За Днепр

Лебединцев продолжает свой рассказ: «Странные дела происходили с нами в те годы. Победы, подвиг, личная инициатива, трофеи и пленные были налицо… и никакой реакции в плане наград со стороны начальства, как будто это происходило повседневно. Но это же не так! Читатель уже видел десятки примеров неумелых действий, трусости командиров, огромнейшие потери, и как же при этом не оценить геройский поступок комбата, ротных командиров, наконец, отличившихся солдат и сержантов? Вот она наша русская черствость, а часто и нежелание, чтобы у комбата оказалось больше наград, чем у самого комполка. Запуганы мы тогда были смертельно. Высшего начальства мы боялись порой больше, чем противника.

После Днепровской эпопеи я должен рассказать о ее прославлении, так как именно с той поры пошли наградные нормы, а это не одно и то же, что обычные награждения. Я уже выше рассказывал, как не дали мне орден Красного Знамени за Васильевку, да не только мне, не наградили и всех остальных участников этого боя. Как совершенно забыли о награждении за ночную атаку под Будакивкой, даже не наградив наиболее отличившихся бойцов и сержантов хотя бы медалями «За отвагу», что можно было сделать приказами по полку. А ведь даже по самому малому счету Ламко за идею и личное руководство прорывом немецкой обороны полагался орден Красного Знамени или Александра Невского.

Но как мог Бунтин подписать представление на орден Красного Знамени на меня, если сам не имел даже медали? Было чуть ли не правилом, чтобы подчиненный «не переплюнул» командира количеством орденов и медалей. Так и лежали представления до той поры, пока сам командир не получит четвертый или пятый орден. В этой связи я спросил Алексея Зайцева, как ему удалось получить шесть орденов, если командир 29-го полка подполковник Исаев Иван Федорович имел всего четыре ордена (два Красного Знамени, Кутузова 3-й степени и орден Отечественной войны) и медаль «За отвагу». Зайцев ответил, что ни командир полка, ни он сам не знали о награждении его вторым орденом Красного Знамени за Днепр вместо представления на Героя и последнего третьего вместо представления в Венгрии на орден Ленина. Так и проскочило. Узнал о двух орденах при смене временных удостоверений на орденскую книжку после войны.

А на Днепре через пару дней после форсирования поступили устные указания о представлении всех офицеров — участников форсирования — к орденам, а солдат и сержантов — к орденам и медалям. Батальон Ламко, артминбатареи и подразделения боевого обеспечения принялись за описание подвигов.

Оформлением занимались писари и делопроизводители у ПНШ по учету, которые обычно вели списки живых и убитых, совершенно не владея ни военными терминами, ни лексикой, поэтому писали, что на ум взбредет. В саперном батальоне были представлены четыре человека — командир роты и три сапера — к званию Героя Советского Союза. Фантазия писаря дошла только до того, что он сумел, не повторяясь, записать в качестве подвига затыкание пробоин в лодках: у одного — портянками; у другого — бельем; а у третьего — обмундированием, и приписал всем фантастическое количество перевезенного через Днепр личного состава, вооружения, боеприпасов и воинских грузов. Дальше фантазия писарей не пошла, а командирам, подписывавшим эти представления, не было времени уточнять и тем более корректировать или исправлять их, так как некоторые командиры не могли сами написать донесения или расписки, а то и письма близким, поручая это писарям. С мая 1943 года и по февраль 1944 года я нашел в архивах только одну записку из трех строк, написанную собственноручно начальником штаба полка майором Ершовым, и ни слова, написанного всеми командирами нашего полка. Даже нет исправлений их рукой. В минуты затишья на переднем крае Кузминов обычно брал папку с представлениями, читал фамилию, смотрел, на какой орден воин представлялся, держал совет с начальником артиллерии, решал: «Дадим!» — и ставил свою подпись после согласия майора Бикетова. Однажды, когда нас вывели на сутки для получения пополнения, Кузминов оказался в штабе дивизии, а там был получен приказ о том, что на дивизию выделена наградная норма на Героев Советского Союза в количестве 50 человек. Комдив решил в стрелковых полках сделать по десять Героев, а остальные 20 отдать саперам, артиллеристам, связистам, противотанкистам и другим службам. Во время одной из послевоенных встреч однополчан в Григоровке бывший командир штабного взвода связи Бережной рассказал мне, что, когда Кузминов и Бикетов вернулись после двухсуточной отлучки из полка во время наступления немцев на плацдарм, их вызвал командир дивизии полковник Богданов на свой КНП на берегу реки и спросил, где они были. Кузминов сказал, что искали связь с соседом. Тогда комдив нанес ему пощечину, сказав при этом: «А как же с вызовом огня на себя? Искупить кровью!» Вот вскоре после этого и поступила команда от командира дивизии тому же Кузминову готовить в полку представления на десять человек к высшей степени боевого отличия — званию Героя Советского Союза.

