали подробные инструкции. В военных вопросах эти деятели абсолютно не разбирались, директивы получились запутанными и противоречивыми. Указывалось, что сдавать Чигирин «никоими мерами невозможно», предписывалось быстрее идти к крепости и опередить врагов. Но если опередить не получится, требовалось… город разрушить, а гарнизон вывести в Киев. Московские стратеги озаботились и численным превосходством турок. Самойловичу, кроме его казаков, велели мобилизовать ополчение из крестьян и горожан, по 1 ратнику от 3–5 дворов. Вместо прежней тактики отвлекающих ударов на Крым донских казаков отправили в главную армию. А князя Черкасского послали собирать калмыков, кабардинцев и терских казаков. Пока он не подойдет, Ромодановскому запретили вступать в сражение.

Хотя мужики, призванные от сохи, могли лишь ослабить войско, их все равно пришлось оставлять в гарнизонах городов. Сбор ополчения только задержал армию. Задержала ее и нехватка продовольствия – немало хлеба, овса, сена пожег Хмельницкий с татарами, и Самойлович не сумел вовремя заготовить запасы. Ромодановский выслал вперед Косагова с 12-тысячным корпусом, поручил занять плацдарм на правом берегу Днепра. 27 июня русские пехотинцы и донские казаки переправились через реку, начали строить укрепленный лагерь.

Гарнизон крепости возглавляли воевода Иван Ржевский и полковник Патрик Гордон. Они многое сделали для подготовки к осаде, лихорадочно ремонтировали укрепления. Пороха завезли 2 тыс. пудов, свои запасы имелись и в полках. Но бомб было доставлено мало, всего 500, ручных гранат 1200. Артиллерию довели до 86 стволов, но привезли в основном такие пушки, которые легче транспортировать, 4 самых больших орудия стреляли 14-фунтовыми ядрами, 6 – ядрами по 8–10 фунтов, остальные были полевыми. Из 6 мортир были исправными 4.

Армия Ромодановского уже подходила к Днепру, но турки приближались быстрее. 8 июля под Чигирином показались их авангарды. Их отгоняли вылазками, стрельбой из пушек, однако подтягивались новые войска, защитников загоняли в крепость. Ржевский произвел разнарядку гарнизона. «Замок» держали 5,5 тыс. солдат и стрельцов, «нижний город» – 7 тыс. казаков наказного атамана Павла Животовского. Вся равнина покрылась неприятельскими кострами и палатками, для Кара-Мустафы установили огромный шатер с пятью башнями, рядом высились шатры его помощников Каплана– и Османа-пашей. Турки привезли в обозах вязанки соломы, хвороста, мешки, набитые шерстью. Прикрываясь ими от пуль, рыли окопы, загремели батареи.

Для великого визиря оказалось неприятной неожиданностью, что русская полевая армия находится уже по соседству. Ее численности Кара-Мустафа не знал, послал 10 тыс. крымцев ликвидировать плацдарм на правом берегу Днепра. Драгунские полки Венедикта Змеева в жестокой рубке отогнали татар. Но у турок было достаточно сил, чтобы воевать на два фронта. К Днепру выступил 20-тысячный корпус Каплана-паши. 13 июля он яростно атаковал русских. Однако и на плацдарме было уже много войск, руководил ими сам Ромодановский. Он выдвинул в первую линию полевые пушки, янычар и крымцев ошпарили картечью в упор. Драгуны бросились в контратаку. Их поддержали другие полки, турок опрокинули. Ромодановский доносил царю: «Гнались и их рубили на версту и больше».

15 июля Каплан-паша попытался нанести неожиданный удар конницей, навстречу вылетели рейтары и казаки, одолели неприятеля и «гнали до бора». На плацдарм постепенно перебралась вся русская армия. Но Ромодановского по рукам и ногам связывал царский приказ – дождаться подмоги Черкасского. А Каплан-паша был опытным воякой. Оценил, что русских больше, скинуть их в реку не получится. Что ж, тогда он оседлал гряду высот и Стрельникову гору между Днепром и Чигирином. Под прикрытием кавалерийских атак строил там позиции, чтобы не пропустить Ромодановского к крепости.

