VII. Как объехать всю Европу, совершая по злодеянию в день

Я разработал по афере на каждый случай, а порой и без случая. Я подладил американскую банковскую систему под собственные нужды и высасывал деньги из хранилищ, как енот цедит яйцо. Переметнувшись за границу в Мексику в конце 1967 года, я располагал неправедно нажитым капиталом почти на 500 тысяч долларов, а у нескольких десятков банковских служащих поротые седалища свербели невмоготу.

Практически все это я вытворял с помощью чисел, занимаясь статистическим наперсточничеством, причем горошину даже из кармана не доставал.

Взгляните на один из собственных персональных чеков. В верхнем правом углу есть номер, ведь верно? Наверно, только его вы и замечаете, да и то, если аккуратно ведете учет выданных и полученных средств. Как правило, вкладчики не знают даже собственного номера счета, а банковские работники, хоть в большинстве своем и способны расшифровать коды, прописанные внизу бланка, крайне редко вычитывают чек столь дотошно.

В 1960-х годах система банковской безопасности была очень расхлябанной, по меньшей мере в той степени, насколько это касалось меня. Мой опыт подсказывает, что при предъявлении персонального чека, полученного в одном банке Майами, скажем, в другой банк Майами, чуть ли не единственной мерой предосторожности кассира был взгляд в верхний правый угол. Чем больше этот номер, тем более приемлем чек. Как будто кассир(ша) рассуждает про себя: «Ах-ах-ах, чек номер 2876 – боже, этот тип пользуется услугами банка уже давненько. Значит, чек в порядке».

Переметнувшись за границу в Мексику, я располагал неправедно нажитым капиталом почти на 500 тысяч долларов.

Так что я в городе Восточного побережья, к примеру в Бостоне, открываю счет в банке Бобового штата[30] на 200 долларов, воспользовавшись именем Джейсона Паркера и адресом пансиона. Через два-три дня получаю 200 персональных чеков, последовательно пронумерованных от 1 до 200 в верхнем правом углу, с моим именем и адресом в левом и, конечно же, той цепочкой странных циферок по левому нижнему краю. Ряды чисел начинаются с цифр 01, потому что Бостон расположен в первом округе федерального резервного банка.

Самые удачливые угонщики скота на Старом Западе были экспертами по части замазывания и переделки клейма. Я же был экспертом по части замазывания и переделки чисел с помощью летрасетов и нумераторов.

Когда я заканчиваю работать с чеком номер 1, он становится чеком номер 3100, а ряды цифр над левым нижним краем начинаются с номера 12. В остальных отношения чек выглядит точь-в-точь, как и прежде.

Теперь я иду в Сберегательную ассоциацию первопоселенцев-фермеров и домовладельцев, расположенную всего в миле от банка Бобового штата.

– Хочу открыть сберегательный счет, – сообщаю приветствующему меня клерку. – Жена говорит, что мы держим слишком много денег на чековом счету.

– Хорошо, сэр, сколько именно вы хотите депонировать? – спрашивает он или она. Пусть будет «он». Банковские лохи распределены между полами поровну.

– О, пожалуй, 6500 долларов, – отвечаю я, выписывая чек на САПФиД.

Кассир берет чек и смотрит на номер в правом верхнем углу. А заодно обращает внимание, что тот выдан банком Бобового штата, и улыбается.

– Хорошо, мистер Паркер. Знаете, имеется трехдневный период, прежде чем вы сможете снять средства. Мы должны заложить время на клиринг чека, а раз чек в пределах города, трех дней вполне достаточно.

– Понимаю, – отвечаю я.

Еще бы мне не понимать! Я уже выяснил, что таков период ожидания, предписываемый системой сберегательных и кредитных учреждений для чеков внутри города.

Выждав пять дней, я наутро шестого являюсь к Первопоселенцам. Но намеренно обращаюсь к другому кассиру, протягивая ему свою сберкнижку.

– Мне нужно снять 5500 долларов, – говорю я.

Если кассир выразит недоумение по поводу изымаемой суммы, я скажу, что покупаю дом, или подсуну какое-либо иное правдоподобное объяснение. Но в частные дела вкладчиков суют нос очень немногие кассиры сберегательных и кредитных банков.

Этот оказывается не таким. Он проверяет историю счета. Счету шесть дней. Чек внутри города явно прошел клиринг. Он возвращает мне сберкнижку вместе с банковским чеком на 5500 долларов.

Я обналичиваю его в банке Бобового штата и покидаю город… прежде чем мой чек на 6500 долларов вернется из Лос-Анджелеса, куда запроторил его компьютер клирингового центра.

Вложив средства в другую камеру «Ай-Тек» и офсетный станок, я проделал тот же трюк со своими липовыми депозитными чеками «Пан-Ам». Причем наклепал разные партии для сбыта в разных регионах страны, хотя все чеки якобы должен был гасить банк «Чейз Манхэттен», Нью-Йорк.

Нью-Йорк находится во втором округе федерального резервного банка. В подлинных чеках банков Нью-Йорка серии чисел начинаются с цифр 02. Но все липовые чеки, сбытые мной на Восточном побережье или в северо-восточных или юго-восточных штатах, сперва направлялись в Сан-Франциско или Лос-Анджелес. Все липовые чеки, сбытые на юго-западе, северо-западе или вдоль Западного побережья, сперва странствовали в Филадельфию, Бостон или еще какую-нибудь точку на другом конце материка.

Мои числовые игры были идеальной системой для задержек и проволочек. Я всегда успевал отмахать в пути целую неделю, прежде чем ищейки выйдут на след. Позже я узнал, что уловку с маршрутизацией цифр я провернул первым из чековых мошенников. А копы никак не могли понять, что за чертовщина творится. Теперь-то понимают – благодаря мне.

Я проворачивал свои махинации сверхурочно и по всей стране, пока не решил, что настолько спекся, что уже не отмякну. Надо было драпать из страны. И я подумал, что могу тревожиться из-за паспорта в Мексике с таким же успехом, как в Ричмонде или Сиэтле, поскольку для визита в Мексику нужна была всего-навсего виза. Таковую я приобрел в мексиканском консульстве в Сан-Антонио, воспользовавшись именем Фрэнка Уильямса и выдав себя за пилота «Пан-Ам», после чего по эстафете отправился в Мехико на лайнере «Аэро-Мексика».

Я не стал забирать всю выручку от своей криминальной вакханалии с собой. Как собака, получившая свободный доступ к мусорному контейнеру мясного магазина и сорока акрам мягкой почвы, я закопал свою добычу по всем Соединенным Штатам, рассовав стопки наличных в банковские депозитные ячейки от побережья до побережья, от Рио-Гранде до канадской границы.

С собой в Мексику я взял тысяч пятьдесят долларов, выложив их тоненькими пачечками в подкладке чемоданов, пиджаков и кителей. Хороший таможенник выудил бы налик в мгновение ока, но через таможню-то я не проходил. На мне был мой мундир «Пан-Ам», и меня просто пропустили вместе с экипажем «Аэро-Мексика».

