Как это было

Как это было

Когда я только пришел, ночную смену набирал и отстраивал Слава Варванин. Он тогда был шеф-редактором. Вскоре я узнал, что днем был еще один шеф-редактор – Галя Тимченко, но ее мы видели нечасто. В основном она давала о себе знать гневными и язвительными отповедями в специально заведенном для общения с ночной сменой внутреннем форуме. Так-то застать нас было непросто – мы ведь жили в противофазе со всеми остальными.

Мне, к примеру, в числе многого и прочего было адресовано послание под названием «Венценосный отпуг». Посвящено оно было моей заметке о том, как беспорядки, охватившие какую-то южную страну, «отпугнули» шведскую королевскую семью от поездки туда, и представляло собой шедевр язвительности и сарказма. «Правильно, нефиг читателей баловать. Пусть сами переводят, не маленькие», – писал Слава, когда кто-то из редакторов забыл убрать из текста недопереведнный абзац на английском из первоисточника и прямо так и опубликовал в новости. «Все погибло!» – восклицала в форуме мониторщица Юля Котцова и настоятельно рекомендовала во фразах типа «погибли столько-то человек» использовать только совершенный вид множественного числа и ни в коем случае не писать «погибло». Любые попытки убедить руководство в том, что правила позволяют и так тоже, и это не является ошибкой, были совершенно тщетны. К русскому языку ленточное начальство вообще испытывало святотатственное, с точки зрения филолога, пренебрежение. Если какое-либо правило их не устраивало – они его просто отменяли, и в рамках редакции оно не действовало. Никакие увещевания, сотрясания воздуха Розенталем не оказывали на них ни малейшего воздействия. Напротив, Слава с Галей лишь укоренялись в своем подозрительном отношении к затесавшимся среди редакторов филологам, коих считали пятой колонной, нацеленной на подрыв работы редакции изнутри посредством бессмысленных споров и пустых рассуждений. Все эти баталии и перебранки по большей части и разворачивались в нашем ночном форуме, просмотр которого в ожидании новых пасквилей на себя стал для «ночных» регулярным проклятием и одновременно притягательным источником заразительного остроумия, когда высмеивали кого-то другого.

Но, несмотря на все эти строгости, жить в целом было неплохо. Если было тяжело в какую-то ночь, то не возбранялось часок-другой и прикорнуть на диванчике. Иногда, когда было совсем невмоготу, можно было даже позвонить в редакцию и сказать: «Слав, привет. Слушай, ну сегодня чего-то совсем неохота». И услышать в ответ от шеф-редактора: «Ну ладно, гуляй, я посижу за тебя». Временами, когда на смену собиралось несколько редакторов, в качестве производственной гимнастики мы устраивали игру в «квидич» – гоняли компьютерную мышь или еще что-нибудь небольшого размера по полу и столам, используя вместо клюшек клавиатуры. Кнопки из них так и брызгали при каждом ударе. Приходилось потом собирать по углам. Но самым увлекательным была сама работа. Как-то так получилось само собой (а может быть, и не совсем само собой), что у нас в смене началось негласное соревнование, кто больше и лучше напишет. Олесю Самборскую мне так и не удалось переиграть – она как-то так ловко собирала и шлепала сообщения о происшествиях, что угнаться за ней было совсем непросто. Особенное чутье у нее было на авиакатастрофы. С ними она управлялась молниеносно. И даже как-то так складывалось, что они и происходили-то чаще всего именно в ее дежурство. У ленточников даже повелось звонить в редакцию и спрашивать, не Самборской ли смена, если в эту ночь предстояло куда-то лететь. В случаях, когда происходило что-то экстраординарное, вроде теракта или катастрофы, мы сами приезжали в редакцию даже не в свою смену и садились писать вместе с теми, кто дежурил.