Принялись делить награды на «военном совете» полка, состоявшем из командира, замполита, начальника штаба и начальника артиллерии. Присутствовал и я во время этого разговора. Сидят командиры и смотрят друг на друга. В это время никто из офицеров штаба еще не был представлен даже к обычным орденам. Молчание затягивалось, и я сказал: «Что тут гадать, представлять надо Ламко, Чирву, Зайцева, командира роты лейтенанта Мехеева М.В. и представленных из батальона: младшего лейтенанта Жуйкова Ф. И., вступившего в командование батальоном адъютанта старшего Николенко В. А.; командира пулеметного расчета старшину Телефанова; пулеметчика Карпенко; командира батареи 76- мм орудий старшего лейтенанта Косенкова и командира орудия старшину Осина». Все сразу согласились, хотя Николенко написал представление сам на себя и у него в нем ничего не соответствовало статуту ГСС. После этого я позвонил в штаб дивизии и просил начальника связи дивизии оформить представление на Героя нашему начальнику направления телефонной связи младшему лейтенанту Оленичу И.И. Он обещал сделать.

На следующий день снова был бой. Потом наступило затишье, и начальник финансового довольствия лейтенант Лебанидзе Н. С., исполнявший обязанности ПНШ-4, доложил на подпись на КНП Кузминову наградные листы. Командир полка и начальник артиллерии находились в надежном укрытии, которое было отрыто в скате оврага под корнями груши-дички способом выемки грунта через узкую горловину. Там, в полутьме «берлоги», при свете «каганца» он не разобрался, на что именно представляют меня. Лебанидзе сказал, что на звание «капитан». «Давно нужно было сделать. А почему ни на него, ни на других офицеров штаба нет наградных листов до сих пор?» — спросил он. «Начальник штаба такого приказания не отдавал. Возможно, он ждет, пока вы назовете, на какой орден его самого представить». «Напиши на него — на орден Красного Знамени, а на помощников пусть он сам предлагает», — ответил командир.

Возвращались мы вместе, так как командир одновременно подписал и боевое донесение. На командном пункте начфин вполголоса передал начальнику штаба распоряжение Кузминова и спросил: «На какие ордена оформлять помощников?» Ершов ответил: «Пиши всем на «Звездочку». Может быть впервые за всю войну мне стало ужасно обидно за такого начальника. Ведь он же знал, что даже все комсорги, пропагандист и посыльные представлялись к орденам Красного Знамени, Отечественной войны, а он оценил наши дела ниже, чем я оценил дела посыльных.

Примерно через неделю я докладывал по телефону обстановку на переднем крае начальнику оперативного отделения штаба дивизии майору Петрову В. И., моему непосредственному «патрону» в вышестоящем штабе. В конце он поздравил меня с орденом Отечественной войны 2-й степени, которым был награжден и он сам, и некоторые наши офицеры, тоже представлявшиеся на Красную Звезду. В этом же приказе вместо Героя получали такой же орден Николенко и Осин. А Жуйков, Зайцев, Карпенко, Косенков и Ламко награждались орденами Красного Знамени. Во всей дивизии вместо разнарядки в 50 человек Геройство получили только 16, а все остальные получили ордена Красного Знамени или даже ордена Отечественной войны 2-й степени. А произошло вот что.

Первоначально 22 и 23 сентября форсировали Днепр в его большой излучине соединения 40-й общевойсковой и 3-й гвардейской танковой армий. Это был первый на этой реке плацдарм, названный, как и два населенных пункта — Большой и Малый Букрин, — «Букринским». В 40-й армии две дивизии форсировали Днепр в районе Ходоров (253 и 337 сд), 161-я в районе Зарубинцы и наша, 38-я, в районе Григоровки. Мотострелковые части 3- й гвардейской армии высаживались только в двух последних населенных пунктах, и произошло невольное перемешивание боевых порядков. После первого, самого значительного, контрудара противника 29 сентября на плацдарм был введен второй эшелон Воронежского фронта — 27-я армия под командованием генерал-лейтенанта Трофименко. Ее соединения в самом форсировании участия не принимали, а переправлялись по наплавному мосту и на паромах уже без воздействия огня противника. Поэтому в первоначальную разнарядку на Геройские звания они не вошли. Эта армия вводилась в центре оперативного построения и отрезала 38-ю дивизию на самом левом фланге плацдарма от главных сил 40-й армии. В связи с этим наша дивизия была переподчинена 27-й армии. Такое происходило часто.

