Человек играющий

Человек играющий

Как ни сложен мир, в котором мы живем, все же самое сложное — поддерживать порядок на вверенной тебе территории, в собственной душе, и устранять конфликты, постоянно возникающие на незримой границе между внутренним пространством и внешним. Казалось бы, чего проще: мотайся туда обратно сколько хочешь. Ан нет. На границе бдят. И этот бдящий — ты сам. То, перекрыв себе ходы внутрь, с маниакальной жадностью заглатываешь внешние впечатления. То, отрезав пути наружу, полностью погружаешься в себя. То легко впускаешь в душу нечто недоброкачественное, то разбазариваешь драгоценное. Ни покоя, ни строя, ни лада. Они, конечно же, были, но давно, в детстве, когда все прозрачно, любые границы.

На внутренней территории идет своя загадочная, невесть кем и чем управляемая жизнь. Здесь своя эпоха, свой отсчет времени, редко совпадающий с тем, что снаружи. Здесь тишина, а снаружи грохот; здесь расцвет, а там распад. И наоборот, там Ренессанс, а здесь глухое Средневековье; на дворе распутица, а внутри заморозки; на дворе сплошные кануны, а твои часы еле ходят. Ты полагал, что они будут идти бесконечно долго, а оказалось, это одно из заблуждений, на которые так щедра жизнь. Иллюзия — замена счастью и основная жизненная веха. Продвигаясь от рубежа к рубежу, вернее от миража к миражу, приходишь… к миражу новому. Да и не к новому, а к старому, миллион раз возникавшему и исчезавшему прежде в других душах. Приходишь туда, где до тебя уже были, оставив многочисленные тому доказательства, которые и радуют (ура, не я один!), и огорчают (увы, не я один!). И все же твоя внутренняя территория — терра инкогнита, и ты на ней — Адам, которому Господь с удовольствием подыгрывает, даря свежие краски и яркие ощущения. «Первый снег, — завороженно твердишь ты. — Первая ласточка. Первая любовь».

Ты полагал, что твое внутреннее пространство безгранично, и вдруг обнаруживаешь, что истоптал его вдоль и поперек, исчерпал все источники, заглянул во все закрома. Нет там больше ничего и не предвидится. И даже товарообмен между двумя мирами, внешним и внутренним, невозможен: душа молчит, не принимает. Сколько ни колеси по белу свету, сколько ни открывай дверей с надписью «к себе», «от себя», твоя граница на замке. Увы тебе. Ты протрезвел раньше, чем кончился пир, выбыл из игры прежде, чем она завершилась. Господь сотворил тебя ЧЕЛОВЕКОМ ИГРАЮЩИМ, заронил в тебя Божью искру, способную любую банальность превратить в откровение, как обыкновенный куст — в неопалимую купину. Подарил тебе вдохновение, а ты… Впрочем, Господь дал, Господь и взял. Кто знает, зачем и почему? Сколько ни строй предположений, все будут напоминать детский стишок, который звучит примерно так: «На свете жил слоненок, а может, поросенок, а может, крокодильчик, а может, и не жил…»

* * *

Не стоит жить иль все же стоит —

Неважно. Время яму роет,

Наняв тупого алкаша.

Летай, бессмертная душа,

Пока пропойца матом кроет

Лопату, глину, тяжкий труд

И самый факт, что люди мрут…

Летай, душа, какое дело

Тебе, во что оденут тело

И сколько алкашу дадут.

Летай, незримая, летай,

В полете вечность коротай,

В полете, в невесомом танце,

Прозрачнейшая из субстанций,

Не тай, летучая, не тай.