Глава 22 Медведи и оружие
Глава 22 Медведи и оружие
Спор о том, каким оружием быстрее и проще отнимать жизнь у зверя, почти столь же древен, как и спор о самом большом медведе. По ходу моего рассказа я упоминал то один, то другой, то третий аппарат для убийства этого крупного и опасного зверя. В этом отношении наши предки мыслили чрезвычайно гибко и проявляли изумительную изобретательность. Создание нового оружия во все времена занимало лучшие умы человечества.
Попробуем перечислить уже упоминавшиеся мной приспособления.
Первым изобретением на длинном пути, ведущем к винтовке с оптическим прицелом, было копьё с кремнёвым наконечником.
По своему значению это был потрясающий прорыв в будущее — путь от простой палки до палки с прикрученным к ней острым камнем гораздо длиннее пути от первобытного копья до сверхзвукового бомбардировщика.
Каменное копьё служило человечеству очень долго — ещё когда египетские и хеттские воины поражали друг друга бронзовыми клинками, праславянин уверенно втыкал своё дедовское оружие в живот могучего «медведя» — неутомимого разорителя пасек.
По мере освоения металлов каменное копьё стало сперва копьём бронзовым, а затем и железным. У копья со временем обнаружился и недостаток — оно слишком глубоко входило в тело зверя и не всегда удерживало его на нужном расстоянии от охотника. Рассвирепевший медведь, продевая его сквозь себя, как вертел, ещё успевал в агонии свернуть охотнику голову. Да и древко внутри зверя ломалось. Это тоже создавало дополнительные проблемы.
Ниже острия на копье появилась железная перекладина, удерживавшая зверя на весу. Так копьё стало рогатиной.
О рогатине и её туземном варианте — «пальме» я уже успел достаточно рассказать. Рогатин было много, некоторые из них вы можете увидеть на нашем рисунке, но суть остаётся одна и та же — это копьё с перекладиной ниже острия.
С медведями боролись при помощи другого холодного оружия. В дальнейшем мы будем говорить, что полярные путешественники применяли против белых медведей алебарды и абордажные сабли, а также секиры и багинеты.
Но настоящего совершенства «медвежьи кинжалы» достигли в эпоху расцвета ружейной охоты.
Из романов Дюма и Понсона дю Террайля мы помним, что оленей на королевских охотах в парке Фонтенбло дворяне приканчивали ножами. Но охотничий нож Карла Алансонского и тем более Людовика XIV отнюдь не походил ни на bowie-knife — прадеда современного охотничьего ножа, ни на кавказский кинжал, ни на среднеазиатский «бичак», или «клыч». Охотничий нож для западноевропейской охоты XVI века был похож на здоровенную саблю, чуть короче кавалерийской шпаги и драгунского палаша. Но тем не менее на медведей с этим страшилищем предпочитали не охотиться.
Сверху «проторогатина», в середине — варианты охотничьих классических рогатин, внизу — эвенкийская «пальма».
Это считалось слишком опасным занятием.
Медведей или стреляли из мушкетов, или кололи рогатиной. Ножи бравые дворяне пускали в ход, только если егеря предварительно запутывали зверя сетями. (Существовал в Западной Европе и такой способ охоты. Впрочем, ловили в «путо» медведей и забайкальские промышленники. Только в отличие от утончённых умов гуманистической эпохи русские мужики забивали медведя дубинами.)
Нож кустарного производства — орудие труда туземцев Восточной Сибири.
Свои классические очертания «медвежий нож» приобрёл как принадлежность русской зимней охоты. В атрибутику охоты на берлоге или зимней облавы обязательно входил короткий (по тем временам) клинок около двадцати пяти — сорока сантиметров длиной, прямой и обоюдоострый.
В конце XIX — начале XX века в Туле работал мастер Егор Самсонов, изготавливавший специальные «медвежьи» ножи, которые очень высоко ценились. Каждый из этих клинков имеет надпись «Егоръ Самсоновъ в Туле». Ножи Самсонова отличают первоклассные боевые качества лезвия, металл для которого изготавливал сам мастер. Кстати, Егор Самсонов был очень честолюбивым человеком и впоследствии уничтожил все документы, чтобы никто не мог разгадать секретов его производства. Как правило, ножи Самсонова имеют рукоять с обкладками из дерева с ромбовидной насечкой, прямой массивный клинок и металлические ножны. Однако в Государственном Историческом музее хранится и другой кинжал работы Самсонова, изогнутый в форме кавказского бебута. Вогнутая часть кинжала имеет волнистые изгибы, а, как известно, оружие с такими изгибами наносит очень широкие раны.
Самсоновский нож в табели о рангах охотничьего холодного оружия стоит сегодня на одном уровне с клинками Мурамасы у ценителей оружия Сенгоку Жидаи, т. е. в своей нише он стал нетленной классикой.
В 50-60-х годах советскими специалистами была сделана попытка восстановить способ изготовления самсоновских ножей. Были проведены анализ состава стали, а также измерения прочности клинков. По рассказу известного знатока охотничьего оружия А. Я. Зеленцова, металлисты сломали несколько самсоновских ножей гидравлическим прессом при испытаниях. Сломать-то они их сломали, но усилие для этого потребовалось свыше 14 тонн! Тем не менее восстановить технологию так и не удалось.
Самсоновские ножи (или ножи, очень похожие на самсоновские) на долгий срок прописались в «гарнитурах» охотников-медвежатников. Как правило, такой гарнитур состоял из штуцера, патронташа, крупнокалиберного пистолета и ножа. Этот набор объединялся отделкой, цветом дерева и воронением стали. Стоили подобные комплекты куда как дорого и были по карману лишь весьма состоятельным людям.
Охотничий нож сегодня — это скорее универсальный инструмент, нежели оружие, хотя органы внутренних дел стремятся убедить нас в обратном.