Оформили представления на 50 человек к званию Героя по распоряжению командующего 40-й армии генерал-полковника Москаленко К.С., а представлять их в Верховный Совет пришлось уже через командующего и штаб 27-й армии, на которую разнарядка на Героев, естественно, не выделялась, а соблазн был велик. Вот и решил командарм Трофименко за счет нашего лимита прославить и своих людей, тем более что и у него многие отличились, но уже не за форсирование, а за бои по расширению плацдарма. Сейчас очень трудно подсчитать, сколько получено Героев в 27-й армии, но они безусловно есть, в том числе и за счет Героев нашей дивизии.

В 1943 году оформление на геройство и ордена производилось по такой схеме. Описание подвига делалось очевидцами, то есть самими командирами рот (батарей) и батальонов. В полках их оформляли на бланках и за подписью командира полка, потом пересылали в дивизию. В отделении кадров дивизии представления рассматривались, и происходило награждение в объеме прав, предоставленных командиру дивизии, то есть он награждал до командира роты и ему равных до ордена Красной Звезды и ордена Славы 3-й степени. Комдив имел право снизить уровень награды, например, с представленных на орден Красного Знамени или на орден Отечественной войны и своей властью наградить офицера орденом Красной Звезды или даже медалью «За отвагу», ибо командир полка мог награждать медалями только рядовых и сержантов. Приказом командира дивизии награждались медалями также рядовые и сержанты саперного батальона, противотанкового дивизиона, батальона связи и разведроты, командирам которых такое право не предоставлялось. На все вышестоящие ордена и Геройство командир дивизии должен был давать либо свое согласие, либо изменить орден или степень ордена и отправить выше по команде. В армии и на фронте рассматривались все представления и делались заключения двумя лицами — командующим и Членом Военного Совета. Они или давали свое согласие, или понижали, а иной раз даже повышали статут награды, как в случае со мной, капитаном Лукяновым и старшим лейтенантом Кошелевым, представленными к орденам Красной Звезды в полку, а командарм дал нам орден Отечественной войны 2-й степени. Я встречал одно представление, когда командир 12-го гвардейского танкового корпуса представил командира 66-й танковой бригады полковника Павлушко А. Т. к ордену Красного Знамени, командующий 2-й танковой армией согласился, а командующий БТ и МВ 1-го БФ генерал-лейтенант танковых войск Орел принял решение о присвоении ему звания Героя Советского Союза, и Верховный Совет согласился с последней инстанцией. Встречал еще и такой случай, касающийся моего земляка и троюродного дяди по линии матери Панченко Дмитрия Ивановича, который командуя взводом автоматчиков в звании старшины, форсировал Днепр, затем трижды отличился в бою, захватив в плен 17 немцев, и был представлен к ордену Ленина, но во фронте повышен в статуте награды и посмертно получил звание Героя. Однако чаще всего награды понижались, как выше показано на примере нашего 48-го полка. Только командир полка майор Кузминов М. Я., начальник артиллерии майор Бикетов И. В. и командир роты лейтенант Михеев М. В. получили высшую степень отличия. Шесть человек были награждены командармом орденами Красного Знамени, а два — орденами Отечественной войны 2-й степени. Об остальных полках данных я не искал, так как в архивах нет сопроводительных документов, где бы указывались хотя бы фамилии представленных или фамилии награжденных. В дивизии и полки возвращались только выписки из приказов на награжденных тем или иным орденом или медалью в алфавитном порядке по каждой награде, с указанием воинского звания и должности награжденного.

Как помните, в списке представленных к Герою был полковой инженер лейтенант Чирва Ф.Т., но его не оказалось ни в списке Героев, ни в списке, награжденных орденами, хотя представление на него я писал сам лично, и оно было подписано Кузминовым. Именно он и комбат Ламко Т. Ф. были первыми названы кандидатами на звание Героя Советского Союза от полка. Но последний получил хотя бы орден Красного Знамени вместо Героя, а про Федю Чирву мне позднее стало известно, что майор Ершов В. В. вообще его представление не отправил, тайно уничтожив его по той причине, что они с Чирвой не могли «поделить» стряпуху Петровну из комендантского взвода. Ершов это сумел сделать, так как при отправлении наградных листов препроводительные документы не писались.