Я проворачивал свои махинации, пока не решил, что настолько спекся, что уже не отмякну.

В Мехико я прожил неделю. Потом встретил стюардессу «Пан-Ам», наслаждавшуюся пятидневным отпуском в Мексике, и принял ее приглашение отправиться на выходные в Акапулько. Мы уже оторвались от земли, когда она вдруг испустила стон и грязное словечко.

– Что стряслось? – удивился я подобной лексике, сорвавшейся со столь прелестных губ.

– Я же хотела обналичить зарплатный чек в аэропорту, – призналась она. – У меня в сумочке ровно три песо. А, ладно, наверно, в отеле тоже можно обналичить.

– Я обналичу, если не слишком много, – вызвался я. – Я как раз отправляю собственный чек сегодня вечером на депозит, так что могу прогнать его через свой банк. Сколько там у тебя?

На самом деле мне было наплевать, о какой сумме идет речь. Настоящий чек «Пан-Ам»! Я страстно желал заполучить его. И получил за 288 долларов 15 центов. И бережно спрятал. Я так и не обналичил его, хотя и загреб с его помощью целое состояние.

Акапулько мне понравилось. Красивые люди там так и роились, по большей части богатые, знаменитые или нацеленные на то или другое, а то и на все сразу. Мы остановились в отеле, излюбленном летным составом, но я ни разу не ощутил ни малейшей опасности. Акапулько – не то место, где говорят на профессиональные темы.

Когда же стюардесса вернулась на свою базу в Майами, я остался. Мы сблизились с управляющим отеля настолько, что я решил поделиться с ним своей дилеммой.

Как-то вечером он составил мне компанию за обедом, будучи особенно в приветливом расположении, так что я решил рискнуть здесь же и сейчас.

– Пит, я в чертовском затруднении, – на пробу закинул я.

– Ни черта себе! – воскликнул он озабоченным тоном.

– Ага, – ответил я. – Мой начальник только что звонил из Нью-Йорка. Хочет, чтобы я завтра вылетел из Мехико полуденным рейсом в Лондон и принял борт, задержавшийся там из-за болезни пилота.

– И это затруднение? – ухмыльнулся Пит. – Мне бы твои проблемы!

– Штука в том, Пит, – покачал я головой, – что у меня нет с собой паспорта. Я оставил его в Нью-Йорке, а должен иметь при себе постоянно. Мне нипочем не поспеть в Нью-Йорк ко времени, чтобы захватить паспорт и добраться в Лондон по графику. А если мой шеф узнает, что я тут без паспорта, он мне даст пинка под зад. Что мне делать, Пит, черт возьми?

– Ага, ты подзалетел, и правда, – присвистнул он. На лицо его набежала тень задумчивости, потом он вдруг кивнул: – Не знаю, сработает ли это, но ты когда-нибудь слыхал о женщине по имени Китти Корбетт?

Я не слыхал, в чем и признался.

– Ну, эта старушка пишет про мексиканские дела. Она прожила здесь лет двадцать или тридцать и пользуется искренним уважением. Говорят, у нее есть ниточки повсюду, от президентского дворца в Мехико до Вашингтона, округ Колумбия, даже в Белом доме, как я понимаю. И верю, – осклабился он. – Штука в том, что за столиком у окна как раз она. Ну, и я знаю, что она разыгрывает из себя мамочку для каждого поиздержавшегося американца, который попытается ее раскрутить, и обожает оказывать любезности всякому, кто добивается встречи с ней с какой-нибудь корыстной целью. По-моему, от этого она чувствует себя этакой королевой-матерью. В общем, давай-ка подвалим и купим ей выпить, наговорим сладких слов и капельку всплакнем. Может, она и выдаст какое-нибудь решение.

Китти Корбетт оказалась благодушной старушкой. И сообразительной. Не прошло и пары минут, как она улыбнулась Питу:

– Ладушки, трактирщик, что за дела? Ты никогда не подсаживаешься ко мне, если не хочешь чего-нибудь выцыганить. Что на сей раз?

Вскинув руки, Пит рассмеялся:

– Да ничего мне не надо, честно! А вот у Фрэнка проблема. Скажи ей, Фрэнк.

Я поведал ей практически ту же историю, что и Питу, только чуток подналег на мелодраматический компонент. Когда я закончил, она, поглядев на меня, отметила:

– Я бы сказала, вы остро нуждаетесь в паспорте. Беда в том, что он у вас есть. Только не в том месте. А иметь два паспорта нельзя, знаете ли. Это противозаконно.

– Знаю, – скривился я. – Меня это тоже тревожит. Но я не могу лишиться этой работы. Может пройти не один год, прежде чем другая авиакомпания наймет меня, а то и вовсе никто. У «Пан-Ам» я числился в списке ожидающих три года. – Помолчав, я воскликнул: – А я всю жизнь мечтал летать на реактивных лайнерах!

Китти Корбетт сочувственно покивала, погрузившись в раздумья. Потом поджала губы:

– Пит, принеси-ка мне сюда телефон.

Пит дал знак, и официант поднес телефон к столику и подключил его к ближайшей стенной розетке. Взяв его, Китти Корбетт постучала по рычагу и заговорила с оператором по-испански. Потребовалось несколько минут, чтобы ее в конце концов соединили с нужным абонентом.

– Соня? Это Китти Корбетт. Послушай, я хочу попросить о любезности… – Она перешла к изложению моего затруднения, а затем выслушала ответ человека на том конце.

– Да знаю я все это, Соня. И я все обдумала. Просто выдайте ему временный паспорт, как если бы его паспорт потерялся или был украден. Дьявол, когда он вернется в Нью-Йорк, он может порвать временный паспорт или порвать старый и получить новый.

Она снова послушала с минуту, потом, накрыв микрофон ладонью, поглядела на меня:

– Часом свидетельство о рождении у вас не с собой, а?

– Да, при мне, – ответил я. – Я ношу его в бумажнике. Оно малость потрепалось, но все еще читабельно.

Кивнув, Китти Корбетт вернулась к разговору по телефону:

– Да, Соня, свидетельство о рождении у него есть… Как, по-твоему, сможешь это уладить? Отлично! Ты прелесть, я перед тобой в долгу. Увидимся на следующей неделе. – Повесив трубку, она улыбнулась. – Ну, Фрэнк, если вы сможете поспеть в американское консульство в Мехико завтра к десяти утра, помощник консула Соня Гандерсен выдаст вам временный паспорт. Свой вы потеряли, ясно? И если расскажете об этом кому-нибудь, я вас прикончу.

Поцеловав ее, я заказал бутылку лучшего шампанского. Даже сам выпил бокальчик. Потом, позвонив в аэропорт, выяснил, что есть рейс, отлетающий через час. Забронировав место, я обернулся к Питу:

– Слушай, оставлю-ка я вещи здесь, а то укладываться некогда. Пусть кто-нибудь соберет, что я брошу, и сунет к тебе в кабинет, а я заберу через пару недель, а то и раньше. Хочу попробовать вернуться через ваши края.