А тем временем под Чигирином турки все ближе подбирались траншеями к рвам и стенам. Гарнизон отчаянно отбивался. Ромодановский послал к Ржевскому стрельца Андрея Иванова «за достоверными вестями». Он благополучно вернулся. Комендант докладывал, что обороняется успешно, посылает подчиненных на вылазки и «многих турок побил». Гонец и сам поучаствовал в трех вылазках, рассказал, как врывались в траншеи, брали пленных. С Ивановым казачий полковник Карпов передал письмо Самойловичу, оно тоже было бодрым. Казаки заверяли – если им пришлют тысяч 10 пехоты, «хоте нашей, хоте московской», то «пойдем не токмо на шанцы, но и на наметы везирские». Писали, что у противника настроение неуверенное, «зело боятся турки» и при подходе русской армии наверняка снимут осаду.

Но бомбардировка усиливалась. Если 15 июля на крепость упало около 800 ядер и бомб, то 27-го – 1200. Кара-Мустафа выслал войска на северный берег р. Тясьмин, полностью окружив город. Связь с Ромодановским прервалась. 28 июля турки дошли траншеями до рва и вала. Пальба стала непрерывной, ядра прошибали бревенчатые стены. Несколько раз они загорались, их тушили под огнем. Возник пожар и в городе, охватил несколько кварталов. Гордон писал: «Жар был так силен, что в нескольких местах казаки не могли устоять на валу». И все равно в этом аду гарнизон сражался! Вечером начался штурм, турки лезли на полуразрушенный вал, но их отбили и прогнали.

29-го и 30-го неприятель взорвал три мины, они сотрясали «весь замок подобно землетрясению». Взлетали на воздух тучи земли, россыпи бревен. К проломам бросалась турецкая пехота. Но искалеченные стены и равелины оживали, отвечали пальбой. О подготовке взрывов русские догадывались заранее, за проломами каждый раз оказывались построены полевые ретраншементы. Солдаты, стрельцы и казаки встречали врагов пулями, контратаками. Турки, в свою очередь, подтаскивали пушки, завязывалась перестрелка через проломы, и ворваться в крепость противник не смог.

А к Ромодановскому наконец-то подошел Черкасский. Однако он привел всего 4 тыс. калмыков, горцев и казаков. Имело ли смысл столько времени ждать его? Как бы то ни было, 30 июля армия выступила к Чигирину. Но на крутой Стрельниковой горе дорогу перекрывали позиции Каплана-паши «с многочисленными пушками». Он постарался максимально задержать русских еще на подступах. Два дня выпускал на вылазки то конницу, то пехоту. Их отражали, «загнали на гору». А Кара-Мустафа в это же время пытался взять крепость. Теперь на нее падало за день по полторы тысячи бомб и ядер, было взорвано еще четыре мины, в схватках на развалинах погибало множество турецких воинов, но без какого-либо результата.

Ромодановский в это время наметил захватить Стрельникову гору внезапной ночной атакой. Несколько солдатских и казачьих полков пробралось по склону, проникло в расположение противника, поднялопереполох, но турки опомнились и выбили их. 3 августа был назначен общий приступ. Воевода построил войска двумя эшелонами. В первом на правом фланге расположились «выборные» (гвардейские) полки Шепелева и Кравкова, в центре – 9 стрелецких полков, на левом – опытные пограничники, солдаты Белгородского и Севского округов. Второй эшелон составила конница. Командиры лично вели в бой подчиненных. Легкие пушки выдвинули в первую линию, их «везли перед каждым пехотным полком». Войскам выдали и переносные заграждения, «испанские рогатки».

Турки встретили наступающих шквалом огня. Сталкивали навстречу повозки, наполненные гранатами с зажженными фитилями, они взрывались с оглушительным грохотом. Но русские упорно карабкались вперед. Первым пробился на гору полк Шепелева, его сбросили контратакой, генерал-поручик был ранен. Лишь 500 солдат удержались. Их отрезали от своих, а они огородились рогатками, отстреливались из ружей и двух пушек. Многие из этих храбрецов сложили головы, но они отвлекли на себя врага, и на центральном участке прорвались стрельцы. Турки перенацелились на них, но стрельцы, как описывал Гордон, «твердо став на взятой позиции, окружили себя испанскими рогатками и, непрерывно стреляя из многих бывших при них полевых орудий, удерживали неприятеля на некотором расстоянии».