Для характеристики подвигов геройства и мужества в представлениях перечислялись отличия на поле боя, которые далеко не всегда предусматривались статутами, особенно если количество награждаемых назначалось по разнарядке, да еще и с указаниями, как и сколько подбирать награждаемых по национальностям, по служебным категориям, по военным профессиям, по партийности и т. д. и т. и. Так, например, на дивизию планировался один командир полка, и им стал майор Кузминов М.Я., поскольку благодаря Чирве наш полк первым форсировал Днепр. Но во время контрудара немцев 29 сентября он, как я уже рассказывал, вместе с начальником артиллерии майором Бикетовым вызвали огонь на себя, а сами ушли в тыл к соседям и двое суток о себе не давали знать. Повторю, что после того, как они все же вернулись, командир дивизии наградил Кузминова пощечиной и сказал: «А как же с вызовом артогня на себя? Смыть кровью!» Так, что от штрафного батальона до звания Героя был один шаг. А так как наш полк и сам командир переправились на сутки раньше других частей на правый берег, то Кузминов только один и подходил в кандидаты на Героя.

Из 16 Героев Советского Союза, получивших эту высшую степень отличия в дивизии, 11 человек получили ее как первичную боевую награду и только потому, что дали нам ее по разнарядке. Это у летчиков, прежде чем получить Звезду Героя за каждые десятки сбитых самолетов или вылетов на бомбежку или разведку, получают поочередно ордена различной значимости, а потом уже дотягивают до Геройства, если, конечно, остаются живыми. А в пехоте совсем по-другому. Только Кузминов и Бикетов еще в 1942 году получили ордена Красного Знамени, Медин и Шмаровоз до форсирования имели по ордену Красной Звезды, а Оленич медаль «За отвагу».

Но этот рассказ был бы не полным, если бы я не назвал другую деталь. Ведь разнарядка на Героев пришла неделю спустя после того, как все участники форсирования были представлены к орденам и медалям в общем порядке. Меня это заинтересовало. Я выяснил по учетным документам, что командир роты Михеев был представлен и получил позднее орден Красного Знамени от 3.11.43 г.; саперы Куницын, Журба и артиллерист Калугин представлялись и были награждены орденами Красной Звезды от 7 и 18.10.43 г., связист Гаврилов и стрелок Соколов в октябре были награждены медалями «За отвагу», а автоматчик Обуховский даже медалью «За боевые заслуги». Конечно, подвиг можно повторить даже в один и тот же день, но в данном случае представление происходило именно за один и тот же подвиг. Большинство из них в первый же день были ранены, но до наступления темноты не могли быть эвакуированы в тыловые госпитали, поскольку от авиабомб, снарядов и мин кипела вода в Днепре, и они вынужденно ожидали ночь, чтобы переправиться на левый берег. А им записали в представлении: «Получив ранение, не покинул поле боя». Эта фраза и явилась решающей для получения Геройства. Вот так и получили они одновременно Звезду Героя и солдатскую медаль за одно и то же.

Теперь представьте себе, читатель, разницу между Звездой Героя с орденом Ленина почему-то в придачу и медалью «За боевые заслуги», которые в данном случае оценивались одинаково. Наш рассказ о Героях был бы неполным, если бы я не рассказал о дальнейшей их судьбе.

До конца войны в дивизии остались только три Героя: Михеев из 48-го полка, награжденный за Днепр еще и орденом Красного Знамени, а также двумя орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней уже после, в 1944 году. В мирное время он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Октябрьской Революции. Наводчик орудия из артполка был награжден орденом Славы 3-й степени, а Зыков орденом Отечественной войны. Все остальные Герои после госпиталей не вернулись в наш полк и даже не делали попыток его разыскать или вести переписку…

Я знал, что ПНШ-4 получил несколько знаков ордена Отечественной войны, и посоветовал Кошелеву поехать и получить знак ордена в штабе полка, а я останусь на «хозяйстве» в батальоне как дублер. Он уехал и вернулся через несколько часов. Повар и хозяйка хаты сотворили на обед закуску в виде вареного картофеля, квашеной капусты и сала. Разлили в кружки разведенный спирт, опустили в кружку Кошелева знак и заставили его выпить, после чего он привернул орден к гимнастерке.

Таким был негласный фронтовой церемониал посвящения «в рыцари» при получении всех получаемых орденских знаков и медалей. Комбат сказал, что меня ждут в штабе, так как такой же знак предназначался и мне. Я не ожидал, что мое появление в штабе для получения награды вызовет единодушную радость связисток и посыльных штаба, не говоря уже о моем писаре Евдокимове. Мой начальник Ершов ожидал от меня доклада, но я не стал его делать, и разговаривал с писарем. Тогда он сам позвал меня к себе. Я зашел молча и встал у раскрытой двери. Найдя мое временное удостоверение, отпечатанное на оберточной бумаге, он вместе со знаком в коробочке сунул его мне в руку и вместо поздравления проворчал что-то о долге и выдержанности. Я сказал, что такое при вручении боевых наград не говорят, так как это не партийное собрание, и вышел. Знаки этого ордена впервые вручались в полку, и всем интересно было подержать их в руках. За ужином комендант штаба поднес мне не самогонку, а стакан разведенного спирта, и со мной проделали то же, что с Кошелевым во время обеда.