О ноже как оружии для охоты на медведя сегодня уже вроде бы и не принято говорить, однако именно в этом качестве он заслуживает нескольких страниц. Каким бы многократным ни выглядел на первый взгляд физический перевес медведя над человеком, всё равно взрослый мужчина, обладающий нормальным сложением и здоровьем, вооружённый лишь ножом, имеет определённый и довольно значительный шанс остаться в живых, отделавшись лишь увечьем. Таких примеров имеется достаточное количество.
Старые авторы упорно утверждают, что нападающий медведь стремится выбить из рук человека оружие, которым тот защищается, будь то ружьё, карабин или нож, а уже затем сбивает жертву с ног. При этом человек зачастую теряет сознание. Поэтому, советует классическая охотничья литература, человек, вооружённый лишь ножом, должен встречать атакующего зверя, упав на землю спиной. Падать рекомендуется в самый последний момент, когда становится ясно, что зверь намерен довести атаку до конца.
Фабричный боевой нож.
Лезвие, или клинок, ножа, предназначенного для обороны, должно быть слегка закруглено на конце для того, чтобы при попадании по костям скользнуло в сторону, а не застряло в скелете. Всаживать клинок надлежит по самую рукоятку, вынимать с «потягом», для того чтобы увеличить площадь поражения. Наиболее тяжёлыми будут являться удары в первую треть груди (подмышки) и в район диафрагмы.
Кустарный нож с наборной рукояткой из кожи.
В литературе мы неоднократно встречаем примеры того, как сохранивший хладнокровие человек, вооружённый ножом, может нанести медведю поражение даже в рукопашной схватке. Так описывает А. Черкасов случай с тунгусом Гаученовым, на которого напал раненный им медведь.
«Но тут старик, почувствовав на себе зверя, по его выражению, „очкнудся", быстро схватился с медведем в охапку, левой рукой крепко уцепился за правое ухо медведя из-под правой его лапы и, вспомнив молодость, так мотырнул его на сторону, ударив его в это время под ножку, что зверь сел было на зад, но скоро опять поправился и снова встал на дыбы; тогда Гаученов, держась всё-таки за ухо медведя, успел выдернуть правой рукой нож из-за пояса и распороть косматому борцу брюхо. Медведь повалился вместе с победителем, но в это время правая рука последнего как-то попала в пасть умирающему зверю, который в предсмертных судорогах успел измять её зубами до локтя, так что впоследствии тунгус, выздоровев, худо владел ею и при каждом неловком её обращении постоянно ругал проклятого медведя».
Другой пример из недавнего прошлого относится ко времени массового захода белых медведей вглубь Чукотского полуострова. Рабочий одной из удалённых рыболовецких баз в среднем течении реки Анадырь Гоша Борисов вышел из дома, чтобы набрать воды из проруби. Неожиданно на него набросился затаившийся за сугробом белый медведь. Ни крики, ни металлический стук не смогли отпугнуть обезумевшего от голода хищника. Рыбака он подмял под себя и, глухо рыча, принялся катать по снегу. В этой страшной ситуации Борисов не растерялся и вытащил из ножен охотничий нож стандартного производства № 2. Когда медведь навалился на Гошу всей тушей, тот ухитрился ударить зверя ножом в бок и потерял сознание.
Но Господь Бог ворожил Гоше Борисову.
В результате этого единственного удара медведь получил смертельную рану. Он бросил трепать свою беспомощную жертву, отошёл на три метра в сторону и умер. О степени истощения этого медведя, зашедшего вглубь суши более чем на пятьсот километров, можно судить по тому факту, что этот крупный самец (длина тела его составляла 2,5 метра) весил всего сто тридцать килограммов.
Через некоторое время Борисов пришёл в себя, ползком добрался до домика, включил радиостанцию и вызвал помощь. Он выжил, однако половина его лица осталась парализованной.
Другой случай произошёл в посёлке Шельтинга на Охотском побережье. Там жил некий сельский кузнец, человек выдающейся физической силы. Имел он сильную симпатию к лошадям, которые использовались для проверки линии связи и коих ему было вменено в обязанность подковывать. Носил он колоритную кличку «Папа Скот». Однажды он находился на монтёрской станции, возле которой паслось несколько лошадей. Неожиданно раздался медвежий рёв и крик раненой лошади. Кузнец, отрезавший себе кусок хлеба охотничьим ножом, выскочил на улицу и увидел, как небольшая медведица гоняется за молодым жеребцом. Тут кузнец кинулся ей наперерез, громко крича, но медведица бросилась на него и сбила с ног. Затем впилась ему зубами в предплечье. Но человек вспомнил о ноже, который до тех пор сжимал в руке, и одним ударом распорол зверю бок, вскрыв при этом грудную клетку. Медведица умерла очень быстро, но левая рука кузнеца потом отказывалась ему повиноваться.
Внимательный читатель заметит, что во всех вышеперечисленных примерах люди, выходившие победителями из поединка с медведем, становились калеками. Но — оставались живы.
Начиная рассказывать об огнестрельном оружии, из которого били медведей наши предки и современники, я сталкиваюсь с очень большими трудностями морального характера. Дело в том, что этот путь до меня пройден величайшими мэтрами — такими как С. Бутурлин, А. Ширинский-Шихматов, В. Штейнгольд… Выработалась и определённая традиция оружейных описаний. Я же, к собственному сожалению, вынужден эту традицию нарушить.
С моей точки зрения, нельзя рассматривать оружие для охоты отдельно от оружия вообще. Потому что только мизерная часть эстетствующих стрелков позволяла себе пользоваться штуцерами Ланкастера и Лефоше, Артари-Коломба и Новотного… Большая же часть практиков этого дела стреляла медведей из любого оружия — лишь бы оно плевалось свинцом хоть на десять метров. Будь то траппер или ковбой, казак или архангельский мужик… Об их опыте — печальном и успешном, грустном и смешном — мне и хочется поговорить.