Я втиснул в чемодан форму, костюм и деньги. Пит вызвал такси, и оно уже дожидалось у входа, когда я спустился в вестибюль. Этот парень мне искренне нравился, и мне хотелось его как-нибудь отблагодарить.

И я его отблагодарил – подсунул один из своих липовых чеков «Пан-Ам». Во всяком случае, отелю, которым он управлял.

Еще один я обналичил в аэропорту перед посадкой на рейс до Мехико. В Мехико я убрал чемодан в камеру хранения, переодевшись в форму пилота «Пан-Ам», и явился к двери кабинета мисс Гандерсен в 9:45 утра.

Соня Гандерсен – кудрявая чопорная блондинка – времени зря не теряла.

– Ваше свидетельство о рождении, пожалуйста.

Вынув из бумажника, я вручил документ ей. Пробежав его глазами, она подняла их на меня.

– Мне казалось, Китти сказала, что вас зовут Фрэнк Уильямс. А тут сказано, что вас зовут Фрэнк У. Абигнейл-младший.

– Так и есть, – улыбнулся я. – Фрэнк Уильямс Абигнейл-младший. Вы же знаете Китти. Чуток перебрала шампанского вчера вечером. Всем своим друзьям она тоже упорно представляла меня Фрэнком Уильямсом. Но мне казалось, вам она назвала мое полное имя.

– Могла, – согласилась мисс Гандерсен. – Мне было трудновато разобрать большинство из сказанного ею. Ох уж эти чертовы мексиканские телефоны. Так или иначе, но вы явно пилот «Пан-Ам», и часть вашего имени Фрэнк Уильям, так что, должно быть, вы тот самый.

Как и было велено, по пути я сделал остановку, чтобы обзавестись двумя фотографиями формата на паспорт. Я отдал их мисс Гандерсен и пятнадцать минут спустя вышел из здания консульства с временным паспортом в кармане. Вернувшись в аэропорт и переодевшись в костюм, я купил билет до Лондона у стойки «Бритиш Оверсиз Эйрвейз», расплатившись наличными.

Мне сообщили, что рейс задерживается и отлетает только в семь вечера.

Тогда, снова облачившись в мундир пилота, я скоротал шесть часов, развешивая по Мехико свои декоративные фантики. Отбывая в Лондон, я был на 6500 долларов богаче, а к своре ищеек, идущих по моим следам, присоединились мексиканские federales.

В Лондоне я поселился в отеле «Ройял Гарденз» в Кенсингтоне под именем Ф. У. Адамс, представившись пилотом TWA, пребывающим в отпуске. К альтернативному аллониму я прибег из соображения, что лондонская полиция скоро получит запросы по поводу Фрэнка У. Абигнейла-младшего, также известного под именем Фрэнка Уильямса, бывшего пилота «Пан-Ам».

В Лондоне я задержался всего на несколько дней, ощутив душевный гнет, то же беспокойство, которое донимало меня в Штатах. В Лондоне до меня дошло, что побег из США проблему отнюдь не решил, что офицеры мексиканской полиции и Скотланд-Ярда занимаются тем же делом, что и копы в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, то бишь ловят жулье. А я был жуликом.

Отбывая в Лондон, я был на 6500 долларов богаче, а к своре ищеек, идущих по моим следам, присоединились мексиканские federales.

В свете этого откровения и небольшого состояния в наличной валюте, рассованной мной по разным местам, благоразумие диктовало мне жить как можно тише и осмотрительнее под вымышленным именем в каком-нибудь захолустном иностранном пристанище. Умом я преимущества подобного образа действий понимал, но как раз благоразумия в числе моих качеств, похоже, и не было. На самом деле я был просто не способен к здравым рассуждениям, как я теперь понимаю, мной повелевали страсти, мне неподконтрольные. Теперь я жил по принципу: за мной охотятся, охотники – полицейские, значит, полицейские негодяи. Я вынужден красть, чтобы выжить, чтобы финансировать мой нескончаемый побег от негодяев, следовательно, мои противозаконные способы изыскания средств вполне оправданны. Так что, проведя в Англии меньше недели, я одарил Пикадилли толикой своих «пикадиллей» и упорхнул в Париж в самодовольном убеждении, что прибег к мошенничеству ради самозащиты.

Психиатр взглянул бы на мои действия под другим углом. Сказал бы, что я хотел быть пойманным. Потому что теперь досье на меня начала собирать и британская полиция.

Быть может, я и в самом деле хотел, чтобы меня поймали. Быть может, я жаждал помощи, а мое подсознание подсказывало, что власти окажут мне эту помощь, но на сознательном уровне я ни о чем подобном тогда и не помышлял.

Я в полной мере осознавал, что сижу на карусели, пошедшей вразнос, готовой сорваться с круга, и слезть с нее я уже не мог, но чертовски не хотел, чтобы эту круговерть остановили копы.

Не пробыв в Париже и трех часов, я повстречал Монику Лавалье и вступил в отношения, не только расширившие мои корыстные перспективы, но и в конечном счете сгубившие мой медовый улей. Задним умом я понимаю, что должен поблагодарить Монику. Как и «Пан-Ам», хотя некоторые из руководителей компании могут с этим не согласиться.

Моника была стюардессой «Эр Франс». Я встретил ее в баре отеля «Виндзор», где она и несколько десятков других представителей летного состава «Эр Франс» устроили торжество в честь первого пилота, уходившего на пенсию. Если я и познакомился с виновником торжества, то напрочь позабыл его, потому что был буквально загипнотизирован Моникой. Она была пьянящей и искрящейся, как чудесное шампанское, поданное к столу. Меня на вечеринку пригласил первый офицер «Эр Франс», увидавший, как я в форме «Пан-Ам» регистрируюсь у стойки портье. Тут же подоспев, он увлек меня в бар, а когда представил Монике, мои искренние протесты замерли на губах.

Она была обладательницей всех чар и достоинств Розали, но без следа вериг, наложенных той на себя. Очевидно, я произвел на Монику такое же впечатление, потому что мы были неразлучны на протяжении всего моего пребывания в Париже и в мои последующие визиты. Если Моника и помышляла о том, чтобы выйти за меня замуж, то ни разу не произнесла этого вслух, зато уже через три дня после знакомства привела меня домой, чтобы представить семье. Они были восхитительными людьми, и особенно меня заинтриговал папаша Лавалье.

Он был печатником и владельцем небольшой типографии в предместьях Парижа. Меня тотчас захватила идея усовершенствовать свою аферу с липовыми чеками «Пан-Ам».

– Знаете, у меня в административном офисе «Пан-Ам» есть хорошие связи, – как бы между прочим сказал я за ланчем. – Может, мне удастся раскрутить «Пан-Ам» на размещение у вас кое-каких заказов на типографские работы.

– Да-да! – просияв, воскликнул папаша Лавалье. – Все, что будет вам угодно, мы попытаемся выполнить и будем чрезвычайно благодарны, мсье.

Быть может, я и в самом деле хотел, чтобы меня поймали.