В других странах вручение боевых орденов производится обычно по такому ритуалу. Награжденный становится на одно колено перед начальником, который поочередно прикасается клинком шпаги к одному и другому плечу кавалера. Потом он поднимается, и ему крепится знак в зависимости от степени: кавалерский — на грудь с помощью шпильки, командорский на нашейной ленте — на середину груди, а высшей степени — на широкой ленте через плечо, с креплением на грудь звезды сего ордена, тоже на шпильке. Только в нашей стране да у монголов было введено крепление с помощью винта и гайки. Это, конечно, надежнее, но портит ткань кителя…

В канун октябрьских праздников 1944 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении офицеров и сверхсрочнослужащих армии и флота орденами и медалями. За 10 календарных лет выслуги полагалась медаль «За боевые заслуги», за 15 — орден Красной Звезды, за 20 — орден Красного Знамени, за 25 — орден Ленина и за 30 и более лет — повторно орденом Красного Знамени. Мотивировка этого нововведения не объяснялась, но среди фронтовиков появилось недовольство, так как некоторые фронтовики были по несколько раз ранены, но в связи с эвакуацией в госпитали и перемещениями в разные части так и не награждены. Не награжденными оказались и оперативные работники органов контрразведки «Смерш», так как командиру полка они не подчинялись, а начальники отделов «Смерш» не имели полномочий представлять их к наградам так же, как и штатных командиров штрафных рот и батальонов. Много тогда вскрывалось несуразиц в нашем наградном деле. В данном случае награждением за выслугу лет решили как бы расплатиться с престарелыми преподавателями военно-учебных заведений «за долголетнюю и безупречную службу». Вскоре эти привилегии схлопотали себе в равной мере и внутренние войска и, само собой разумеется, Министерство государственной безопасности.

Начали получать ордена Красного Знамени и орден Ленина и регулировщик, простоявший с жезлом на перекрестке, и пожарные, наблюдавшие на вышках, и паспортисты. Короче, все, кто носил звездочку или кокарду на форменной фуражке. А за ними сразу после войны — все правоведы, учителя, врачи. Да и не только они. За ними выхлопотали себе ордена за выслугу работники угольной и сланцевой промышленности, буровые и горные мастера, работники черной и цветной металлургии, химической промышленности, геодезии и картографии, министерства заготовок, рыбной промышленности, железнодорожного транспорта, судостроительной промышленности, и завершился этот беспредел работниками Гознака. Как же, они сами ковали ордена и медали, печатали орденские книжки, а не получали их за выслугу лет. Замыкали эту компанию работники сельского хозяйства, включая все его отрасли, причем не только полеводство и животноводство, но и такие редчайшие, как выведение эвкалипта, джута, канатника, кенафа, кендыря, тутового шелкопряда, и заканчивался список коневодством. Все эти указы были приняты в 1948 и 1949 годах. Награждение военнослужащих всех видов ВС за выслугу лет было отменено Указом ПВС от 14 сентября 1957 года, а всех остальных тружеников предприятий и полей — 11 февраля 1958 года. Последние получали ордена «Знак Почета» и Трудового Красного Знамени, соответственно, вместо Красной Звезды и Красного Знамени и потом орден Ленина, но с выслугой в 30 лет.

Все, кто имели на груди юбилейную медаль 20 лет РККА, получали после 3.11.1944 года ордена Красного Знамени, через четыре месяца — после 23.2.1945 года — ордена Ленина, после 24.7.1948 года повторно ордена Красного Знамени за 30 лет выслуги и более. Получали не только маршалы, генералы, но и сверхсрочники старшины и сержанты. Сейчас об этом огульном награждении почти не упоминают в печати.

