«Октябрьский» переворот
«Октябрьский» переворот
К 1964 году «великий реформатор» Хрущев задумал ни много ни мало – изменить Конституцию СССР! Как будто других затей у него не было… Напомним читателям, что до того времени Конституции у нас принимались в 1924 и 1936 году. Очередная была принята только в 1977 году.
Побарахтавшись со своими нововведениями, Никита Сергеевич понял, что у него не все получается, и поэтому решил изменить Основной закон – а вдруг из этого что-то выйдет? К 1964 году им была подготовлена записка в Президиум ЦК. Ее суть сводилась к тому, что партийные комитеты не должны вмешиваться в хозяйственные вопросы; им предлагалось заняться исключительно Политико-просветительской работой. В этой записке осуждалась практика вмешательства партийных комитетов в дела совхозов и колхозов. За это предусматривалось жесткое наказание, вплоть до привлечения к уголовной ответственности. В целом же речь в ней шла о ликвидации районных комитетов партии. Короче, Хрущев пришел к такому же выводу, что и Сталин, – отстранить партию от власти! Оказавшись на его месте, Хрущев понял, что с партийцами светлого будущего не построишь.
В связи с этим особая роль отводилась новой Конституции. Ее проект предусматривал установление президентского способа правления и прямых выборов главы государства, на пост которого должен был баллотироваться лидер КПСС. Не забыл он и ответственных партийцев: каждый из членов Президиума ЦК должен был занимать крупный государственный пост. Важнейшие вопросы будут решаться не в партии, а в органах государственной власти. Кроме того, намечалось ввести выборность всех должностных лиц, проводить референдумы как союзного, так и регионального масштаба, создать Конституционный суд, ввести суд присяжных, расширить права предприятий, ликвидировать паспортную систему, запретить арест без санкции суда, предоставить гражданам право обжаловать в суде действия должностных лиц, расширить гласность в деятельности госучреждений и ввести свободу критики. Этим же проектом Конституции предусматривалось создание национальных военных формирований.
Что на это можно сказать? Получилось бы масло масляное: Хрущев и так был фактическим главой страны, а все члены Президиума одновременно занимали высшие государственные посты. Правда, была одна тонкость – такой порядок должна была утвердить новая Конституция. Относительно национальных воинских формирований: этот проект Хрущев украл у Берии; мы уже писали, что ничего хорошего из этого не получилось бы. Насчет остального – страна действительно тогда стояла на пороге кардинальных перемен; одно было неясно: как Хрущев проводил бы их?
Если с таким же невежеством, то он наломал бы дров еще больше, чем прежде. Особенно это касалось отстранения КПСС от власти.
С этим, как и прежде, не смогли смириться партийные боссы. Тогда они объединились против Сталина, а в 1964 году – против Хрущева. Как это можно – власть терять? Да ни за что в жизни!
В 1962–1963 годах самыми близкими к Хрущеву людьми были Брежнев, Подгорный, Козлов и Шелепин (не путать с Шепиловым). Брежнев, будучи вторым человеком в партии, вел заседания Президиума ЦК во время отпуска и частых командировок Хрущева по стране да по заграницам. Именно в этом ближайшем окружении Никиты Сергеевича и созрел против него заговор. Эти люди отражали интересы совпартноменклатуры, недовольной постоянными кадровыми перестановками и покушениями на их привилегии. А тут еще планы Хрущева об отстранении партии от власти! Это уже ни в какие ворота не лезло! Аппарат ЦК постепенно приходил к мысли, что горе-реформатор представляет для него смертельную опасность. К 1964 году сумасбродный Никита надоел буквально всем: и партии, и народу, и стране в целом.
