Х . Доннер. Агрессия
Х.Доннер. Агрессия
Должно быть, это произошло зимой 1942/43года. Я выступал в роли полузащитника третьей команды ПУШ, хоккейного клуба[ 22 ] гаагской протестантской гимназии, и, когда мы играли против четвертой команды ВСЛ, мне представилась уникальная возможность.
После скоростного дриблинга я выхожу один на один с вратарем команды соперников. Он в отчаянии бросается мне навстречу, но спотыкается и падает, и я легко обвожу его. Ворота пустые, достаточно легкого щелчка, чтобы забить гол, но внезапно налетевший порыв, которому я не могу сопротивляться, заставляет меня принять мяч на клюшку и элегантной дугой послать его выше ворот. Жест законченного благородства: такой гол я забивать не хочу.
Зрители, стоящие у кромки поля, в смятении, но как только они понимают — дрожит от аплодисментов холодный зимний воздух, а немного позже рука учителя классических языков на моем плече только усиливает сознание собственного огромного благородства. Дважды благословленный, предвкушение небесного блаженства.
Мои товарищи по команде думали об этом, разумеется, совершенно по-другому. Результатом моего эгоцентризма явилась ничья против ненавидимой и презираемой ВСЛ, а это не понравилось никому. Они не сказали ничего, но их ворчание было слышно в тех же сферах, где я купался в эйфории.
Моя хоккейная карьера закончилась быстро: я был выведен из состава клуба за неуплату членских взносов, — но жизнь в суровом мире профессиональных шахмат научила меня: там, где должно свершиться правосудие, милосердие неприемлемо.
Недавно что-то похожее произошло в турнире на Бермудский Кубок, чемпионате мира по бриджу. Итальянцы — Беладонна и Питтала оказались при заключении контракта в катастрофической ситуации: один не расслышал, что сказал другой, и представитель Венесуэлы Хамаои мог на последней руке просто спасовать, чтобы обеспечить солидный выигрыш. Но он понял причину этой ужасной ошибки и дал своему сопернику возможность все-таки продолжать игру и в итоге заключить правильный контракт.
В бюллетене турнира этот жест бьш оценен очень высоко: «Для всех бриджистов Стив Хамаои — настоящий спортсмен и герой», но вслед за комплиментом были высказаны и совершенно противоположные мнения, и такое поведение Хамаои расценили скорее как «неэтичное». Американцы и итальянцы конкурировали в борьбе за первое место, и Хамаои нанес ущерб не столько себе, потому что его команда все равно не имела никаких шансов, сколько американцам.
В его жесте, бесспорно, было что-то высокомерное. Даровать пощаду — прерогатива царей, но спорт — демократичен, шансы равны у всех, и каждый должен расплачиваться за свои собственные ошибки. В этом жестокость любого спорта, и в тех его видах, где человек использует свой мозг, жестокость может восприниматься еще болезненнее, чем там, где для победы требуется прилагать физические усилия. Пощада же привлекательна, а выигрыш всегда, в сущности, некрасив.
Сам я всегда испытывал трудности, когда надо было добить: почему я должен еще выигрывать, если я уже доказал, что сильнее? За такое отношение всегда приходится расплачиваться, особенно встречаясь со слабыми игроками.
Почти каждый шахматист сталкивался с этим явлением. «Нет ничего труднее, чем выиграть выигранную позицию», — сказал Тарраш, и у многих, даже выдающихся чемпионов мира, можно заметить эту слабость. Карпов может отпустить соперника, не использовав всех шансов, то же самое может быть сказано о Ботвиннике. Этот недостаток свойствен и Тимману.
Я знаю только одного чемпиона, для которого эта проблема была совершенно чужда: Бобби Фишер. Абсолютная точность в добивании поверженного соперника была даже наиболее ярко бросающейся гранью его таланта, и именно этим он запомнился многим.
Объяснялось это очень просто: противник для него попросту не существовал. Я думаю, что шахматы были для Фишера не состязанием, а чисто деловым занятием в этом искусственном мире, где имел место быть только он, он сам, его эго. При таких обстоятельствах добивание уже не является больше банальностью и выигрыш даже приобретает красоту.
Но великодушие в спорте — не добродетель. Где же тогда? В литературе!
Усилие настоящего писателя не направлено на то, чтобы выиграть. Писатель — это споткнувшийся вратарь, оставивший позади себя незащищенные ворота. И это он — не расслышал, что было сказано при заключении контракта в бридже...
«Ханделъсблад», январь 1980