Роль переводчика играла Моника, потому что все остальные члены семьи были в английском ни бум-бум. В тот день ее отец устроил мне экскурсию по своей типографии, которой заправлял вместе с двумя братьями Моники. У него в штате был еще один молодой человек, подобно Монике говоривший на ломаном английском, но папаша Лавалье сказал, что все печатные работы, какие мне удастся выбить для их крохотной фирмы, он будет выполнять лично вместе с сыновьями.

– Если ты хочешь печатать по-английски, мой отец и братья могут это сделать, – гордо объявила Моника. – Они лучшие печатники во Франции.

Я по-прежнему располагал настоящим зарплатным чеком «Пан-Ам», выкупленным у стюардессы в Мексике. Изучая его, я был потрясен отличиями между ним и моей выдуманной версией чека «Пан-Ам». Мои имитации определенно производили впечатление, иначе мне нипочем не удалось бы всучить такое их множество, но рядом с настоящим чеком каждая из них прямо-таки криком кричала: «Фальшивка!» Пожалуй, манипуляции с ними сошли мне с рук по чистому везению. Очевидно, кассиры, принимавшие их, настоящего чека «Пан-Ам» ни разу в глаза не видели.

Однако я смекнул, что чеки «Пан-Ам» могут быть хорошо знакомы европейским банковским кассирам, поскольку этот авиаперевозчик изрядную часть своей деятельности осуществляет за рубежами континентальных Соединенных Штатов. Эта мысль пришла мне в голову уже в Лондоне, когда кассир в одном из банков, которые я обжулил, разглядывал мои художества с чрезмерным вниманием.

– Это расходный чек, – сказал я, указав на жирные черные буквы, гласившие это.

– О, да, конечно, – ответил он и оплатил чек, хотя и с некоторой неохотой.

Теперь меня посетила другая мысль. Быть может, у «Пан-Ам» есть разные чеки – скажем, разных цветов – для разных материков. И я подумал, что лучше проверить эту догадку, прежде чем приступить к исполнению своего плана. Назавтра утром я позвонил в парижский офис «Пан-Ам», попросив к телефону кого-нибудь из административного отдела. Меня соединили с человеком, судя по голосу, молодым и неопытным, и последнее он очень скоро подтвердил. Я даже уверовал, что моей личной телефонисткой выступала сама госпожа Удача.

– Послушайте, это Джек Роджерс из «Дейгл Фрайт Форвардинг», – пролепетал я. – У меня тут чек, и я думаю, ваша компания, должно быть, послала его нам по ошибке.

– Гм, ну, мистер Роджерс, а почему вы так решили? – осведомился он.

– Потому что у меня здесь чек на 1900 долларов, высланный из вашего нью-йоркского офиса, а у меня нет инвойса на соответствующее платежное извещение, – ответил я. – Я не могу найти никаких записей, чтобы мы работали с кем-нибудь из ваших. Вы не догадываетесь, для чего этот чек?

– Ну, с ходу не соображу, мистер Роджерс. А вы уверены, что чек от нас?

– Ну, мне кажется, что от вас. – Это стандартный зеленый чек с надписью «Пан Американ» большими буквами поверху, и он выписан на нас на сумму 1900 долларов.

– Мистер Роджерс, это не похоже на наши чеки, – ответил парнишка. – Наши чеки голубые, и у них по всему полю идут полутоновые надписи «Пан-Ам» – «Пан-Ам» – «Пан-Ам» с глобусом. На вашем он есть?

Я держал чек стюардессы в руках. Собеседник описал его тютелька в тютельку, но я в этом не признался.

– У вас есть там чек «Пан-Ам»? – требовательно спросил я тоном человека, желающего рассеять сомнения раз и навсегда.

– Ну, да, есть, но…

– Кем он подписан? – перебил я его. – Фамилия фининспектора?

Он сказал. То же имя значилось на чеке в моей руке.

– А какой ряд циферок идет понизу? – напирал я.

– Ну, 02… – И он отбарабанил мне все цифры, совпадавшие с напечатанными на чеке стюры.

– Не-а, и подпись не та, и цифры не те, – соврал я. – Но вы ведь банкуете в «Чейз Манхэттене», так ведь?

– Да, но и многие другие компании тоже, и у вас может быть чек от какой-то другой фирмы, работающей под названием «Пан Американ». Сомневаюсь, что у вас один из наших чеков, мистер Роджерс. Рекомендую вам вернуть его и вступить в переписку, – услужливо подсказал он.

– Ага, так и сделаю, спасибо.

Моника летала по маршруту «Эр Франс» Берлин – Стокгольм – Копенгаген – два дня туда и обратно, потом два дня отдыха. В тот день у нее был рейс. Едва она успела оторваться от земли, как я уже появился на пороге типографии ее отца. При виде меня он пришел в восторг, и мы без труда нашли общий язык благодаря французскому, которому я выучился у матери, и английскому молодого печатника.

Я почувствовал себя на пике блаженства, среди гор мошеннических чеков.

Я продемонстрировал чек, полученный от стюардессы «Пан-Ам», только ее имя и сумма были замазаны.

– Я поговорил с нашим руководством, – сказал я. – Ну вот, эти чеки мы печатаем в Америке, процесс обходится довольно дорого. Я сказал, что вы, по-моему, можете сделать ту же работу, обеспечив солидную экономию. Как вы думаете, сможете воспроизвести этот чек в виде зарплатной книги?

Если вы считаете, что можете, меня уполномочили дать вам пробный заказ на десять тысяч штук при условии, что вы перебьете нью-йоркскую цену.

Он изучил чек.

– И во сколько вам обходится их тираж в Нью-Йорке, мсье? – осведомился он.

Я не имел ни малейшего понятия, но назвал число, которое наверняка не оскорбило бы достоинство нью-йоркских полиграфистов:

– Триста пятьдесят долларов за тысячу.

– Я могу снабдить вашу компанию качественным продуктом, в точности воспроизводящим этот, всего по 200 долларов за тысячу, – энергично закивал он. – Полагаю, вы найдете мою работу чрезвычайно достойной. – Он заколебался, явно смутившись, и извиняющимся тоном добавил: – Мсье, я знаю, что вы с моей дочерью близкие друзья, и верю вам безоговорочно, но у нас принято брать задаток в пятьдесят процентов.

– Вы получите задаток сегодня после обеда, – рассмеялся я.

Явившись в парижский банк в своем мундире пилота «Пан-Ам», я выложил на стойку перед окошком одной из касс тысячу долларов.

– Пожалуйста, я хотел бы получить банковский чек на эту сумму, – сказал я. – Отправитель платежа «Пан Американ Уорлд Эйрвейз», а получатель – «Морис Лавалье и сыновья, печатники», будьте любезны.

Я доставил этот чек в тот же день. Сигнальный экземпляр папаша Лавалье выдал уже на следующий день. Осмотрев работу, я с трудом удержался от ликующего выкрика. Чеки выглядели прекрасно. Да нет, просто роскошно! Настоящие чеки «Пан-Ам», по четыре на странице, двадцать пять страниц в книге, отперфорированные, да вдобавок на плотной бумаге IBM! Я почувствовал себя на пике блаженства, хоть эта вершина и возносилась среди гор мошеннических чеков.