Для начала следует помнить, что любое оружие, предназначенное для охоты на человека, человек тут же употреблял против крупных хищников.
Исключение составляли только самые первые огнепалы.
Первые фитильные пищали и аркебузы для охоты не годились.
Процесс подготовки к каждому выстрелу из этой штуковины был кропотлив, долог и зануден, как пуск космического корабля «Шаттл». Аркебузир ставил оружие прикладом на землю, сыпал в ствол порох (коли было время — то отмерял его меркой, торопился — просто отсыпал «на глаз»), затыкал заряд куском пакли, всё это трамбовал шомполом. Порох был заряжен, теперь наступала очередь пули.
Пуля доставалась изо рта, где большинство мушкетёров носило сей ценный припас, засовывалась в ствол и заколачивалась шомполом. На случай, если придётся стрельнуть сверху вниз, ствол затыкался ещё одним пыжом.
Потом аркебуз ставился на сошки.
Стрелок вновь доставал пороховницу и насыпал порох на специальную полку у казённой части ствола, там у основания ствола была просверлена дырка, через которую огонь с полки зажигал основной заряд.
Ну всё. Зарядил. Но из этого ружья, даже из столь добротно заряженного, нельзя было вот так сразу взять и выстрелить.
Только сейчас начиналась настоящая подготовка к выстрелу.
В замок вставлялся промасленный фитиль. Чтобы его поджечь, аркебузир доставал кресало и трут и приступал к добыванию огня.
Высекнув искру, он запаливал фитиль, прятал все свои причиндалы и начинал целиться.
Потом… Ура!., стрелял. Так-то вот…
Конечно, попасть в кого-нибудь эти вояки ухитрялись, только если этот кто-то стоял на месте. Или был велик, словно целое войско. При условии, что это войско не несётся вскачь на каких-то проклятых лошадях, а с бюргерской методичностью… Что делает?
Правильно! Засыпает порох… Забивает пулю… Высекает огонь…
А если враг затерян в густом лесу, мохнат и проворен, предпочитает кидаться из засады в трёх-четырёх метрах от охотника и удирает так же, как нападает, — быстрее скаковой лошади, — такой враг был совершенно неуязвим для огнестрельного оружия. С ним было лучше управляться по старинке — рогатиной.
Но германские оружейники (заметим, что всё лучшее, что касалось огнестрельного оружия, творилось в Германии) догадались переместить кресало из кармана пехотинца в замок ружья. Отпала мерзкая возня с фитилём, который мог погаснуть в любую секунду до выстрела, с трутом и огнивом. Оружие из фитильного стало кремнёвым.
И из него сразу стало быстро стрелять.
Ну, не так быстро, как из самозарядного карабина Симонова, но, с точки зрения поселянина или дворянина XVII века, — достаточно.
Карабин «Медведь» — одна из лучших охотничьих моделей нарезного оружия бывшего СССР.
Его можно было нести за плечом уже заряженным, быстро навести в цель, взвести кремнёвый курок и выстрелить. Процесс самого выстрела стал ничуть не длиннее выстрела современного снайпера.
Как известно, свет передвигается быстрее пули. Поэтому человек или зверь, увидевший вспышку пороха на полке, получал секунду для того, чтобы избежать пули — упасть навзничь или тронуть лошадь в сторону. Поэтому по-настоящему верным, даже при абсолютном прицеле, мог быть выстрел в человека или зверя, который не видел стрелка. Или при условии, что в него стреляло целое войско.
Тем не менее из такого оружия уже можно было охотиться, в том числе на медведей.
Кремнёвые ружья прожили триста лет и практически вошли в XX столетие. Это были кремнёвые винтовки охотников Карелии и Сибири. Но прежде всего следует объяснить неискушённому читателю смысл самого слова «винтовка».
Любой снаряд, выплюнутый огнём из железной трубы (а любой ружейный ствол и есть в конечном счёте эта труба), постарается кувыркаться в воздухе. Подвигают его к этому противные законы физики. Однако, если в трубе нарезать винтовые борозды, прокрутившись по которым снаряд будет продолжать ввинчиваться в плотную воздушную массу, как шуруп в дерево, он станет гораздо устойчивее и сможет улететь раз в десять дальше, чем снаряд из гладкой трубы.
Вообще, появление нарезов в канале ствола ручного оружия относят к самому началу XVI века. Считается, что первоначально появились ружья с прямыми нарезами, облегчавшими заряжание, а позднее и со спиральными, которые повышали уже дальность боя. Ю. Шокарев, сотрудник отдела оружия Государственного Исторического музея, перечисляет в журнале «Охота и охотничье хозяйство» его самые ранние образцы.
Считается, что к самым ранним пищалям можно отнести три охотничьи пищали мастера Ивана Лучанинова, сделанные между 1617 и 1625 годами. Примерно к 1625 году относится знаменитая револьверная пищаль мастера Первуши Исаева с магазином-барабаном на пять зарядов. Калибр пищали 12,5 мм, нарезов шесть. Известен ещё Тимофей Лучанинов, сделавший в 20-х годах XVII века малопульную винтовую пищаль калибра 6 мм. Всё это были охотничьи ружья. Военные винтовки появились лишь в конце XVII века.
Трёхлинейная винтовка — излюбленное оружие сибирских зверобоев.
Винтовка СВТ — самозарядное оружие под трёхлинейный патрон.
Было на руках у ограниченного количества охотников-промысловиков в период перед развалом Советского Союза.
Естественно, если у ружья, заряжавшегося с дула, имелся нарезной ствол, это прибавляло мороки с заколачиванием пули шомполом. Но это с лихвой компенсировалось дальностью и точностью выстрела.