Читатель вправе спросить, откуда берет начало эта «мода» награждения за выслугу лет? В русской армии в одно время существовал порядок награждения знаками беспорочной службы в виде венка из дубовых листьев и внутри него с латинскими цифрами, означавшими выслугу 15, 20, 40, 50 и 60 лет. Эти знаки накладывались военным на георгиевскую, а гражданским чиновникам на ленту ордена Св. Владимира. Крепились они на груди. Кроме того, в разное время все офицеры награждались орденом Св. Владимира 4-й степени при выслуге 25-летнего срока, а гражданские чины — 35-летней службы на должностях. Потом и военным чинам подняли выслугу до 35 лет. Эти знаки ордена Св. Владимира отличались от обычных знаков тем, что на горизонтальных углах креста были цифры «25 лет» и «35 лет» и «18 кам.» и «20 кам.» (кампаний) для моряков. Кроме того, устанавливались наградные ежегодные нормы: один офицер от 10 — для строевых и один от 15 — для нестроевых офицеров, которые показали похвальные результаты на трех итоговых проверках. Но огульного награждения никогда не устанавливалось. Это наша советская выдумка. Недаром была в моде такая фраза: «И на груди его широкой сияет орден одиноко, и тот за выслугу летов…»

Указ о награждении за безупречную службу, помню, был от 4 июня 1944 года, а я получил выписку из приказа о присвоении мне воинского звания «капитан» от 10 мая 1944 года и от 29 мая — о награждении меня орденом Отечественной войны 1-й степени. В отделе кадров курсов «Выстрел», на которых я в то время учился, мне объявили, что нужно сдать временное удостоверение в отдел кадров Московского военного округа, где мне выдадут знак ордена. Меня отпустили в рабочий день, и я отвез свое временное удостоверение.

Там же назвали день получения ордена, и я прибыл в назначенные часы. Собралось нас человек двадцать. Все, кроме меня, получали награды «за выслугу летов». Каждому из них генерал-майор, член Военного совета, вручал орден в красной коробочке, в которой, кроме самого знака ордена, была Орденская книжка и талоны на получение ежемесячного вознаграждения (по 15 или 20 рублей), а также требования на бесплатный проезд в мягком вагоне в оба конца по железной дороге один раз в год. Я хорошо запомнил, что ни один из кавалеров не имел фронтовых наград, и они радовались первому полученному ордену. Когда дошла очередь до меня, то генерал повертел в руках маленькую, как спичечный коробок, коробочку и потертое временное удостоверение с фронта, что-то шепнул распорядителю, тот шепотом ему что-то ответил, и генерал вручил мне с поздравлением золотой знак ордена первой степени.

Вместо положенного в таких случаях «Служу Советскому Союзу» я ответил вопросом: «А что, товарищ генерал, ваши кадровики испугались, что мне снова на фронт, а там ни коробка, ни билеты, ни купоны на орденскую выплату не потребуются — ведь могут убить, и все пропадет?»… Генерал не сделал мне замечания за грубую выходку, а только сказал, что виновные за это понесут суровое наказание. «Вы их просто пошлите на фронт и не в отделы кадров, а в пехоту. Они быстро поумнеют», — посоветовал я. Как я на это отважился, трудно сказать. Но я высказал это, хотя и чувствовал опасность. Таких удач у меня было не больше, чем пальцев на одной руке за всю мою 81-летнюю жизнь…

С иностранными наградами дело выглядело так. Кроме командармов и командиров корпусов, обмен визитами с американцами был разрешен и командирам дивизий. Наш комдив полковник Дерзиян на первой из встреч с американским командиром дивизии наградил того орденом Красной Звезды, а тот его и командиров полков — орденами «Легион Почета» кавалерской (офицерской) степени. Попойка была большой и длительной на спор: кто кого перепьет, которую выиграл командир нашего полка Макаль, поспорив на автомобиль. Американцы всегда держали свое слово и передали автомобиль «бьюик» победителю в соревновании. (Потом, Макаль по пьянке выменял за свой гвардейский знак еще и джип, который у него все же изъяли за то, что не положен по штату.) А комдив Дерзиян, сняв полученную награду, поехал еще к одному американскому комдиву и с ним снова совершил обмен орденскими знаками. Поехал и в третий раз, но теперь он не снял орден «Легион Почета», и для разнообразия его пожаловали орденом «Бронзовая Звезда». Мне кажется, что советских орденов у него было меньше, чем американских, хотя у американцев нет моды повторно награждать одним орденом одной и той же степени. «Но нам, армянам, закон не писан»… После того я имел с ним несколько встреч, так как он получил назначение в 1-ю гвардейскую дивизию в Тбилиси на должность командира 3-го гвардейского полка, а я работал в штабе этой дивизии в оперативном отделении в 1948 году. На праздники он надевал свой мундир и поражал всех своим иностранным бантом из трех знаков, но никому не рассказывал, как они были ему пожалованы.

Так что нет ничего удивительного, что любовница Г.К. Жукова, сопровождавшая его в поездках на фронт в качестве военфельдшера и не перевязавшая за всю войну ни одного раненого, Л. Захарова, помимо орденов Красного Знамени, Красной Звезды и пяти советских медалей, имела и три иностранные награды. Судя по этому, Жуков менял советские ордена не только для себя, но и для любовницы». [Конец цитаты.]