Весь заказ папаша Лавалье выполнил в течение недели, и я снова приобрел легальный банковский чек, якобы выданный компанией «Пан-Ам», на остаток причитавшейся ему суммы.

Снабдив меня инвойсами и квитанциями, папаша Лавалье был очень рад, что я рад. Прежде он никогда не вел дел с американцами и, вероятно, даже не догадывался, что сделка дурно попахивает. Я ведь пилот «Пан-Ам». Его дочь поручилась за меня. А полученные им чеки были вполне достоверны, выданы компанией «Пан-Ам».

– Надеюсь, я смогу еще потрудиться на вашу компанию, друг мой, – сказал он.

– О, непременно, непременно, – заверил я его. – На самом деле мы настолько довольны вашей работой, что будем рекомендовать вас другим.

Приходили по рекомендации заказы и от других, и во всех случаях лично через мои руки, но папаша Лавалье никогда не допытывался о них. Со времени предоставления 10 тысяч чеков «Пан-Ам» он печатал все фиктивные документы, которые мне потребовались, – невинный простофиля, чувствовавший искреннюю благодарность за то, что я распахнул ему дверь в «американский рынок».

Разумеется, целых 10 тысяч чеков «Пан-Ам» мне не требовалось. Размер заказа просто призван был рассеять подозрения. Даже папаше Лавалье было известно, что «Пан-Ам» – левиафан авиационной отрасли. Заказ на меньшее число чеков мог заставить его насторожиться.

Оставив себе тысячу чеков, остальное я скормил парижским мусоросжигательным печам. Потом, купив электрическую машинку IBM, выписал для себя чек на 781 доллар 45 центов, каковой и предъявил в ближайший банк, вырядившись пилотом «Пан-Ам».

Банк был мелким.

– Мсье, я не сомневаюсь, что с чеком все в порядке, но прежде чем оплатить его, я должен его проверить, а нам не разрешают делать трансатлантические звонки за счет банка, – сказал он с кривой усмешкой. – Если вы будете любезны оплатить звонок… – Он вопросительно поглядел на меня.

– Конечно, валяйте, – пожал я плечами. – Я оплачу стоимость звонка.

Подобной осмотрительности со стороны банка я не ожидал, но ничуть не встревожился. Я неумышленно выбрал время, когда подлинность чека еще можно было проверить. В Париже было 3:15 пополудни. Банки в Нью-Йорке были открыты еще пятнадцать минут. Примерно столько же времени кассиру потребовалось, чтобы связаться с расчетным отделом банка «Чейз Манхэттен». Французский кассир говорил по-английски довольно бойко, хоть и с акцентом.

– У меня тут чек, предъявленный пилотом «Пан Американ», выставленный на ваш банк, на сумму 781 американский доллар 45 центов, – сказал кассир и принялся зачитывать номер счета, прописанный в нижнем левом углу жульнического чека. – Понятно, да, спасибо вам большое… О, погода здесь чудесная, спасибо. – Повесив трубку, он улыбнулся: – Всякий раз, когда я говорю с Америкой, там хотят знать, какая у нас погода.

Отдав мне чек на подпись, он принялся отсчитывать сумму, изъяв из нее 8 долларов 92 цента за телефонный звонок. Учитывая все обстоятельства, грабительским такой тариф за услугу не назовешь.

Забросав Париж и его пригороды лжечеками, я арендовал депозитную ячейку на пять лет, заплатив авансом, чтобы спрятать награбленное там. Сомнения по поводу чеков высказывали крайне редко, да и тогда ограничивались только проверкой, а если банки в Нью-Йорке были закрыты, я возвращался после их открытия. Напряженный момент мне довелось пережить лишь единожды. Вместо того чтобы позвонить в «Чейз Манхэттен», один кассир позвонил в штаб-квартиру «Пан-Ам» в Нью-Йорке! Мое вымышленное имя не было упомянуто ни разу, но я слышал, как кассир цитирует название банка, номер счета и имя инспектора «Пан-Ам».

Должно быть, в «Пан-Ам» подтвердили подлинность чека, потому что кассир его оплатил.

Я и сам диву давался, насколько легко и гладко покатила моя новая деятельность. Боже мой, теперь «Пан-Ам» сама подтверждает мои фиктивные чеки по телефону. Я взял напрокат автомобиль, и пока Моника была в отлете, колесил по Франции, обналичивая чеки в банке каждого села и в казне каждого большого города, подвернувшегося под руку. Я никогда не проверял свое подозрение, но в последующие месяцы и годы частенько думал, что так преуспел именно с этими чеками «Пан-Ам», потому что «Пан-Ам» погашала их!

Я прямо-таки завалил папашу Лавалье работой. Подрядил его сделать мне новое удостоверение «Пан-Ам», куда более впечатляющее, чем фальшивка моей собственной работы, когда настоящий пилот «Пан-Ам» по халатности оставил свое удостоверение на стойке бара в «Виндзоре».

– Я ему отдам, – сказал я бармену.

Я действительно отправил удостоверение ему по почте – в головной офис «Пан-Ам» в Нью-Йорке, но лишь после того как папаша Лавалье скопировал его, поставив мое собственное вымышленное имя, подложный ранг и настоящую фотографию.

Я улетел в Бостон, где залетел в тюрьму и ограбил банк.

Семейству Лавалье я сказал, что нахожусь в Париже в качестве специального представителя «Пан-Ам», занимающегося связями с общественностью. Однако через месяц после знакомства с Моникой я сказал ей, что должен вернуться в летный состав в качестве резервного пилота, и поймал борт до Нью-Йорка. Прибыв во вторник вскоре после полудня, я тут же направился в ближайший филиал банка «Чейз Манхэттен», где приобрел банковский чек на 1200 долларов с указанием «Роджера Д. Уильямса» в качестве плательщика и «Фрэнка У. Уильямса» как получателя платежа.

Улетев обратно в Париж в тот же день, на сей раз я зарегистрировался в «Короле Георге V» и, едва оказавшись в комнате, изменил номер округа федерального резервного банка на чеке так, чтобы для клиринга его запроводили в Сан-Франциско или Лос-Анджелес.

Потом отнес чек к папаше Лавалье:

– Мне нужно три сотни таких.

Я думал, что уж воспроизведение-то откровенно финансового документа должно вызвать у него вопросы, но не тут-то было. Позже я узнал, что он напрочь не понимал, что именно печатает, выполняя мои заказы, а просто радел в слепой вере в мою добропорядочность.

На следующий день после получения трехсот дубликатов – каждый как две капли воды был похож на оригинал – я вылетел в Нью-Йорк. В одном только Нью-Йорке с окрестностями имелось 112 филиалов «Чейз Манхэттена». В течение трех дней я нанес визит в шестьдесят филиалов, предъявив в каждом одну из копий. И лишь в одном из шестидесяти случаев со мной перекинулись не только формальными репликами.