Ружья регулярных пехотных полков князя Кутузова и императора Наполеона под Бородином были сплошь гладкоствольными. Но в ситуациях, когда можно было обойтись одним выстрелом (а такова идеальная ситуация на охоте), люди предпочитали винтовку.
Предпочитали её и сибирские охотники.
Сибирские шомпольные винтовки, или так называемые сибирки, делились на малопульные и «зверовые». Такие винтовки, описанные В. Маркевичем, имели ствол длиной около 70 см калибра 14–16 мм с утолщением в дульной части. В стволе было от четырёх до шести нарезов. В первом случае винтовка называлась «крестовкой», во втором случае — шестиполой. Маленькая мушка укреплялась в поперечном пазу. Ствол по концам делался гранёным, середина оставалась круглой. Ложа с длинным цевьём во весь ствол соединялась со стволом хвостовым винтом и поперечным винтом, проходящим сквозь цевьё и ушко под стволом и удерживающим одновременно антабку. Шомпол предпочитался латунный, но чаще был изготовлен из железа.
Во времена Маркевича большая часть «сибирок» уже была снабжена капсюльными замками, но кремнёвые всё ещё не были редкостью.
Лет через двести до людей дошло, что постоянные источники неприятностей — кремень и полку с порохом — можно заменить одним очень простым приспособлением. Это оказалась пустая трубка с детонирующей смесью. Она вставлялась в запальную дырку, и по ней уже бил маленький молоточек курка. Эта штуковина называлась пистоном, или капсюлем, и ружья соответственно назывались пистонными. Но их век оказался уж совсем недолог.
На подходе было изобретение, совместившее в себе пороховой заряд, пулю и пистон-детонатор. Оно называлось унитарным патроном, и с его введением началась история современного оружия.
Карабин Маузер — лучшая система карабина с болтовым затвором.
Когда оружейники Ланкастер и Дау поместили пистон на дно гильзы и изобрели боёк современного типа, свою триумфальную карьеру начало оружие центрального боя. Одновременно подоспели бессемеровский процесс варки стали — что позволило исключить ненадёжный «дамаск» из ружейных материалов — и прокат латуни для получения гильз.
По сути, эволюция оружия на этом закончилась. Автомат Калашникова меньше отличается от винтовки Мартини центрального боя, чем последняя от пистонного ружья поэта Некрасова, жившего всего двадцатью годами ранее. Правда, впереди было изобретение бездымного пороха в 1881 году.
Все эти события произошли в крохотный отрезок времени — за какие-то тридцать лет. А в период с 1890 до 1920 года уже были созданы прообразы практически всех современных образцов охотничьего и боевого оружия — от дробомётов до автоматов с отводом газов.
Законодателями первой моды в охотничьем деле в первый день эпохи нового оружия стали англичане Ланкастер, Пердей, Голланды, Скотт.
Традиции английских оружейников до сего дня можно проследить в любом охотничьем ружье наших дней.
Первые ружья для перезарядки переламывались на поперечном болте пополам. Эта конструкция оказалась удивительно живучей и добралась в почти первозданном виде до наших дней. Это «двустволка».
Классический двуствольный дробовик известен, наверное, каждому из моих читателей. Меньше народу знает, что с конца XIX века до наших дней у охотников на крупного зверя так же популярны нарезные двустволки.
Причина популярности этого оружия даже в наши дни, дни магазинных винтовок и самозарядных полуавтоматов, очень проста. Она понятна любому охотнику, знакомому с таким явлением, как осечка.
«Шли мы по сухому ручью, — рассказывал мой знакомый, якутский охотник Афанасий, — слышим, сверху, с сопки, камни посыпались. Собаки сразу туда. И рёв громкий. Сунулись мы сквозь стланик, а рёв с лаем напополам всё ближее и ближее. И тут в пяти метрах от нас из стланика такая ряха высунулась — вся в пене, злая! Я карабин срываю, бемц — в неё! А „бемц“ не получается, только железный щелчок такой. Карабин у меня старый был, патроны плохие — калибр 8,2. Мне этот щелчок громче любого выстрела показался. А медведь ко мне лезет, только стланик сильно запутался, его чуть-чуть держит, ко мне не пускает. Тут Никодим сзади подоспел со своей пушкой, как грохнет! Так он на стланике и повис, кровь из пасти побежала».
Так вот, такая ситуация у охотника с двустволкой практически исключена. Потому что в его руках на одном прикладе фактически соединены два ружья: два спуска, два патрона, два замка, два ствола. Для того чтобы перезарядить осёкшийся карабин, необходимо: отнять его от плеча; поднять ручку затвора; отвести её назад; подать вперёд и дослать патрон; потом снова поднять ружьё и прицелиться. Потому что охотник, стреляющий не целясь, является сказочным персонажем. Так что двустволка является гарантом от осечки и неисправности в механизме. При любом раскладе вы обладаете по крайней мере одним рабочим стволом.
Ещё до того, как патрон центрального боя начал своё триумфальное шествие по всему миру, московский мастер Артари-Коломб, появившийся в первой русской столице в начале XX века, изготавливал превосходные тяжёлые капсюльные двуствольные штуцера удивительной прочности и живучести. В то время Артари-Коломб был единственным изготовителем в России оружия подобного типа.
По свидетельству Ю. Шокарева, в собрании Исторического музея хранится четыре шомпольных (ударно-капсюльных) штуцера Артари-Коломба, три из которых предназначались для медвежьей охоты. Они имеют короткие стволы (54–59 см), крупный калибр (19–20 мм), толстые стенки каналов стволов (3–4 мм).
Каналы стволов снабжены 16 глубокими полукруглыми нарезами. Вес штуцеров колеблется в зависимости от длины стволов — от 3,5 до 4,6 килограмма. Для облегчения оружия мастер специально делал короткие стволы, помня, что медведей в то время стреляли обычно накоротке.
Охотничий вариант Маузера большого калибра.