Нет, видимо, смысла комментировать рассказ Александра Захаровича о том, как представлялись к орденам герои, как оценивался их подвиг и как он обесценивался массовой выдачей наград «за выслугу летов» и боевых наград штабным приспособленцам. На мой взгляд, это частично объясняется и тем, что правительство СССР к середине войны окончательно запуталось в самом смысле наград.

Первоначально наградой воину была военная добыча, затем функции награждающего перешли к военным вождям, но награды по-прежнему имели материальный вид: награждали землями, оружием, деньгами или, скажем, шубой. Материальную награду трудно связать с военным подвигом, поэтому, к примеру, русские воины полученные от царя наградные рубли часто носили на груди, чтобы показать, что этот рубль не результат коммерческого предприятия, а награда за бой. Потребность в военных наградах росла, и их стали учреждать специально. И тут надо понимать принципиальную особенность наград.

Военные награды можно разделить на две категории: не меняющие статус награждаемого и меняющие его.

К наградам, не меняющим статус награжденного, относятся все награды, имеющие смысл медалей. Медаль на груди солдата означает, что он либо был в определенном бою либо совершил в бою определенный подвиг. Вид самой медали не имеет никакого значения. Немецкий Крест во всех его степенях — это медаль. Все американские награды — медали. Кстати, высшая американская военная награда так и называется «Медаль Конгресса». Все советские ордена по своей сути — медали, поскольку ни одна из этих наград не меняет социального статуса награжденного.

Следующая категория наград меняет социальный статус награжденного, поскольку вводит его в круг избранных людей и, мало того, людей, посвящающих свою жизнь служению. Сообщество таких людей называется орденом. Коренным отличием ордена является та цель, которую члены ордена хотят достичь. Эта цель обычно кратко формулируется в виде девиза. Реальные монашеские ордена состояли из пехоты (кнехтов) и кавалерии — рыцарей. Рыцари, как и полагается военной организации, имели офицеров всех степеней и главнокомандующего — гроссмейстера ордена. То есть рыцари различались по своему положению внутри ордена. Уже кнехты ордена резко отличались по своему социальному статусу от простых людей, но если кнехт отличался в бою, то и внутри ордена происходило повышение его статуса — его сажали на лошадь (он становился кавалером — кавалеристом), и он становился рыцарем ордена. При дальнейшем совершении подвигов рыцарь повышался в степени — становился офицером, генералом ордена и т. д.

Таким образом, у члена ордена никакие побрякушки на груди не имеют ни малейшего значения — это как звездочки на погонах офицера, и только. В ордене важен сам статус кавалера (рыцаря) ордена в первую очередь и степень внутри ордена — во вторую. Были и есть монархические ордена, внутри которых степеней нет. В этих орденах сам монарх — гроссмейстер (орденмейстер), а все остальные кавалеры равны между собой. Таким был высший орден царской России — Андрея Первозванного (хотя в нем были высшие отличия в виде бриллиантов на звезду). Таким является высший орден Британской империи — орден Бани. Это несколько смешное на первый взгляд название означает высшую степень доверия короля к рыцарям — кавалеры ордена Бани имеют право мыться с королем в одной бане.

Наиболее последовательными в этом плане являются французы. У них один орден (если я не ошибаюсь) — и это действительно Орден. Орденмейстером ордена Почетного легиона Франции (рыцарем Большого креста) всегда является действующий президент Франции. В ордене Почетного легиона пять степеней, но они там так не называются. Вновь принятый в орден называется рыцарем — шевалье. Следующие степени: офицер, командор, генерал и кавалер Большого Креста. Интересно, что как-то мне приходилось читать сообщение какого-то нашего корреспондента из Франции о том, что французы, дескать, большие жлобы, поскольку когда награждают орденом Почетного легиона, то знак ордена награждаемый должен сам купить. Но ведь нет же ничего странного в том, что и у нас в Военторгах продаются офицерские погоны и звездочки к ним? Повторю: при награждении орденом дело не в бляшке, а в статусе награжденного.

Точно с таким смыслом начинал наградное дело и Петр I, который учредил ордена Андрея Первозванного, Александра Невского и Св. Екатерины (девизы: «За веру и верность», «За труды и Отечество», «За любовь и Отечество»), да и остальные монархи действовали осмысленно. Они были орденмейстерами всех российских орденов, но лично, как правило, принимали решение при награждении 1-й и 2-й степенями орденов, а во всех остальных случаях решение принимали орденские думы, состоящие из кавалеров высших степеней. В старину, между прочим, и говорили правильнее: не «наградили орденом», а «наградили кавалерией», то есть из пехотинца сделали кавалером, всадником — рыцарем ордена.