Сторонники смещения Хрущева начали осторожно поговаривать об этом уже со второй половины 1963 года. Поводом послужила еще одна «блестящая» мысль Хрущева о разделении партийных организаций на промышленные и сельские. Нелепость этой затеи была очевидной: по сути, предлагалось иметь в стране две партии. Соответствующий этой теме анекдот: прибегает мастер в обком и жалуется, что в цехе рабочие ударили его молотком по голове… «Вам, товарищ, нужно в промышленный обком, а у нас сельский, вот если бы колхозник серпом по яйцам, тогда уж к нам…»
Считается, что инициатором заговора против Хрущева был Брежнев. Однако это не так: начало заговору положил Александр Шелепин – «Железный Шурик». До этого, в 1958–1961 годах, он был председателем КГБ, а в описываемое время – секретарем ЦК и замом Хрущева в Совете Министров. Он общался со своими сторонниками в самых неожиданных местах, в частности на стадионах во время шумных матчей, чтобы их не подслушали. Там и сговаривались. Особая роль в заговоре отводилась председателю КГБ Семичастному, рекомендованному на этот пост Шелепиным. Ему поручалось парализовать охрану Хрущева. Должность Семичастного был ключевой. На пенсии он вспоминал: «Уже накануне 70-летия Хрущева шли разговоры, что дальше терпеть такое нельзя, то есть это было еще весной 1964 года. И я был в числе первых, с кем вели разговор. Кстати, когда говорили с Косыгиным, первое, что он спросил: какова позиция КГБ, и тогда дал согласие…»
Свою игру вел и осторожный Брежнев. Он своей партийной властью рассылал людей по регионам, чтобы узнать, как реагирует население на нововведения Хрущева. Естественно, доклады были не в пользу Никиты Сергеевича. Теперь Брежнев мог ссылаться на мнение «масс». Леонид Ильич привлек на свою сторону премьер-министра России Воронова, а также секретаря ЦК Андропова.
Итак, Хрущевым были недовольны абсолютно все, и вскоре две группы заговорщиков консолидировались. Против Хрущева объединились такие, казалось бы, непохожие люди, как Подгорный, Косыгин, Суслов, Шелепин, Мазуров и Полянский. К заговору привлекли и министра обороны Малиновского. У этих непохожих людей был один противник – Никита Сергеевич Хрущев.
Брежнев и другие заговорщики учли уроки неудачного смещения Хрущева в 1957 году; тогда оказалось, что простого большинства членов Президиума ЦК для этого недостаточно: нужно еще и заручиться согласием членов ЦК. Работу с ними начали вести, но очень осторожно. Так, в заговор был вовлечен Мжаванадзе, первый секретарь Грузии. Он, в свою очередь, сагитировал остальных членов ЦК Закавказья.
Заговор понемногу расширялся. Характерно, что чем дальше от членов Президиума ЦК протягивались нити, тем откровеннее были разговоры. Вместе с тем заговорщики вполне обоснованно опасались за свою жизнь. Об этом говорил один из них, секретарь ЦК Демичев: «Не знали, чем кончится все и не окажемся ли мы завтра неизвестно где». Так же думал и Андропов.
Чтобы усыпить внимание Хрущева, в апреле 1964 года пышно отпраздновали его 70-летие. Было много похвальных речей и панегириков; ему пели аллилуйя и вручили четвертую звезду Героя. Однако это была издевка: все помнили, что Сталин носил лишь одну-единственную звезду Героя Социалистического Труда.
При этом заговорщики уже делили шкуру неубитого медведя. В персеки (первые секретари) метили одновременно Шелепин, президент РСФСР Игнатов и Брежнев.
1964 год стал годом особенно интенсивных поездок Хрущева по стране и за ее пределы – в целом 135 дней он провел в поездках. Это дало возможность заговорщикам консолидировать свои силы. «Кот из дома – мыши в пляс». В сентябре 1964 года многие из них отдыхали на Ставрополье, где их принимал первый секретарь края Кулаков. Там-то и были окончательно обсуждены все детали смещения Хрущева.