Европейство мастера сказывалось прежде всего в том, как Артари-Коломб берёг жизнь своих клиентов. Его штуцера — настоящие чудеса предусмотрительности, обеспечивающие безопасность охоты. Так, стволы одного из штуцеров вмещают по два заряда каждый, которые располагались в стволе один за другим. Так двустволка становилась «четырёхзарядкой». Пуля заднего заряда разделяла порох между передним и задним зарядами. Ружьё имело четыре брандтрубки и четыре замка с четырьмя курками.
Другой медвежий штуцер Артари-Коломба имеет по две брандтрубки на каждом стволе. Однако он не приспособлен для двух зарядов в один ствол, как это может показаться на первый взгляд. Штуцер имеет только два замка и два курка, зато каждый курок бьёт одновременно по двум брандтрубкам, зажигая сразу два капсюля. Это тоже делалось для того, чтобы исключить осечки. В те времена было не редкостью, что капсюль не детонировал или брандтрубка оказывалась засорённой — вот тут двойная страховка и срабатывала!
К обоим штуцерам прилагались и тяжёлые охотничьи ножи.
Универсальности оружия конструкторы достигали двумя путями. Первый заключался в том, что к уже известной двустволке-дробовику приделывался третий нарезной ствол — под мощный нарезной патрон. Или к нарезному штуцеру — гладкий ствол для охоты по пернатой дичи. Этот, с моей точки зрения, самый перспективный путь привёл к созданию нового типа оружия — тройника.
Другие же мастера-оружейники попытались найти компромисс между гладким и нарезным стволом. Некий полковник Фосбери в 1885 году запатентовал идею гладкого ствола с нарезным суженным концом — так называемый rifle-choke, более известный в мировой практике как ствол-paradox.
На Западе все эксперименты с «парадоксами» прекратились после Первой мировой войны, которая утвердила неоспоримое господство нарезного оружия при стрельбе любого зверя, включая и человека. Опыты с пуледробовыми сверловками так и остались пикантной, поучительной, но почти забытой страницей истории охотничьего оружия.
Самозарядный карабин Браунинг BAR2 под патрон.300 Win. Magnum.
Одновременно со сцены сошли и крупнокалиберные штуцера.
Наверное, вы краем уха слыхали — может, в школе, может, в институте, а может, вам об этом рассказывали народные целители, — что наше тело содержит очень много воды. Не настолько много, как хотелось бы народным целителям, которые называют цифру в 90 процентов, но 70 процентов мы её всё же имеем. Поэтому во многих случаях (чисто физических) наше тело (и тело лося, слона, бурого медведя) ведёт себя, как жидкость. А жидкость, как известно, несжимаема.
Поэтому, если в это тело с очень большой скоростью врезается инородное тело, например пуля, это тело испытывает явление, известное в физике под названием гидравлического удара. Этот удар разрушает большие и крупные кровеносные сосуды, стенки клеток, альвеолы лёгких. Даже если рана и не будет смертельной, то раненый зверь испытает очень сильный шок.
Вот на пороге такого явления и действовали штуцера-экспрес-сы, пока не были вытеснены такими же ружьями под патроны с бездымным порохом — «нитроэкспрессами». В них этот эффект достигался меньшим калибром и большей начальной скоростью — словом, «малой кровью».
Штуцера-экспрессы Ланкастера, Новотного, Голландов находились в руках многих прославленных охотников и путешественников. К примеру, штуцер Ланкастера гремел в руках известнейшего русского путешественника Н. Пржевальского во время его невероятных путешествий по Центральной Азии.
Всё сегодняшнее оружие для охоты на бурого медведя сделано под патроны с бездымным порохом. Чаще всего это винтовки всевозможных систем и калибров.
Мы вскользь коснёмся штуцеров-нитроэкспрессов — двустволок под сильный винтовочный патрон калибра от 6,5 до 14,65.
Однако двустволки, даже под очень мощный винтовочный патрон, как например Holland & Holland 500, — сегодня оружие для эстетов. Чаще всего охотнику предлагают относительно дешёвое оружие с продольно-скользящим затвором, известным нашему охотнику как «задвижка». Нам такие ружья знакомы по винтовке и карабину Мосина. Однако за рубежом гораздо более популярен соперник «Мосина» по Первой и Второй мировым войнам — не менее знаменитый и более надёжный карабин системы Маузера. Система Маузера лежит в основе почти всех нынешних «задвижечных» карабинов мира — в том числе и наших «Барса» и «Лося». Поэтому когда вы видите в проспекте иностранного оружия винтовку, у которой вбок привычно выдаётся рычаг затвора, — то скорее всего вы имеете дело с кем-нибудь из правнуков того самого «Маузера», который братья Вильгельм и Генрих этой же фамилии разработали для германской армии в 1888 году.
Сегодня «Маузеры» в охотничьем исполнении и под самые разнообразные патроны выпускают все крупнейшие оружейные компании мира. Некоторые из них очень сильно усовершенствовали эту конструкцию, так что прежний добрый «Маузер» едва проглядывает сквозь наслоившиеся дополнительные шипы и упоры затвора, но тем не менее продолжает оставаться самим собой. Winchester 70, Remington 07, Husqwama, Tikka, Marlin, Sawage — вот небольшой список моделей, связанных с «Маузером» самым крепким родством.
Говоря об оружии для охоты на медведей, нам прежде всего надо себе уяснить, что русская и западная практика этого дела очень сильно отличаются друг от друга. Современное охотничье оружие цивилизованных стран надёжно, точно и спроектировано под патрон большого калибра с тяжёлой скоростной пулей, т. е. с большим запасом. Из ружей, общепринятых для медвежьей охоты, африканские браконьеры, например, стреляют слонов.