– Сэр, я знаю, что это один из чеков «Чейза», но он выдан не нашим филиалом, – извиняющимся тоном сказала кассирша. – Я должна позвонить в выдавший его банк. Вы можете минутку обождать?

– Несомненно, действуйте, – беззаботно отозвался я.

Телефон находился в пределах слышимости. Весь разговор прошел, не подкинув мне ни малейшего сюрприза.

– Да, это Дженис из Квинса. У меня банковский чек 023685. Не можете сказать, на кого он выдан, на какую сумму, когда и каков его текущий статус? – Она подождала, потом явно повторила то, что ей говорили: – Фрэнк У. Уильямс, 1200 долларов, 5 января, на настоящий момент не погашен. Должно быть, это он и есть. Большое спасибо.

– Извините, сэр, – улыбнулась она, отсчитывая наличные.

– Все в порядке. И незачем извиняться за то, что исполняете свою работу так, как положено.

Я был совершенно искренен. Эта девушка прокололась, но как раз таких-то банки и должны нанимать. А еще она сберегла для «Чейза» уйму денег. Я намеревался нагрянуть как минимум в сотню отделений «Чейза», но после ее звонка подвел под этой аферой черту.

Я рассудил, что не могу допустить второго звонка в банк, выдавший оригинальный чек. Даже понимая, насколько ничтожен шанс, что на звонок ответит тот же клерк расчетного отдела, если кто-нибудь еще из кассиров надумает проверить чек, я не мог идти на риск.

От Нью-Йорка мне было не по себе. Я чувствовал, что должен снова податься в заморские края, но не мог решить, возвращаться ли в Париж к Монике или посетить какое-нибудь новое, занимательное место.

Дискутируя сам с собой, я улетел в Бостон, где залетел в тюрьму и ограбил банк. Первое огорошило меня так же, как незапланированная беременность. Последнее же стало результатом непреодолимого порыва.

В Бостон я отправился попросту за тем, чтобы убраться из Нью-Йорка, сочтя, что это такой же удобный пункт отправления, как и любой другой вдоль Восточного побережья, да и банков там хватает. По прибытии я запихнул свой багаж в ячейку камеры хранения в аэропорту, ключ сунул в портмоне и посетил несколько банков, обменивая свои факсимиле чеков «Пан-Ам» на подлинные деньги. В аэропорт я вернулся ранним вечером, намереваясь сесть на рейс за море как можно скорее. За время своего жульнического налета на Бобовый город я собрал в закрома свыше 5000 долларов, сунув 4800 из них в сумки до поры, пока не узнаю, какие заграничные рейсы отлетают в тот же вечер.

Но шанс навести справки мне выпал только поздно вечером. Оборачиваясь от ячейки, я наткнулся на хорошенькую стюардессу «Аллегейни Эйрлайнз» из моих зачаточных дней в амплуа пилота без портфеля.

– Фрэнк! Что за славный сюрприз! – воскликнула она.

Естественно, мы должны были отметить воссоединение. Обратно в аэропорт я поспел лишь после 11 вечера, к тому времени решив лететь в Майами, а за море отправляться уже оттуда.

Я подошел к стойке «Аллегейни Эйрлайнз».

– Когда ваш следующий транзитный рейс до Майами? – осведомился я у билетного кассира. Я уже успел переодеться в свой мундир пилота.

– Вы только что упустили его, – поморщился он.

– А кто летит следующий – «Нэйшнл», «Американ», кто? – спросил я.

– Никто. Вы упустили все рейсы до Майами до завтрашнего утра. После полуночи отсюда ни единого рейса. В Бостоне приняли постановление по контролю над уровнем шумов, и теперь никаких исходящих рейсов после полуночи. Ни одна авиакомпания не может поднять машину в воздух до 6:30 утра, и первый рейс до Майами отправляет «Нэйшнл» в 10:15.

– Но сейчас всего 11:40, – не сдавался я.

– Лады, – ухмыльнулся он. – Хотите отправиться в Берлингтон, штат Вермонт? Это последний рейс на сегодня.

Учитывая все обстоятельства, я отказался. Просто пошел и уселся в одно из кресел зала ожидания, обдумывая эту ситуацию. Зал, как и вестибюли большинства крупных аэропортов, обступали по периметру магазинчики сувениров, кафе, бары и всякие другие заведения, и я праздно отметил, по-прежнему пребывая в раздумьях, что большинство из них закрывается. Еще я отметил, внезапно заинтересовавшись, что многие из уходящих наведываются в ночной депозитарий отделения большого Бостонского банка, расположенного посреди одного из коридоров, ведущих к выходу, и кладут мешочки или пухлые конверты – очевидно, дневную выручку – в хранилище со стальными дверями.

Мои наблюдения прервали два слова, пронзившие меня холодом:

– Фрэнк Абигнейл?

Я поднял глаза, подавляя панику. Надо мной возвышались двое рослых угрюмых патрульных штата Массачусетс.

– Вы ведь Фрэнк Абигнейл, не так ли? – требовательно вопросил один из них ледяным тоном.

– Меня зовут Фрэнк, но Фрэнк Уильямс, – возразил я, сам изумившись тому, насколько спокойно и бестрепетно прозвучал мой голос.

– Не покажете ли документы, будьте добры? – спросил один.

Слова были произнесены вежливо, но взгляд красноречиво говорил, что, если я сейчас же не предъявлю документы, он возьмет меня за лодыжки и вытрясет их на пол.

Я отдал ему удостоверение и сфабрикованную летную лицензию FAA.

– Послушайте, не знаю, что все это значит, но вы серьезно заблуждаетесь, – проговорил я, протягивая документы. – Я служу в «Пан Американ», и документы это вполне доказывают.

Один принялся изучать удостоверение и лицензию, потом передал их напарнику.

– Может, хватит гнать фуфло, сынок? Ты ведь Фрэнк Абигнейл, правда? – чуть ли не ласково произнес второй.

– Фрэнк как-там-его? – возмутился я, разыгрывая гнев, чтобы замаскировать собственную нарастающую взвинченность. – Не знаю, кто вам нужен, черт побери, но уж не я!

– Ну, мы не намерены стоять тут и спорить с тобой, – нахмурившись, прорычал он. – Пошли, мы тебя забираем.

Где мой багаж, они не спрашивали, а я поделиться этой информацией не рвался. Меня вывели наружу, посадили в патрульную машину и повезли прямиком в отделение полиции штата. Там меня ввели в кабинет всклокоченного лейтенанта – должно быть, начальника смены.

– Что за чертовщина? – раздраженно поинтересовался он.

– Ну, мы думаем, что это Фрэнк Абигнейл, лейтенант, – сообщил один из патрульных. – Он говорит, что он пилот «Пан-Ам».

– Как-то вы молоды, чтобы быть пилотом, – смерил меня взглядом лейтенант. – Почему бы не сказать правду? Вы Фрэнк Абигнейл. Мы ищем его уже давно. Он тоже якобы пилот. Вы соответствуете его описанию, тютелька в тютельку.

