Что у нас время?

Что у нас время?

Take your time, говорят англичане, что означает «не спеши», а буквально — «бери свое время». Еще существует словосочетание keep time — «выдерживать ритм» или «верно идти» (о часах), буквально — «хранить время». Кто не хочет удержать время? Нам хорошо удается терять его, тратить, убивать. Самое безобидное из всего, что мы умеем с ним делать, это проводить. Хотя «провести» имеет и другое значение — «обмануть». И это нам удается еще лучше. Мы то и дело обманываем себя, а тем самым и его, что заняты чем-то осмысленным и важным.

Если доверять языку, а только ему и надо доверять, то можно надеяться, что буквальное значение и есть главное. «Возьми свое время и удержи его» — раз сие возможно в языке, значит, возможно и в жизни. Надо только материализовать такую бесплотную субстанцию, как время, превратив его во что-то осязаемое, зримое. Не этим ли мы всю жизнь занимаемся? А удалось нам или нет, покажет опять же время. Хотя окончательная ясность наступит, только если дожить до конца времен. А поскольку это невозможно (да и есть ли у времен конец?), можно расслабиться. Можно, но не получается. Слишком велика потребность чувствовать, что все не зря — минута, день, жизнь… Когда-то давно мне попалось на глаза стихотворение про муравья, который, взвалив на спину тяжеленную травинку (необходимый стройматериал), долго тащил ее в свой муравейник. А когда дотащил, удостоился похвалы: «Хорошую какую травинку приволок». Муравей, конечно, обрадовался. И не потому, что тщеславен, а потому, что приятно сознавать, что твой труд не напрасен.

Мы безнадежно испорчены эпохой индивидуализма. Нам плохо удается роль безымянных участников событий.

Ведь недаром существуют притяжательные местоимения: Take YOUR time — «Возьми СВОЕ время». Не бывает общих времен. Даже если мы живем в одну эпоху, у каждого (в личном, интимном плане) время свое.

«Я не знаю времени, — сказала мне знакомая художница, — плыву в потоке, и все. А произошло ли это вчера, сегодня, год назад — мне безразлично. Вернее, для меня может стать одинаково важным то, что случилось сто лет назад и сегодня. В моем восприятии все существует одновременно». «Счастливая, — подумала я, — мне бы так». Я время слышу, вижу, осязаю. Переживаю, короче. Звучит забавно — переживаю время. Можно ли его пережить? «Оно уйдет, а я останусь», — писал поэт. Значит, надеялся его пережить.

Впрочем, иногда начинает казаться, что время — это людская выдумка и нет ничего, кроме череды событий, на которые мы набросили самодельные густые сети, сплетенные из разных хитроумных штуковин. «Время», — сказали мы гордо и сами же попались в свои тенета. Бьемся и не знаем, как вырваться. А времени как не было, так и нет.

Есть один только воздух, который струится и струится.

Одна моя ученица, забыв значение английского слова, спросила: «Что у нас send?» Как будто мы с ней заранее договорились: это будет означать то-то, а это — то-то. Может, и в самом деле мы (не я с моей ученицей, а мы все) условились, что у нас будет такое понятие, как «время», и теперь мучаемся с ним: теряем, тратим, догоняем, а оно терпит или не ждет.

«Нет времени», — говорим мы, объясняя, почему не в состоянии что-то сделать. Хорошо бы эти слова означали совсем другое. А именно то, что времени не существует — нет ни века, ни года, ни часа, ни возраста. Есть жизнь, которая требует не времени, а сил. Много-много сил, которых всегда не хватает.

* * *

Я говорю с пространством, с небом, с Богом,

А отвечают мне последним слогом.

Я вопрошаю: «Ждет меня беда?»,

А мне в ответ — раскатистое «Да».

«Какие годы лучшие на свете?» —

Я спрашиваю. Отвечают: «Эти».