С другой стороны, у этих ружей небольшая ёмкость магазина, они не очень удобны в перезарядке, громоздки и снабжены несъёмными крупногабаритными прицелами. Короче, классическое оружие для спортивной охоты на крупную дичь призвано мощно и точно поражать цель с одного выстрела.
Списанное армейское оружие, которым вооружено большинство охотников в России, как правило, находится у западных спортсменов «вне закона». Очень редко оно используется в специальных операциях — например, при отстреле волков на Аляске. Хотя охотничьи переделки армейских винтовок пользуются неизменным успехом у охотников-практиков всех стран. Особенно тех, где охота является частью образа жизни, а не красивой ностальгической традицией.
Переделанные в охотничьи винтовки армейские карабины Маузера, Маннлихера, «Спрингфилд», «Ли-Энфильд», а также Мосина за относительно небольшую цену продаются в охотничьих районах Северной Америки, Экваториальной Африки, Австралии, Аргентины, Чили и Боливии. И эти ружья являются неизменными спутниками лесных мужиков вне зависимости от их (мужиков) происхождения — славянского, испано-индейского, ирландско-шотландского, скандинавского, а то и вовсе суахили.
В принципе русский мужик бьёт медведя, как и супостата, любым оружием. После Второй мировой войны в страну буквально хлынул из Европы поток охотничьих и боевых ружей всех систем и калибров. Офицеры-победители вывозили десятками превосходные штуцера, карабины, первоклассные дробовики и «парадоксы». До сего дня у самых разных хозяев можно встретить коллекционные «Перде» и «Голланды», «Ланкастеры» и «Новотные».
Дробовик 12-го калибра с подвижным цевьём — оружие, рекомендованное для обороны от медведя американским Департаментом рыбы и дичи.
Конечно, в трофеях нам досталось огромное количество самого лучшего охотничьего оружия. Но в первый момент оно осело на руках офицеров и генералов, людей, которые сами вывезли его из Европы. А в руки простых людей больше всего попало оружия, брошенного на полях сражений. Так в арсенале наших охотников появился немецкий боевой карабин «Маузер» — лучший образец этого типа оружия с момента создания до наших дней.
«Маузер» сочетает в себе высочайшую надёжность с мощнейшим восьмимиллиметровым патроном. Начальная скорость его пули была выше восьмисот метров, а пуля весила двенадцать граммов! По убойной энергии он превосходит мосинскую трёхлинейную винтовку.
Я не буду, наподобие Луи Буссенара, расточать похвалы дальнобойности маузеровской винтовки. На практике почти никогда нормальный стрелок не бьёт дальше трёхсот метров. От пятидесяти до двухсот пятидесяти — вот самая распространённая дальность винтовочного выстрела. Но мощь пули этого оружия позволяла не только пробивать тонкую броню и кирпичную кладку: в охотничьей практике я помню случай, когда «маузеровская» пуля пробила промороженную двадцатисантиметровую лиственницу и убила сохатого, который стоял в двадцати метрах позади.
«Маузеры» закончили свою славную охотничью карьеру в России так же, как и все трофейные винтовки. К ним просто кончились патроны. И очень жаль.
Другие ружья, массово занесённые нам войной, — это трёхстволки с двумя дробовыми и одним нарезным стволом под 8x57R «маузеровский» патрон. Я специально оговорюсь, что, конечно, тройников было много — и с двумя нарезными и одним дробовым стволом, и со сменными стволами, и с полностью гладкими и полностью нарезными. Но это всё «кунштюки», которых в конечном итоге был мизер по сравнению с уже описанной мной системой.
Тройники, о которых я говорю, находились в комплекте для выживания во всех, подчёркиваю, во всех (!) германских дальних бомбардировщиках «Кондор». При некоторой сноровке из них можно было стрелять патронами от немецкой боевой винтовки. Это были довольно сложные, но удобные и практичные ружья. Лично я считаю, что в их виде человечество приблизилось к идеалу универсального охотничьего ружья.
«Рысь» — русская «помпа».
Правда, на медвежьей охоте я бы предпочёл тройник с двумя нарезными (калибра 9,3) и одним дробовым (калибра 12) стволом. Однажды я встретил описание такого ружья, словно бы воплотившего мечту, на ВДНХ, но до сих пор не исключаю, что это был всего лишь муляж для обычного в нашей стране очковтирательства.
Оружие для обороны от бурого медведя — больная тема у «сильных мужчин». Здесь существует столько мнений, сколько есть полевиков, туристов, охотников и причисляющих себя к ним. Поэтому скажем сперва о том, каким это оружие не должно быть.
Оно, прежде всего, не должно быть «мелкашкой» под патрон кольцевого воспламенения, а также пистолетом или револьвером ЛЮБОГО калибра. Оно не должно быть дробовиком меньше чем 16-го калибра. Говоря об оружии для опасного хищного зверя, каковым является бурый медведь, я прежде всего говорю об оружии, способном ОСТАНАВЛИВАТЬ ЗВЕРЯ НА МЕСТЕ!
Ни в коем случае не прошу принимать мой рассказ как руководство к действию…
Эта история происходила давным-давно и очень далеко, на Крайнем Севере.
Как-то раз некий мой знакомый ехал на снегоходе вдоль гребня низкой гряды сопок. У него была однозарядная малокалиберная винтовка. Неожиданно буквально из-под снегохода выскочили два больших буро-жёлтых зверя и побежали вниз по склону. Это были медведи — самка и крупный медвежонок на третьем году жизни — так называемый отгоныш. По размерам он немного уступал самке, которая весила (как потом выяснилось) 140 килограммов.
Извинение дальнейшему поступку моего приятеля может быть только одно — ему через три недели должно было исполниться 16 лет.
Он прицелился в угон тому медведю, который казался покрупнее, и выстрелил. Дальше начинается прямое везение. Он попал из малокалиберной винтовки медведю в таз, и зверь завертелся на передних лапах. Он кубарем скатился на дно распадка и там забегал, бешено рыча.
