Диагноз: управляемая демократия (И объяснение диагноза всем тем, кто бьется в истерике)

31 декабря 1999 года Борис Ельцин объявил, что складывает с себя полномочия президента России и передаёт высший пост в стране своему преемнику Владимиру Путину. Естественно, я не мог не отреагировать на это событие, но по сложившейся к тому времени в стране традиции ни ежедневные газеты, ни еженедельники в первые двенадцать дней нового года не выходили. А за эти двенадцать дней на неожиданное для всех решение Бориса Ельцина успели среагировать многие известные политики страны, в том числе и находившийся тогда в оппозиции к Ельцину Юрий Лужков. Он поставил под сомнение демократичность решения сложившего с себя полномочия бывшего президента, что само по себе было нонсенсом, так как уж чем-чем, а демократичностью ни сам Лужков как личность, ни стиль его правления в Москве никогда не отличались.

И вот именно это — непонимание одним из столпов ельцинского режима (и ещё многими другими как патентованными демократами, так и теми, кто демократом только прикидывался) того, какой политический строй сложился в России, — и задало ход моих рассуждений в этой статье. А результатом этих рассуждений стало вынесенное в заголовок определение политического устройства России на тот момент (и до сего дня, то есть в весь период правления Путина):управляемая демократия.

Этот термин, с тех пор ставший расхожим, до меня никто не употреблял (что легко проверить, если пройтись по сетевым поисковикам и обратить внимание на соответствующие даты), а мне он пришёл в голову по ходу написания данной статьи.

Определение «управляемая демократия» очень точно, но слишком лапидарно, а посему я хочу обратить внимание читателей на содержащееся в статье более пространное определение властного (политического) режима современной России: «Авторитарно-протодемократический тип власти, существующий в форме президентской республики и в виде номенклатурно-бюрократического, слабофедерального, местами квазидемократического и сильно коррумпированного государства». Конечно, за годы своего правления Владимиру Путину удалось резко усилить федеральный центр и тем самым предотвратить распад России, опасность чего была в 1999 году вполне реальной. Но в остальном все составляющие этого определения по-прежнему остаются актуальными, хоть и в несколько ослабленном виде.

В любом случае, данная статья является, по моему мнению, ключевой для понимания того, в каких условиях и как действует Владимир Путин, управляя современной Россией.

Юрий Лужков, запугавший осенью прошлого, 1999 года всю политологическую элиту страны своими рассуждениями о том, что «у нас не власть, у нас режим», сам того не подозревая, все-таки поставил, хоть и неграмотно, один из фундаментальных вопросов сегодняшнего дня в России, ставший особо актуальным после артистичной отставки Бориса Ельцина. Конечно, придворные политологи ОВР, даже будучи грамотными специалистами, не решились поправить начальника, хотя бы объяснив ему, что «власть» и «режим» не только не понятия с противоположным знаком, но даже и вообще не понятия одного ряда.

Простое чувство родного (русского) языка, вполне адекватно передающего все понятия политики как науки, должно было бы подсказать мэру, что в выражениях «демократический режим» и «коррумпированная власть» положительная и, соответственно, отрицательная оценки заложены в определениях, а отнюдь не в определяемых словах. Более того, реален (и даже часто в жизни встречается) такой феномен, как «коррумпированная власть при демократическом режиме» (правда, в этом выражении слово «власть» тоже употребляется не в строго научном смысле).

Дело, однако, не в политологической неподкованности Юрия Лужкова и не в невозможности для его советников поправить шефа (явный признак деспотии в ОВР и в московской администрации, что, видимо, и имел в виду мэр, правда, адресуя это обвинение не режиму своей власти, а Кремлю). Дело в вопросе, волнующем сегодня, после воцарения (пока еще не через выборы) Путина, очень многих. Особенно — как всегда мятущуюся у нас между обожанием власти и страхом перед ней интеллигенцию.

На саму интеллигенцию, в общем-то, наплевать — она достаточно лабильна, чтобы подстроиться и под любую власть, и под любой режим. Но дело в том, что народ (общество) говорит своим голосом либо во время революций, либо в день выборов. Все остальное время за него, а часто и вместо него говорит в России как раз интеллигенция (в последнее десятилетие еще и СМИ, но и в них правит бал интеллигенция; а в последние годы еще и социология, но и данные опросов комментируют, интерпретируют, а часто и программируют те же интеллигенты).