А Ромодановский ввел в сражение резервы. На помощь окруженным солдатам Шепелева подоспел генерал Змеев с тремя драгунскими полками. Снова двинулась вперед отступившая пехота. Турки стали пятиться, бросили на позициях 28 пушек. Хотя отходили они в полном порядке, строем. Кинувшуюся за ними русскую конницу отогнали огнем. Но Ромодановский приказал срочно втащить на гору тяжелые орудия, их ядра полетели по отходящим колоннам противника. Там поднялась паника, порядок сломался, турки ринулись к мостам через Тясьмин. На них снова налетела кавалерия, рубила. На мостах началась давка, сбившуюся массу людей расстреливали пушки с горы. Каплан-паша испугался, что русские форсируют реку на плечах турок, и велел поджечь мосты, обрекая отставших на истребление. В сражении на горе его корпус потерял 500 человек – в побоище у реки полегло 8 тыс., был ранен и попал в плен Осман-паша, третье лицо в турецкой армии.

А великий визирь старался в этот день все-таки дожать Чигирин. Грохотала бомбардировка, «в старом и новом замках не было ни одного места, которое было бы защищено от бомб, камней и стрел», под стеной взорвали очередную мину. Воевода Иван Иванович Ржевский поспешил к месту приступа и недалеко от своей квартиры был убит осколком бомбы. После двухчасовой драки противника отбросили, но комендант крепости, душа ее обороны, был мертв. Командование принял Гордон.

4 августа показалась армия Ромодановского, встала за Тясьмином, в 4 км от Чигирина. Тем не менее Кара-Мустафа не ушел. У турок сохранялось значительное численное превосходство, и атаковать через болотистую реку укрепленный лагерь было безумием. Однако полной блокады крепости больше не было, враг отступил с левого берега Тясьмина. С осажденными можно было сообщаться, посылать подкрепления, измотать неприятеля и заставить снять осаду. Такую тактику и выбрал Ромодановский. Направил значительную подмогу гарнизону, а от Гордона потребовал действовать активно, совершать вылазки, разрушать позиции турок и срывать их планы.

Но… полковник Гордон оказался явно не на своем месте. Он растерялся, паниковал. Посылал воеводе предложения, чтобы с турками сражалась полевая армия, чтобы в Чигирин ввели всю пехоту – хотя на небольшом пятачке крепости масса войск не смогла бы ни укрыться, ни развернуться, только попала бы под артиллерийский расстрел. По специальности Гордон был военным инженером, но напрочь проиграл минную войну. Никаких мер противодействия больше не предпринималось. Турки теперь взрывали что хотели – три мины сработали 4–5 августа, две мины – 7 августа, неприятели захватили часть стены замка. К счастью, в это время в Чигирин подоспело очередное подкрепление, полк Кравкова, гвардейцы с марша кинулись в контратаку и выбили врага.

Бомбардировка заметно ослабла, великий визирь развернул часть артиллерии в сторону армии Ромодановского. На город падало по 300–400 бомб и ядер в день. Но вылазок Гордон боялся, доказывал, что «делать вылазки без большой опасности нельзя». Ромодановский настаивал, а комендант отговаривался, что укрепления турок слишком сильные. Вместо настоящих вылазок предпринимал лишь «демонстрации». Высылал по несколько сот, а потом вообще по 150 солдат. Они врывались в передовые траншеи, турки прогоняли их назад. Но и солдаты стали понимать, что это дело гиблое и бесполезное. Отказывались участвовать в подобных предприятиях, переставали слушаться такого коменданта.

8 августа к Ромодановскому приехал из Москвы стольник Хрущев. Привез благодарность царя за одержанные успехи и новые инструкции. Федор Алексеевич приказывал оборонять Чигирин, оказывать помощь «осадным людям». Но опять требовал воздерживаться от решающего сражения – поскольку к армии идут свежие силы, татарская конница касимовского царевича Василия Араслановича и рать окольничего Щербатова. А 9 августа перебежал поляк, сообщил, что у великого визиря заседал военный совет. Большинство начальников высказалось за снятие осады. Но Кара-Мустафа решил еще раз штурмовать, а если уж не получится, то отступить.