Мой знакомый спустился вниз на снегоходе и принялся описывать вокруг медведя круги, держась на безопасном расстоянии. Навсегда он запомнил такую штуку— медведица в ярости била лапой по любому тёмному предмету, который торчал из снега. При этом глаз движения лапы просто не замечал, просто бац — и отлетал в сторону кусок горелого стланика. То есть на первый взгляд реакция была быстрее, чем у кошки, отбивающейся от собаки.
Приятель мой, послушавший немало баек о «в глаз» и «в ухо», достаточно хладнокровно всаживал ей пулю за пулей — в ухо, в глаз, меж ушей… Результат был один — медведица трясла головой, как будто её кусали комары, и свирепела ещё больше.
В какой-то момент приятеля осенило. Он раз пять выстрелил ей пониже лопатки, там, где, по его разумению, располагалось сердце. Медведица побегала ещё минутку, легла и сдохла.
Впоследствии для интереса мой знакомый выварил череп — он выбил медведице один глаз, но ни одна пуля не пробила кости…
Вы, конечно, догадались, что речь пойдёт о крупнокалиберном гладкоствольном и нарезном оружии под мощный патрон.
На практике чаще всего медведей стреляют из снятых с вооружения карабинов Мосина (под патрон 7,62x54R: первая цифра стандартной номенклатуры означает калибр ствола, под который изготовлен означенный патрон; вторая — длину гильзы без пули) и гладкоствольных охотничьих ружей калибров 12 и 16. В общем-то, считаются пригодными ныне довольно редкие охотничьи карабины под патрон 8,2x66. Превосходно убивает этого зверя отечественное оружие калибра 9 мм. Особенно добрую славу у охотников завоевал самозарядный карабин «Медведь», ныне почти повсеместно исчезнувший. Самозарядные карабины Симонова (СКС) везде используются на охоте, но они чаще всего берут своей скорострельностью. Мощности собственно патрона им всё-та-ки не хватает…
«Я стреляю не очень метко, но зато очень много, — так говорит один из опытнейших профессиональных охотников, Эльбрус, убивший за свою жизнь из огнестрельного оружия более сотни медведей. — Попался медведь на мушку, так и мочу его, пока шевелиться не перестанет». Эльбрус принципиально признавал на охоте только СКС и считает его лучшим оружием для охоты. И в этом мнении он не одинок.
Очень хороши для охоты и обороны мощные крупнокалиберные карабины под патрон с тяжёлой экспансивной пулей и высокой начальной скоростью её полёта — «Медведь», «Лось», патрон 9x53. Тут надо заметить, что в своих рекомендациях я стараюсь исходить из реальных возможностей охотников и работников экспедиций. Безусловно, я рискую тем, что ревнители «чистых» охотничьих традиций подвергнут меня анафеме — ведь, по мнению большинства оружиеведов, даже старый русский трёхлинейный патрон недостаточно эффективен при охоте на крупного зверя. Патрон же 7,62x39 от старого автомата Калашникова и СКС считается вообще практически непригодным для стрельбы медведей. Некоторые особо продвинутые специалисты пытаются вернуть нас вообще к временам стрельбы чёрным порохом из винтовки Бердана, мотивируя это тем, что большой калибр возмещает с лихвой недостаток скорости и соответственно энергию.
Зная, что спорить с классическим охотником практически бесполезно — это всё равно что выступать на схоластическом диспуте между павликианами и манихеями, — тем не менее осмелюсь привести следующий пример. Уже упоминавшаяся мною экспедиция полковника П. К. Козлова имела своей задачей, кроме составления карт и описания неизвестных науке земель, поручение от военного ведомства: проверить в практических условиях боевые (и естественно — убойные) качества только что принятой на вооружение трёхлинейной винтовки Мосина.
«Результат стрельбы русского трёхлинейного ружья по зверям замечательный: пуля дробит кости и рвёт мускулы и тем с большим осложнением, чем глубже проникает, в особенности же когда ещё срывается оболочка». «Русское ружьё, по мнению тибетцев, бьёт ужасно далеко и от его пули ни камни, ни деревья, ни земля не защищают — оно всё разрушает. Слава нашей трёхлинейной винтовки пронеслась по Восточному Тибету и обеспечила успех экспедиции».
Надо напомнить ещё, что это написал человек, участвовавший в двух экспедициях Н. М. Пржевальского, воспитанный на применении штуцеров-экспрессов большого калибра, — настоящий практик в применении оружия не на берлоге и не на специально подготовленной «барской» охоте, а в условиях, по-настоящему приближённых к боевым.
Самозарядный карабин Симонова приобрёл очень широкое распространение на востоке России где-то в конце 80-х годов. Практически сразу он заимел репутацию универсального оружия. Эта универсальность отчасти объяснялась большим количеством доступных патронов, самозарядностью, меткостью и живучестью этого ружья.
И сразу же его начали использовать при охоте на медведей. Для такой охоты люди подготавливали патроны самостоятельно — чаще всего они спиливали верхушку полу обо лочечной пули, просверливали трёхмиллиметровым сверлом дырку в головной части. Обработанная таким образом пуля на дистанциях до 150 метров разбивалась в теле животного, что называется, «в дым» — от неё оставался лишь стальной сердечник, который пускался в «свободный полёт» по внутренним органам самостоятельно.
Другим важным преимуществом СКСов по сравнению с наиболее распространённой до этого российской псевдоохотничьей винтовкой — кавалерийским карабином — была их самозарядность. Русский человек и раньше-то стрелял в упавшего медведя до тех пор, пока тот не переставал шевелиться, а с появлением СКСа получил к этому новый стимул.