– Мне тридцать лет, меня зовут Фрэнк Уильямс, я работник «Пан-Ам» и хочу поговорить со своим адвокатом! – вскричал я.

– Вас еще ни в чем не обвиняют, – вздохнул лейтенант. – Отведите его в городскую тюрьму, оформите за бродяжничество, а потом пускай звонит адвокату. И вызовите федералов. Это их голубок, пусть они и разгребают.

– Бродяжничество?! – возмутился я. – Я не бродяга. У меня при себе почти 200 долларов.

Лейтенант кивнул.

– Ага, но вы еще не доказали, что имеете постоянный источник доходов, – устало промолвил он. – Забирайте его отсюда.

Меня доставили в окружную тюрьму в центре Бостона. Судя по виду, ей уже давно пришла пора на снос – да так оно и было на самом деле. Там меня сбыли с рук на руки сержанту, оформлявшему задержанных.

– Будь я проклят, этот-то что натворил? – воззрился он на меня.

– Просто оформи его за бродяжничество. Утром его кто-нибудь заберет, – отрезал один из патрульных.

– Бродяга?! – рявкнул сержант. – Будь я проклят! Если он бродяга, надеюсь, что вы бомжа сюда не притащите.

– Просто оформи его, – буркнул один из патрульных и удалился вместе с напарником.

– Выверни карманы, парень, – проворчал сержант, извлекая из ящика стола формуляр в трех экземплярах. – Я выдам тебе квитанцию на твое имущество.

Я начал выкладывать перед ним все ценное.

– Послушайте, можно я удостоверение и летную лицензию оставлю при себе? – спросил я. – Правила компании требуют, чтобы они всегда были при мне. Я не знаю, распространяется ли это на случай ареста, но все равно предпочел бы их оставить при себе, если вы не возражаете.

Рассмотрев карточку и лицензию, сержант пододвинул их ко мне, добродушно добавив:

– Само собой. Я бы сказал, тут какая-то путаница, парень. Я рад, что я здесь ни при чем.

Тюремщик отвел меня вверх по лестнице, посадив в грязную ржавую камеру рядом с обезьянником для пьяных.

– Если чего понадобится, просто покричите, – с симпатией сказал он.

Я кивнул, промолчав, и тяжело опустился на койку, внезапно почувствовав себя усталым, жалким и напуганным. Игра закончена, вынужден был признать я, зная, что утром за мной приедет ФБР, а потом, наверно, пойдет один суд за другим. Оглядывая КПЗ, я мог лишь уповать, что тюремные камеры будут более основательны. Иисусе, что это была за дырища! А я не знал молитвы об избавлении. Впрочем, какие там молитвы, горестно раздумывал я, когда поклоняешься богу жуликов.

Однако даже бог жуликов повелевает легионами ангелов. И один из них тут же явился мне, предшествуемый тонким, неуверенным свистом вроде того, каким ребенок подбадривает себя ночью на кладбище. Он предстал пред моей камерой – фантом в чудовищном костюме в зеленую клетку, увенчанном ликом, будто выуженным из кастрюли с омарами, с вопросительно сложенными губами с приклеившейся к ним вонючей сигарой и глазками, уставившимися на меня, как хорек на мышь.

– Ну и ну, каким дьяволом вас сюда занесло? – спросил он, не вынимая сигару изо рта.

Я не знал, кто он. Судя по виду, он вряд ли был в состоянии мне помочь.

– Бродяжничество, – лаконично бросил я.

– Бродяжничество?! – вскричал он, вперив в меня проницательный взор. – Вы ведь пилот «Пан-Ам», не так ли? Каким дьяволом вы можете быть бродягой? Кто-то украл все ваши самолеты?

– Вы-то кто? – спросил я.

Пошарив в кармане, он просунул сквозь решетку визитную карточку.

– Алойус Джеймс Бейли по прозвищу «Залог», мой друг высокого полета, – выложил он. – Поручитель под залог, лучший в своем роде. Копы притаскивают. Я вытаскиваю. Теперь вы на их территории, приятель. Я могу вытащить вас на свою – на улицу.

Не могу сказать, что надежда забила у меня в груди горячим ключом, но вроде как вяло заструилась.

– Ну, скажу вам правду, – осторожно начал я. – Все из-за типа в аэропорту. Он вел себя с девушкой просто отвратительно. Я надрал ему задницу. Нас обоих загребли за драку. Не надо мне было соваться. Когда капитан узнает, что я в каталажке, то, наверно, уволит меня.

– Что за дьявольщину вы несете? – с недоверием уставился он на меня. – И вас некому выкупить под залог? Да позвоните кому-нибудь из своих друзей, ради бога!

– Здесь у меня друзей нет, – развел я руками. – Я прилетел чартерным грузовым рейсом. А базируюсь в Лос-Анджелесе.

– А как же остальные члены вашего экипажа? – не унимался он. – Позвоните кому-нибудь из них.

– Они отправились в Стамбул, – солгал я. – А у меня отгул. Я собирался отправиться по эстафете в Майами, чтобы повидаться с цыпочкой.

– Ну, будь я проклят! Вы глубоко в заднице, не так ли? – заявил Алойус Джеймс «Залог» Бейли. Потом улыбнулся и внезапно обрел обаяние веселого лепрекона. – Что ж, мой дружище боевитый пилот, поглядим, не сможем ли мы вытащить вашу задницу из этой бостонской бастилии.

Удалившись, он отсутствовал мучительно долгое время – все десять минут. Потом снова предстал перед моей камерой.

– Проклятье, за вас залог 5000 долларов, – с удивлением признался он. – Сержант говорит, вы задали патрульным жару. Сколько у вас денег при себе?

Мой ручеек надежды снова иссяк.

– Всего 200 долларов, а может, и меньше, – вздохнул я.

Поразмыслив над ответом, он вдруг поглядел на меня с прищуром:

– Документы у вас есть?

– Конечно. – Я передал ему сквозь решетку удостоверение и летную лицензию. – Там сказано, с каких пор я летчик, а в «Пан-Ам» тружусь уже семь лет.

Возвращая документы, он неожиданно поинтересовался:

– У вас есть персональные чеки?

– Ага, у сержанта внизу, а что?

– А то, что я возьму ваш чек, вот что, реактивный вы мой, – осклабился он. – Вы сможете его выписать, когда сержант отпустит вас на свободу.

Сержант выпустил меня тридцать пять минут спустя. Выписав Бейли чек на стандартные 10 процентов – 500 долларов, я присовокупил сотню наличными.

– Это бонус, заместо поцелуя, – расхохотался я от радости. – Да я бы расцеловал вас, если б не эта проклятая сигара!

А когда я сказал, что первым же рейсом улетаю в Майами, он отвез меня в аэропорт.

Уж если ты рисковый, то рискуешь.

И вот что разыгралось дальше. Я получил эти сведения из достоверных источников, как любят говаривать репортеры из Белого дома. Ликующий О’Райли, взмывший на крыльях радости настолько высоко, что ему впору было затребовать летную лицензию и для себя, заявился в тюрьму самолично.