Поскольку рыцарь являлся дворянином по определению, то награждали степенями ордена только дворян, в армии — только офицеров. (Кстати, исключая кавалеров ордена Св. Георгия, все остальные кавалеры были обязаны не только купить орденские знаки, но и заплатить орденской думе орденский взнос, и довольно большой. Скажем, кавалеры ордена Св. Владимира 1-й степени должны были заплатить 450 руб., 2-й — 225, 3-й — 45 и 4-й — 40 рублей.)

Поскольку кавалеры орденов это дворяне (офицеры) особого статуса (имеющие степень в ордене), то солдаты и унтер-офицеры кавалерами ордена стать не могли. Им необходимо было сначала стать дворянами — офицерами. Для солдат были учреждены знаки Отличия орденов, то есть знаки, которые подтверждают, что этот кнехт совершил подвиг, достойный кавалера, рыцаря. Награждались солдаты знаками Отличия орденов Св. Анны и Св. Георгия. Знак Отличия ордена Св. Анны имел одну степень и вид медали с анненским крестом («анненская медаль»), знаки Отличия ордена Св. Георгия состояли из четырех степеней крестов и четырех степеней медалей. Награждение Знаком Отличия ордена Св. Георгия (Георгиевским крестом) солдат или унтер-офицеров автоматически повышало их в чине (кнехт приближался к дворянскому — рыцарскому званию). Если Георгиевский крест получал фельдфебель, то он получал следующий чин прапорщика, становясь офицером и дворянином, и в последующем его уже не награждали высшими степенями Знака Отличия ордена Св. Георгия, теперь его награждали рыцарскими наградами — степенями в российских орденах. Русскими орденами можно было награждать высшей степенью, минуя низшие (скажем, из 25 кавалеров 1-й степени ордена Св. Георгия за всю его историю только четверо получали последовательно все четыре степени этого ордена). Но это было скорее исключение, так как правило требовало поочередного награждения степенями ордена. Таким образом, степень ордена часто означала не величину подвига, а их количество.

Надо сказать, что в царской России ордена как воинские награды стояли в списке ценности военных наград на третьем месте. В «Справочной книжке офицера» за 1913 год в главе «Награды на службе» читаем: «Награды суть: Высочайшие благодарность и благоволение, чины, ордена, аренды, земли, подарки, единовременные денежные выдачи, перевод в гвардию, золотое оружие». Какие бы заслуги ни имел русский офицер перед иностранным государством, но получить иностранный орден мог только с разрешения царя, поскольку орден означал, что данный офицер становится членом иностранной организации.

Когда большевикам потребовалось награждать отличившихся, то они в области наград имели очень скудные возможности: они не могли наградить ни землями, которые обобществили; ни деньгами, которые и собирались, и пробовали упразднить; ни чинами, которые уже упразднили. А «красных революционных шароваров» и почетного оружия для славы уже не хватало. Но совершенно непонятно, почему они не пошли по американскому пути и не стали учреждать медали, а учредили орден, который рассматривали как медаль. Провозгласив равенство, большевики технически не могли иметь ордена — сообщества людей с отличным от других статусом. Не могло быть в большевистской России ни кнехтов, ни рыцарей — все равны! В результате и советские, и нынешние ордена — это жертвы интеллектуального аборта. Кавалеры наших орденов не составляют сообщества, у них нет орденмейстера, у них нет капитула или думы, оценивающих кандидата в кавалеры. У них нет цели и, соответственно, нет девиза. У них нет внятных статутов с четким определением подвигов, по которым сам кандидат, минуя свое начальство, мог бы испрашивать у капитула ордена кавалерство за совершенный подвиг. Наши ордена — это подачка от начальства и, в своем лучшем смысле, это медаль, которая просто удостоверяет то, что человек совершил какой-то подвиг. Это не знак Ордена — не удостоверение человека особого статуса.

Кроме этого, наши награды очень плохо продуманы. К примеру, наличие звания просто «Героя России» означает, в частности, что обладатель медали «За отвагу» Героем России не является вовсе. А почему? Если быть точным, то звание «Героя России» следует переименовать в звание «Героя России первого сорта или первой степени». Тогда остальные награжденные будут героями 2-й… 10-й степеней. Глупо, конечно, но хоть что-то.

Так что проблема в наградах есть, и трагизм положения в том, что награды перестали быть стимулом к подвигу, поскольку стали стимулом услужить начальству.