С описываемых времён и по настоящую пору СКС как оружие для добычи крупного зверя особенных нареканий у охотников не вызывал. Возможность «подправить» дело тремя-четырьмя выстрелами настолько перевешивала мощность единичного выстрела армейского карабина, что некоторые люди доплачивали по несколько соболей завхозам в ГПХ, только чтобы поменять оружие.
То, что СКС при охоте на медведя зарекомендовал себя очень хорошим оружием, доказывают следующие факты. Автору известны как минимум восемь человек в Магаданской области и на Чукотке, добывших из этого карабина более 50 зверей, как минимум трое, добывших более 100, и один охотник, добывший более 150 зверей. По сей день на Камчатке СКС также считается наиболее распространённым оружием, в том числе и при страховке иностранных клиентов во время трофейной охоты.
Тем не менее недостаточная мощность патрона СКС по сравнению с другими патронами калибра 7,62 очевидна. Почему же, несмотря на это, он продемонстрировал себя как чрезвычайно эффективное оружие?
Чаще всего медведей на востоке Сибири стреляли в горах, на морском побережье и на жировке, т. е. у стрелка практически всегда была возможность произвести два-три прицельных выстрела. Практически никто не употреблял СКС при стрельбе медведей на дистанциях свыше 200 метров, когда эффект надпиленной пули сводился к нулю, обычные дистанции не превышали 50–70 метров. Также стрелки чаще всего использовали его способность делать несколько выстрелов подряд и умело реализовывали это на практике.
Самозарядное ружьё Браунинга 12-го калибра.
В любом случае эта система лучше помпового оружия.
Классическое оружие самообороны — может работать как в помповом, так и в полуавтоматическом режиме.
И the last, but not least — охотники востока России изначально привыкли полагаться на меткость первого выстрела и старались положить первую пулю с максимальной точностью. А уже потом начинался «пиф-паф».
Недостаточная мощность патрона 7,62x39 дважды была продемонстрирована весьма впечатляющим образом. Первый раз охотник сделал встречный выстрел в медведя, стоящего «в штык» по направлению к стрелку. Медведь стоял прямо мордой к человеку, и тот выстрелил в него с упора, целясь прямо в лоб. Армейская пуля этого патрона «скользнула» по черепу зверя, прошла сквозь массивные мускулы на затылке и вышла за ухом. Медведь даже не был оглушён. Если бы эта пуля была выпущена из патрона, придающего ей большую начальную скорость, то, вероятнее всего, даже скользящий удар разбил бы череп зверя.
Второй раз я видел примерно такую же картину своими глазами — только выстрел был направлен не в штык, а сверху вниз, с берегового обрыва. Медведь перед этим не был ранен, пуля так же изменила направление полёта в мощных затылочных мышцах и прошла между челюстной костью и черепной коробкой, не причинив зверю абсолютно никакого вреда. Медведь был убит следующими выстрелами по грудной клетке, один из выстрелов попал в позвоночный столб.
Наиболее рациональным калибром для описываемых целей в гладкоствольном охотничьем оружии является, безусловно, 12-й, из-за того, что пули этого калибра за счёт большой массы обладают большей энергией поражения. Чем здоровее снаряд, тем больнее он бьёт — таково мнение российских артиллеристов. То же самое надо отнести и к ружьям. Лучшим типом дробовика следует признать двустволку — безразлично с вертикальным или горизонтальным расположением стволов, — здесь всё по большому счёту зависит от привычек и вкусов владеющего оружием охотника. Самозарядные ружья-полуавтоматы (МЦ-21-12, Браунинг) предъявляют несколько повышенные требования к технической квалификации их владельцев.
По моему мнению, лучшими убойными качествами среди пуль для гладкоствольных ружей (помните, что стрельба по нападающему зверю идёт на расстояниях не больше 15–20 метров) обладают пули с цилиндрическим каналом в центре (пули Майера, Штендебаха, БС), а также с разрезанным корпусом (Якан-ориги-нальный). У пуль для нарезного боевого (снятого с вооружения) оружия можно спиливать острый кончик, защищённый твёрдой оболочкой, и просверливать по оси снаряда в мягком свинце неглубокую дырочку. Пули, обработанные подобным образом, полностью разрушаются при попадании в тело животного, нанося ему чрезвычайно серьёзные повреждения.
Нельзя забывать о том, что бурый медведь — самый крепкий на рану зверь нашей тайги, и редкая пуля останавливает его на месте. Это выражение имеет силу для нарезных и гладкоствольных систем ЛЮБОЙ МОЩНОСТИ: в одном из приведённых мною примеров медведь продолжал активно двигаться уже после того, как в его грудной клетке сидела пуля, выпущенная из штуцера, предназначенная для охоты на крупных африканских животных — слона, буйвола, носорога — калибра 14,6. А уж конструкторов этих ружей никак нельзя упрекнуть в невысокой останавливающей силе их изделий! В Соединённых Штатах для кабинетных охотников-спортсменов для охоты на медведя безопасным считается оружие под патрон.375 Magnum — 9,57x64, вес пули за 15 граммов, начальная скорость — свыше 750 метров в секунду.
Приведённые мной примеры стрельбы бурых и белых медведей из пистолетов и револьверов различных систем говорят о том, что полностью полагаться на это оружие, мягко говоря, не стоит.
Величайший практик стрельбы по диким животным, африканский охотник Д. Хантер пишет о том, что из револьвера или пистолета нельзя добиться такой точности попадания, как из оружия, приклад которого плотно упёрт в плечо. Да и в принципе длинноствольное оружие обладает большей поражающей энергией и меткостью боя. Надеюсь, читателям знакома старинная охотничья поговорка «Бьёшь в медведя — целишься в рябчика». Она как нельзя лучше отражает истинный размер площади эффективного поражения на туше огромного зверя. Существует чёртова пропасть книг об охоте на крупных животных из револьвера на североамериканском континенте.
Классическая двустволка — непревзойдённое оружие самообороны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.