– Выводите Абигнейла, или под какой там, к чертям, фамилией вы его оформили! – давясь от смеха, выговорил он.

– Он вышел под залог в три тридцать утра, – доложил надзиратель.

Сержант уже ушел домой.

О’Райли задергался, будто его удар хватил.

– Залог?! Залог?! Что за дьявол его выкупил?! – наконец проверещал он сдавленным голосом.

– Бейли, «Залог» Бейли, кто ж еще? – ответил тюремщик.

– Это вы внесли залог за Фрэнка Уильямса нынче утром? – нагрянув в контору Бейли, вопросил осерчавший О’Райли.

– За пилота? – изумленно воззрился на него Бейли. – Само собой, я поручился за него. А че такого, черт возьми?

– Как он вам заплатил? Сколько? – проскрежетал О’Райли.

– Ну, стандартную мзду, 500 долларов. Чек у меня с собой. – Бейли продемонстрировал платежный документ.

Поглядев на чек, О’Райли швырнул его Бейли на стол, буркнув:

– Ну и поделом, – и повернулся к двери.

– В каком это смысле?! – окликнул Бейли агента ФБР уже на пороге.

О’Райли гадко ухмыльнулся:

– Прогони его через свой банковский счет, говнюк, и узнаешь.

Когда они вышли на улицу, массачусетский детектив обернулся к О’Райли:

– Мы можем дать ориентировку всем постам.

– Без толку, – покачал головой О’Райли. – Этот ублюдок уже в пяти сотнях миль отсюда. Бостонским копам его не схватить.

Благоразумный человек был бы уже в пяти сотнях миль оттуда, но я-то благоразумием отнюдь не страдал. Уж если ты рисковый, то рискуешь, а у меня были cajones[31], как у козла.

Не успел Бейли высадить меня в аэропорту и уехать, как я уже поймал такси, чтобы добраться до ближайшего мотеля.

Наутро я позвонил в банк, которому принадлежал филиал в аэропорту.

– Службу безопасности, пожалуйста, – попросил я телефонистку.

– Служба безопасности.

– Ага, слушайте, это Коннорс, новый охранник. У меня нет мундира для сегодняшней смены. Моя треклятая форма порвалась из-за несчастного случая. Где я могу получить замену, леди? – с негодованием произнес я.

– Ну, мы получаем форму от «Братьев Бик», – утешительно проговорила женщина. – Просто езжайте туда, мистер Коннорс. Вас снабдят заменой.

Я отыскал адрес «Братьев Бик», а заодно пролистал некоторые другие разделы «Желтых страниц».

Я прикарманил 62 800 долларов чистыми.

Первым делом я направился к «Братьям Бик». Никто не усомнился в моем праве на форму, и спустя пятнадцать минут я вышел оттуда с полным комплектом одежды охранника – рубашкой, галстуком, брюками и фуражкой, с названием банка, вышитым над нагрудным карманом и на правом рукаве рубашки. Потом наведался в фирму, снабжавшую полицейских, и приобрел портупею «Сэм Браун» с кобурой. Наведавшись в оружейный магазин, приобрел точную копию полицейского специального 38-го калибра. Игрушка была совершенно безобидна, но только идиот полез бы на рожон, стоя перед нацеленным дулом. Потом я нанял машину с кузовом «универсал», и когда отъезжал от мотеля, на каждой дверце красовался знак «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ – НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК БОБОВОГО ШТАТА».

В 11:15 вечера я стоял навытяжку перед ночным депозитарием филиала Национального банка Бобового штата в аэропорту и прекрасно выписанной табличкой, украшавшей сейф: «ХРАНИЛИЩЕ НОЧНОГО ДЕПОЗИТАРИЯ НЕИСПРАВНО. ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЛЯЙТЕ ВКЛАДЫ ОФИЦЕРУ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ».

Перед дверью депозитария стояла грузовая тележка с большим мешком наподобие почтового с разверстым устьем.

Свои мешки или конверты в мешок опустили не меньше тридцати пяти человек.

Ни один из них не обмолвился ни словом, кроме «Добрый вечер» или «Доброй ночи».

Когда закрылось последнее заведение, я запечатал верх брезентового мешка и собрался погрузить добычу в кузов «универсала». И застрял, пытаясь перевалить тележку через резиновый уплотнитель двери. Как я ни тужился, треклятая штуковина нипочем не хотела перевалить через крохотный порожек, слишком уж она была тяжела.

– Что за дела, старина?

Обернувшись, я чуть в штаны не наделал. Менее чем в пяти футах у меня за спиной стояли двое патрульных – не те же самые, но все-таки…

– Ну, сейф не в порядке, а броневик поломался, вот мне и дали эту вот банковскую машину, а гидравлического подъемника нет, и я все-таки не Самсон, – застенчиво усмехнулся я.

– Ну, дьявол, давай-ка подмогнем, – рассмеялся старший из двоих – краснолицый и рыжеволосый, ступая вперед и берясь за рукоятку тележки.

Как только мы поднажали втроем, она проскочила через порожек без труда. Они помогли мне дотащить тележку до «универсала» и поднять громоздкий, неуклюжий груз в задок машины. Захлопнув заднюю дверцу, я обернулся к офицерам.

– Искренне благодарен, ребята, – улыбнулся я. – Я бы раскошелился на кофе, но надо доставить это маленькое состояние в банк.

Оба рассмеялись, и один поднял руку.

– Да ладно, не парься. В другой раз, годится?

Менее часа спустя я выгрузил трофеи в номере своего мотеля и сортировал денежные знаки. Только купюры. Мелочь, квитанции по кредитным картам и чеки я вывалил в ванну.

Я прикарманил 62 800 долларов чистыми. Переодевшись в повседневный костюм, я завернул лавэ в запасную рубашку и поехал в аэропорт, где и забрал свой багаж. Через час я сидел на рейсе до Майами. Перелет проходил с тридцатиминутной остановкой в Нью-Йорке. Этим временем я воспользовался, чтобы позвонить начальнику Бостонского аэропорта. С ним я не поговорил, но вышел на его секретаршу.

– Послушайте, передайте людям из Банка Бобового штата, что большую часть награбленного в результате вчерашней аферы с ночным депозитарием они могут найти в номере 208 мотеля «Спокойная гавань», – сказал я и повесил трубку.

Назавтра я упорхнул из Майами в Стамбул.

С часовой пересадкой в Тель-Авиве.

Я строго соблюдал собственный кодекс чести. За всю свою карьеру я не кинул ни одного добропорядочного гражданина.

Отыскав филиал американского банка, я выложил на стойку перед кассиром целую стопку купюр:

– Мне нужен банковский чек на 5 тысяч долларов.

– Да, сэр. Ваше имя?

– Фрэнк Абигнейл-младший, – сообщил я.

– Хорошо, мистер Абигнейл. Выписать этот чек на вас?

– Нет, – тряхнул я головой. – Сделайте получателем платежа Алойуса Джеймса «Залога» Бейли из Бостона, штат Массачусетс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.