Опять загрохотали турецкие мины, возобновились атаки. Гордон взывал к Ромодановскому, требовал подкреплений. Их отправили уже предостаточно – полк за полком в крепость прибывали солдаты, казаки. Наконец, воевода послал целый 15-тысячный корпус генерала Вульфа. Написал, что надеется, этим будет положен предел жалобам. Категорически приказал сделать вылазку и разрушить вражеские шанцы, вплотную подступившие к городу. Но Вульф атаковал один, Гордон своими войсками его не поддержал. Как он сам писал, «счел излишним подвергать солдат такой очевидной опасности». А турки заметили подход корпуса, были настороже, остановили русских жестоким огнем и контратаками.

11 августа взорвались еще две мины. Сперва пролом заняло лишь 20 турок. Но среди множества воинских частей, набившихся в Чигирин, царила неразбериха. Немедленной контратаки никто не организовал. К стенам уже спешили янычары, стали вливаться в «нижний город». Подоспели резервы, Курский и Озерский пехотные, Ахтырский и Сумской казачьи полки, столкнулись с неприятелем на базарной площади и обратили в бегство. Но от проломов двигались новые части, теснили русских. Турки хлынули по улицам, грабили, зажгли дома. Среди защитников пронесся слух, что город уже взят, началась паника. Общее руководство Гордон наладить так и не смог. В «нижнем городе» казаки и солдаты дрались еще полтора часа, «значительно побили турок». Но другие части побежали по мельничной плотине за Тясьмин, устроили давку, воины бросались в реку, тонули. Третьи откатились в замок, перемешались между собой.

Ромодановский узнал, что в Чигирине беда. Колонны стрельцов и солдат выступили на выручку. Но и великий визирь был предусмотрительным, выслал наперерез всю крымскую и турецкую конницу. Русским пришлось встать в каре, отбиваться от наседающих врагов. Лишь к вечеру три стрелецких полка прорвались к городу. Навстречу ударили казаки Чигиринского полка, перебили и разогнали врагов, занявших было путь по плотине. Но по крепости распространялось пламя пожара, охватывало кварталы «нижнего города», перекинулось на деревянные стены. Тушить было некому. Гордон вообще утратил управление войсками, не представлял, что творится вокруг. Командовать пришлось непосредственно Ромодановскому. Он получал доклады подчиненных, опрашивал бойцов, выбравшихся из города.

Оборонять полыхающие развалины стало уже бессмысленно. Это значило только погубить людей. Воевода послал распоряжение генералу Кравкову, стрелецким полкам и чигиринским казакам – во что бы то ни стало удерживать плотину. А к коменданту и гарнизону отправил стрелецкого барабанщика с приказом: под покровом ночи покинуть город. Взять с собой все, что можно, и поджечь пороховой погреб. Противоречивые царские инструкции предусматривали такой вариант, и, когда иных возможностей не осталось, Ромодановский исполнил его. Защитники потянулись по плотине. Потрепанные, дезорганизованные, но командиры восстанавливали порядок, люди разбирались по полкам. Уходили непобежденными, со знаменами, вывезли казну, все легкие орудия. А турки, полезшие в брошенный замок и грабившие город, нашли там свою смерть. Взорвался пороховой погреб, и погибло более 4 тыс. человек.

Гарнизон благополучно соединился с основными силами. Но и вся русская армия той же ночью собирала свои шатры, упаковывала грузы на телегах. Оставаться возле Чигирина для нее было больше незачем. Наоборот, следовало побыстрее отойти за Днепр, прикрыть Левобережье, перебросить помощь Киеву. Ночь провели в бою, а передышки воевода не дал ни малейшей, на рассвете 12 августа войска выступили назад к переправам. А вот великий визирь пришел в бешенство. Он понес огромные потери, а захватил всего лишь груду головешек! Нет, такая «победа» Кара-Мустафу не устраивала. Он повелел поднимать свою армию, идти за русскими. Прижать их к Днепру, уничтожить – вот это и впрямь был бы успех, вся Украина лежала перед турками беззащитной, «на блюдечке».