Первые сведения о заговоре поступили к сыну Хрущева – Сергею Никитичу. Он подробно описал это в своих мемуарах. Однажды ему позвонил Галюков, начальник охраны Игнатова. Он сообщил, что его шеф разъезжает по стране и вербует сторонников против Хрущева. Охранник хотел бы поговорить на эту тему с самим Никитой Сергеевичем, но так как его не было, удовлетворился беседой с сыном. Сергей Никитич заинтересовался информацией и назначил Галюкову встречу. Они, соблюдая конспирацию, встретились в лесу, вдали от посторонних глаз. Галюков рассказал, что Брежнев, Подгорный, Полянский, Шелепин и Семичастный уже год как тайно готовят отстранение Хрущева от власти. Они учли опыт Маленкова и Молотова (1957), под тем или иным предлогом переговорили с большинством членов ЦК и добились их согласия. По словам Галюкова, акция была намечена на октябрь 1964 года, до открытия очередного Пленума ЦК, на котором Хрущев намеревался внести проект новой Конституции.
Сергей Хрущев пересказал донос Галюкова отцу. Но тот не поверил: как такие разные люди могли сговориться против него? К тому же многие из них были его друзьями или обязаны ему карьерой. Однако в душу Хрущева все же закрались кое-какие смутные сомнения, и он решил поговорить на эту тему с членами Президиума ЦК: «Что-то вы, друзья, против меня затеваете. Смотрите, в случае чего разбросаю, как щенят». «Друзья» чуть ли не хором стали клясться, что у них и в мыслях ничего подобного не было, да и быть не могло. Успокоенный Хрущев уехал на отдых в Пицунду. По словам Игнатова, многих из присутствующих это заявление Хрущева повергло в шок. Егорычев, еще один из заговорщиков, вспоминал, как напуган был тогда Брежнев: «Коля, Хрущеву все известно. Нас всех расстреляют». Сергей Хрущев рассказывает иную версию: со слов отца он утверждает, что Никита Сергеевич на выходе из Совета министров накоротко переговорил на тему переворота с Микояном и… с заговорщиком Подгорным! Микоян, действительно не принимавший участия в заговоре, благоразумно промолчал, а Подгорный стал уверять Хрущева, что ничего подобного нет, и даже высмеял его.
Так это было или иначе, но заговорщики из слов своей жертвы поняли, что ей все известно. Некоторых это привело в уныние, а некоторых, наоборот, обуял азарт. Надо было действовать побыстрее. Хрущев был слишком самонадеянным человеком…
Он сказал сыну, что, мол, уезжает на отдых в Пицунду, а с Галюковым поговорит Микоян. Через некоторое время от Микояна последовал звонок: привози Галюкова. Сергей разыскал охранника, и они вместе приехали к Микояну. Микоян внимательно выслушал Галюкова, а Сергей Хрущев в это время конспектировал их беседу. Напоследок Микоян посоветовал Сергею переписать все набело и привезти ему туда же, где отдыхал Никита Сергеевич, – в Пицунду. Сергей добросовестно все это сделал и привез эти записи к отцу. Там уже был Микоян. О чем он разговаривал с Хрущевым – неизвестно, зато они поведали Сергею, что приезжал с визитом вежливости первый секретарь Краснодарского обкома партии Воробьев и подарил пару индюков. Фамилия Воробьева как одного из главных заговорщиков также фигурировала в списке Галюкова. Никита Сергеевич не нашел ничего лучшего, как спросить у него: «Говорят, вы меня снять собираетесь?». При этом он выдал информатора – Галюкова. Воробьев, конечно же, все отрицал и заявил, что начальник охраны страдает излишней подозрительностью. Хрущев даже не подумал о том, чем это грозило Галюкову, – он просто подставил его!
Как позже выяснилось, Воробьев приезжал на разведку – узнать, чем занимается Хрущев. Видно, в Москве были обеспокоены: Хрущев все знал, но ничего не предпринимал. Это было необычно. Однако Хрущев уже уверовал в свое величие и незаменимость и потому мало обращал на это внимания. Когда Сергей спросил его, что делать с записью разговора с Галюковым, тот ответил, отдай, мол, Микояну. Тот так и сделал. Хитрец Микоян уже давно понял, откуда ветер дует, но виду не подал и сказал Сергею, что это надо все тщательно проверить. На том дело и закончилось: Микоян не стал ничего предпринимать, раз сам Хрущев ничего не делал.