Итак, мятущаяся интеллигенция задает вопрос, точнее, целую пулеметную очередь вопросов: а мы уже в диктатуре или еще только на пороге ее? И как это так получилось — ведь мы же такие хорошие? И все, что нужно, делали: коммунистов сбросили, за демократию выступали, Советы разогнали, за Ельцина голосовали, частную собственность отстаивали, с Западом советовались — даже в рот ему смотрели, ноги ему мыли и воду с них пили. Почему? За что? И что же такое у нас, в этой одуревшей (помните крик интеллигента в декабре 1993 года?) России получилось?

Мне представляется, ответ на этот вопрос (и на всю очередь этих вопросов) есть. Вполне четкий. Не до конца оптимистический, ибо еще многое не прояснилось в жизни. Но совсем не страшный. Более того — вполне обнадеживающий.

Теперь я, наконец, назову то, во что мы уже давно, а не только что, вошли. Это не диктатура, не деспотия. Это авторитарно-протодемократический тип власти, существующий в форме президентской республики и в виде номенклатурно-бюрократического, слабофедерального, местами квазидемократического и сильно коррумпированного государства.

Я, конечно, тоже, как и Лужков, не доктор политологии и могу ошибиться в точности некоторых формулировок. Но, уверен, в целом и в сути не ошибаюсь.

Двумя словами я все это вместе называю так: управляемая демократия.

В рамках этого определения разница между Россией 1992 года, Россией 1996 года и Россией 1999–2000 годов как раз есть.

В 1992 году в России была скорее просто протодемократия с элементами охлократии. В результате ельцинского госпереворота 1993 года получилась слабоуправляемая демократия. А с момента отставки Примакова и особенно с назначением премьер-министром и и.о. президента Путина — сильноуправляемая демократия, или собственно управляемая (как сформировавшийся тип власти) демократия.

Хорошо это или плохо? Это лучше, чем деспотия (диктатура) и даже чем авторитаризм, но хуже, чем просто демократия.

Что победит? Пока не ясно. Ибо управляемая демократия — это переходный этап от жесткой управляемости (диктатуры) к собственно демократии.

Но очевидно, что и исторический, и политический векторы пока по-прежнему направлены в сторону демократии. Впрочем, не просто очевидно, а и доказательно.

Вспомним некоторые этапы истории нашего парламентаризма.

В 1917 году большевики во главе с Лениным берут власть, имея собственный демократический лозунг «Вся власть Советам!», но не могут проигнорировать и не менее популярный в обществе лозунг «Вся власть Учредительному собранию!». Выборы в Учредительное собрание большевики, однако, проигрывают: у них нет большинства.

Что делает Ленин? Правильно. Незаконно распускает Учредительное собрание, а затем, подавляя сопротивление (в том числе и вооруженное) его сторонников, переходит к революционному террору.

В виде Советов в стране возникает управляемая демократия. Реальной, однако, демократия остается в партии, в частности — на съездах партии.

К власти приходит Сталин. При нем управляемая демократия в виде Советов становится квазидемократией, но в партии демократия остается. Тогда Сталин доведенным им до совершенства методом «Главное — не как голосуют, а как считают голоса» превращает внутрипартийную демократию в управляемую. А затем с помощью террора и ее трансформирует в квазидемократию. Еще один цикл истории российского парламентаризма завершен.

К власти приходит Горбачев. Основной лозунг — одемокрачивание партии (возвращение к «ленинским нормам»), но главное вновь — «Вся власть Советам!» (подразумевается — а не КПСС).

Горбачев не сумел и не успел одемократить партию, зато «Всю власть Советам» практически дал. В результате его зажали в клещи и свергли совместно неодемокраченная часть КПСС (ГКЧП) и переродившаяся в охлократию интеллигенции власть Советов во главе с Ельциным.

Горбачев не смог перейти к управляемой демократии, что, в частности, советовал ему Андраник Мигранян, говоря о железной руке.

Воцарился Ельцин — лидер демократически-охлократического движения, существовавшего в рамках Советов. В ленинской, коммунистической форме! Но имеющей видимое преимущество в глазах Ельцина (и других): во-первых, Советы привели Ельцина к власти де-юре; во-вторых, Советы казались антиподом КПСС.

Наступила полная демократия. И перед Ельциным, как до того перед Сталиным, а до него — перед Лениным, и до них — перед Николаем II, встала все та же проблема: парламентская демократия (царские Думы, Учредительное собрание, Советы, партийные съезды) мешает управлять тому человеку, который наделен высшей исполнительной властью в стране. Особенно если они (Советы, съезды партии) имеют право этого человека снять с должности.