Но и Ромодановский представлял, что враг организует погоню. Все полки, и пешие, и конные, сомкнулись в один огромный прямоугольник, его окружили возами, как подвижными укреплениями. Ощетинились ружьями, пушками. В арьергарде шли лучшие части. Турки и татары сопровождали по пятам, но вклиниться в строй им не давали, осаживали ливнями пуль и картечи. Ползли медленно, зато безопасно. 13-го подошли к Днепру и заняли свои старые укрепления – они были построены полукругом, оба конца упирались в реку.

И все-таки Кара-Мустафа не желал выпускать русских из своих лап. Следом подтягивалась турецкая армия. Разворачивалась на прибрежных лугах, ставила батареи. По лагерю загремел огонь. Переправляться в таких условиях было самоубийством, Ромодановскому ничего не оставалось делать, кроме как принять бой. 14 августа царские войска построились на поле, ринулись в атаку. Захватили неприятельские шанцы и часть орудий, в сече погиб турецкий военачальник француз Делафер-паша (фамилию графа де Ла Фер Дюма использовал для своего Атоса). Но и враги перегруппировались, навалились на фланги, вынудили солдат и казаков отойти обратно в лагерь.

Несколько дней шла перестрелка, на поле конница сшибалась в мелких стычках. Турок потрепали сильно, они не нападали. А части Ромодановского отдыхали после чигиринских боев и переходов. 19 августа русская армия снова вышла на поле. Кара-Мустафа тоже вывел все силы, закипела кровопролитная битва. Она шла с переменным успехом. Неприятеля стали теснить, турки откатывались к своим траншеям и шанцам. Их поддержала артиллерия, остановила наших воинов, и Ромодановский скомандовал отбой, вернул армию в лагерь.

Намеревался возобновить битву на следующий день. Однако в ночь на 20-е с турецкой стороны послышался сильный шум. Воевода поднял воинов – опасался, что готовится ночная атака. А утром вдруг обнаружилось, что противника… нет. Позже выяснилось, что великий визирь понес колоссальные потери. С начала кампании они достигли 60 тыс. человек – полегла тратья часть его армии. Историк Фундуклулу писал, что в этой войне «турки выбились из сил». На военном совете полководцы в один голос объявили – продолжать войну невозможно. Кара Мустафа повелел отступать…

К царю полетело донесение: «Встретив крепкое и мужественное стояние и в своих войсках уроны великие… турского султана везирь с пашами с турскими и иных земель с войсками из окопов своих и хан крымский с ордами побежали назад…» В Москве сперва даже не поверили, требовали разузнать, нет ли «в том какова лукавства?» Но «лукавства» не было. Наши войска простояли еще неделю на правом берегу. Выслали разведку, она сообщила, что неприятель бросил развалины Чигирина, спешно уходит за Буг. Лишь после этого армия переправилась на Левобережье. Она полностью сохранила боеспособность, ее урон был вдесятеро меньше, чем у турок. В гарнизоне Чигирина погибло 1300 человек, в полевой армии 3287 и 5400 было ранено.

На Правобережье неприятель оставил несколько отрядов. Юрий Хмельницкий со своей бандой и татарами захватил Корсунь и Немиров, расположился там как «гетман». Крымские загоны разграбили и сожгли Канев, Черкассы. Появились и под Киевом, хватали по селам полон, но к городу соваться не осмелились, хотя у воеводы Михаила Голицына было всего 106 солдат. А Ромодановский уже выслал к нему 6 тыс. солдат и драгун, Киев прикрыли понадежнее. Ну а султан, собиравший на Дунае вторую армию, сообразил, что блестящих и легких успехов не предвидится. Так и не выступил. Планы завоевания Украины провалились. Эту славную войну вскоре заслонили другие события. Она «забылась». Она не попала в учебники, о ней редко вспоминают исторические труды (тем более на современной Украине). Но в народной памяти все же запечатлелась память о том, кто его спас. Под Лубнами, на том месте, где Ромодановский размещал свой лагерь, возник городок, его так и нарекли – Ромодан. А дорогу, которую проложила армия в походах к Чигирину, люди назвали Ромоданским шляхом.