Вечером 12 октября Хрущеву неожиданно позвонил из Москвы Брежнев и сказал, что надо срочно решить кое-какие вопросы по сельскому хозяйству. Хрущев выругался: «Я в отпуске всего два дня, а вы там уже обо…лись, без меня решить ничего не можете!», но согласился прервать отпуск. Шелепин вспоминал, что заговорщики два дня перед этим обсуждали, как поступить с Хрущевым. Решили вызвать его в Москву под каким-нибудь предлогом, а потом просто поговорить с ним; вопрос о снятии возник уже в ходе заседания Президиума ЦК. Предложили поговорить Подгорному, но тот отказался. Тогда решили, что позвонит Брежнев. Брежнев трусил, его чуть не силой волокли к телефону, он не хотел брать трубку, а во время разговора с Хрущевым у него синели и тряслись губы.
Так Хрущева обманом вытащили с курорта в Москву. Перед отлетом Хрущев размышлял: никаких неотложных дел по сельскому хозяйству нет, зачем же его так срочно приглашают в Кремль? Он поделился с Микояном: «Думаю, этот звонок связан с тем, о чем говорил Сергей». Таким образом, Хрущев еще в Пицунде предчувствовал схватку, однако, по словам Сергея, он якобы заявил, что бороться не станет.
На следующий день в аэропорту Москвы его встречали только председатель КГБ Семичастный и секретарь Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе. Обычно встречающих было больше. Но это Хрущева не насторожило; он только спросил: «Где остальные?» Семичастный ответил: «В Кремле, кажется, вас ждут». Никита Сергеевич покорно последовал в Кремль. Тем временем председатель КГБ приказал сменить охрану в Кремле. Ловушка захлопнулась.
Когда Хрущев вошел в зал заседаний, там уже собрались все члены и кандидаты Президиума ЦК. Они начали гвоздить Никиту, не давая ему и слова сказать. Абсолютно все, кроме, конечно, Микояна, выступили одним фронтом. Его обвиняли во всех смертных грехах: в неудовлетворительном положении в сельском хозяйстве, неуважительном отношении к членам Президиума, пренебрежении их мнением и во многом другом. Например, в незаконном присвоении звания Героя Советского Союза президенту ОАР Гамаль Абдель Насеру, которое вызвало широкое недовольство по всей стране. Помните, у Владимира Высоцкого: «Потеряю истинную веру / Больно мне за наш СССР / Отберите орден у Насера / Не подходит к ордену Насер!» Также Хрущева обвинили в том, что, колеся по всему миру, он брал с собой в поездки жену Нину Петровну и своих детей за казенный счет. (Сейчас, между прочим, за такие проделки премьер-министры разных стран должностей лишаются, если это не официальный визит.) Наконец, Хрущева обвинили в волюнтаризме. Именно таким и был Хрущев: он принимал бескомпромиссные решения, хамил членам Президиума ЦК, если кто был против, и не учитывал последствий затеянных им реформ. Сам же ругал Сталина за отсутствие коллективного руководства…
Порой дело доходило до прямых оскорблений. Например, когда Хрущев, защищаясь, назвал членов Президиума своими друзьями, то премьер-министр РСФСР Воронов ответил ему: «У вас нет здесь друзей!», потребовал снять его со всех постов. После этого Хрущев заплакал. Он сдался: «Ну, раз так, что я заслужил, то я и получил… Хорошо, напишите заявление, я подпишу». Протокол заседания Президиума 13 октября не велся, поэтому мы частично восставили высказывания партийных вождей по их воспоминаниям. Когда на следующий день решили собрать Пленум ЦК КПСС, Хрущев попросил разрешения сказать на нем слово. На это резко отреагировали Брежнев и Суслов – нет!
Четырнадцатого октября 1964 года состоялся Пленум, на котором Хрущева освободили от всех должностей «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». Хрущев на нем присутствовал, но не выступал. Его заявление об отставке зачитал Суслов. Возвратившись домой, Хрущев сказал: «Хорошо, хоть не расстреляли». Он умер в 1971 году на пенсии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.