И Ельцин делает, лишь пару лет честно поборовшись с неуправляемой демократией, что? Правильно. То же, что царь с Думами, Ленин с Учредилкой, Сталин с Советами и съездами партии (Горбачев вот не решился — и проиграл). Ельцин незаконно 1) отменяет действующую Конституцию; 2) распускает Съезд и Верховный Совет народных депутатов РСФСР; а поскольку часть депутатов этому противится, то и 3) расстреливает парламент.

Чем Ельцин лучше царя, Ленина, Сталина? Ничем. В этом.

Но дальше Ельцин совершает нечто новое в российской политической истории. Он делает шаг не в сторону диктатуры или деспотии. Он назначает выборы в Думу — в новый парламент. Имея целью (сознательной или подсознательной) установление управляемой демократии.

Гигантский шаг! С четвертой, считая от императора, попытки, а с учетом «оттепели» Хрущева и политической перестройки Горбачева — даже с шестой попытки.

Обо всем рассуждающая, но как всегда ничего не понимающая русская интеллигенция, естественно, опять миф приняла за реальность, а реальность (парламент с наличием в нем коммунистов, а не только себя) за миф.

В 1996 году, на президентских выборах, управляемость нашей демократии была продемонстрирована во всей красе. Проблема оказалась в другом: Ельцин был плохим управленцем. Он умел управлять демократией как управляемой, но не умел — как демократией. А главное — он плохо управлял страной.

Но демократического импульса не погасил, к деспотии не свернул. Несмотря на то что сконструированная им управляемая демократия захотела его же и свергнуть (через процедуру импичмента).

И вот Ельцин, на излете своей власти, наткнулся на Путина. Или ему подсунули Путина. Не важно.

Путин (вместе с Ельциным) разумно решил продлить жизнь управляемой демократии, по крайней мере, еще на один срок.

Почему? Эгоистические мотивы, конечно, присутствовали. Но главное — опасение, разумное, обоснованное, что отход от управляемой демократии вернет страну к охлократии (через изменение Конституции), к демократии неуправляемой, к анархии.

Управляемая демократия — это когда голосует народ, а люди, находящиеся у власти, чуть-чуть выбор народа корректируют. В чью пользу? В свою, разумеется.

Вот и всё.

Итак, управляемая демократия — это демократия (выборы, альтернативность, свобода слова и печати, сменяемость лидеров режима), но корректируемая правящим классом (точнее, обладающей властью частью этого класса). Это то, что есть у нас.

Авторитаризм — это сохранение некоторых демократических институтов, но безальтернативность выборов, оппозиция в политическом гетто, ограниченная свобода слова и печати, полностью карманный парламент. Этого у нас нет.

Деспотия (диктатура) — это не демократия и демократические институты, если они сохраняются, то только в виде декорации; никаких свобод, никакой оппозиции, цензура, никакой многопартийности, несменяемость власти до смерти диктатора или до свержения его путем переворота или революции. Этого нет и в помине — нив реальности, ни на горизонте.

Отсюда и вывод. Пока нет ощутимого перелома к отходу от управляемой демократии в сторону ни деспотии, ни тем более в сторону охлократии. Переход к полновесной демократии — не гарантирован, но процесс явно продолжает идти в этом направлении. И никаких, абсолютно никаких признаков иного нет.

Путин сломается. Его заставят. Его вынудят обстоятельства. Может быть. Но пока не сломался. Пока не заставили. А если обстоятельства — то это уже не Путин, это нечто исторически неизбежное.

Может быть, Путин лицемер и злодей? Может быть.

Может, он использует механизмы управляемой демократии лишь для 1) окончательной легитимизации своей власти через выборы 26 марта и 2) для возведения Ельцина на декоративный, но все-таки официальный престол главы Высшего Совета России и Белоруссии, а затем перейдет к осуществлению своей (или чьей-то) главной цели — к установлению деспотии?

Может. Но зачем? Зачем, если управляемая демократия позволяет сделать все, что необходимо России?

Зачем это Путину, если он знает, что диктатуру в России можно установить, но нельзя удержать более недели?

Подозревать Путина в худшем мы можем. Требовать гарантий от худшего — обязаны. Критиковать — призваны. Но трезво оценивать реальный ход реального исторического и политического процесса и его очевидное направление — тоже не мешало бы.

Хотя бы для того, чтобы не заходиться в истерике, а дело делать.

Независимая газета, 13.01.2000