8. ФУТБОЛ ПРОТИВ ФУТБОЛА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. ФУТБОЛ ПРОТИВ ФУТБОЛА

Подростком Нельсона Мандела, происходивший из Транскея, автономного региона Южной Африки, был отправлен на обучение в школу-интернат псевдобританского типа. Институт Кларкбери действительно обучал чернокожих студентов, но управлял им, конечно же, белый, преподобный С. Харрис. В автобиографической книге «Нет легкого пути к свободе»[23] Мандела вспоминает, что «сама школа помещалась в паре десятков или около того строений в симпатичном колониальном стиле. Для меня она стала первым пристанищем, где жизнь была устроена по западному, а не по африканскому укладу, и я осознавал, что вступаю в новый для себя мир, чьи правила были мне не до конца ясны».

В старании копировать во всем настоящие викторианские школы Британии Институт Кларкбери, созданный по их образу и подобию, имел целью сделать своих воспитанников джентльменами в духе христианства. В представлении викторианцев джентльменом мог считаться тот, кто умеет говорить по-английски и играть в английские игры. Вот как Мандела описывает свои школьные будни: «Я посвящал спорту и играм каждую свободную минуту, но иначе, как посредственными, мои успехи не назовешь... Мы играли в лаун-теннис самодельными деревянными ракетками, а в футбол — босиком на пыльном пустыре».

Так состоялось первое знакомство Манделы с Британской империей. Посылая в XIX в. своих колониальных чиновников, коммерсантов и моряков во все уголки мира, Британская империя ставила себе целью не только эксплуатировать аборигенов далеких стран, но и насаждать цивилизацию. Ее посланцы старались привить местным народам уважение к британским ценностям. В случае Манделы они более чем преуспели: еще в младшей школе тот обзавелся новым именем Нельсон (в честь героя морских сражений адмирала Нельсона), а после стал образчиком благовоспитанного британского джентльмена. И все же история Манделы как в капле воды отражает судьбу миллионов жителей как официальных британских колоний, так и ее «неформальной империи» — стран, для которых Британия не была официальной метрополией и, по общему мнению, там НЕ правила.

Примерно с 1917 и по 1947 г. британцы постепенно выпускали из рук бразды правления миром, а потом и вовсе передали их американцам. Их империя была не в пример менее амбициозной, чем британская. Едва ли американцы всерьез ставили перед собой задачу специально насаждать ценности своей страны. Самый популярный национальный вид спорта, американской футбол, так и не получил широкого распространения за пределами США. Да вот пример: однажды американские войска в Афганистане, желая расположить к себе местных жителей, не придумали ничего лучше, чем раздать им в виде презентов футбольные мячи. (Фокус не удался: афганцы углядели, что на мячах пропечатано имя Аллаха, и сочли это неприемлемым кощунством для предмета, предназначенного, чтобы его пинали ногами.)

Тут мы подошли к моменту, когда нам надо договориться, что начиная с этих строк мы будем называть футболом английский футбол (soccer), а любимую игру американцев — американским футболом (football). Многие в Америке и Европе воображают, что soccer — американский термин, изобретенный в конце XX в. специально, чтобы подчеркнуть принципиальное различие между европейской игрой и гридироном[24]. Естественно, многие европейцы не одобряют употребление этого слова. Они видят в нем экспансию американского империализма. Такая позиция представляется глупой. С 1890-х по 1970-е гг. британцы широко употребляли слово soccer имея в виду футбол; это было очень расхожее название. Насколько можно судить, когда Североамериканская футбольная лига в 1970-х гг. начала массово знакомить американцев с футболом, те по вполне понятным резонам взяли на вооружение английское название soccer, а британцы, в свою очередь, перестали его употреблять, вернувшись к старому football. Мы их сравним, и читателю сразу станет понятно, о чем идет речь.

Далее последует история про две игры и две империи. Футбол распространился по миру, а американский футбол — нет, во многом потому, что британцы в душе были колониалистами, тогда как современные американцы таковыми не являются. Но сейчас впервые за все время обе империи идут ноздря в ноздрю, совсем как в детской компьютерной игре. Сегодня править миром хотят обе, и Премьер-лига, и НФЛ. Это борьба между двумя типами империй: Британской (которая, вопреки расхожему мнению, все еще существует) и Американской (которая, вопреки расхожему мнению, может, больше и не существует). Как и водится, в борьбе выковывается новая порода спортивных болельщиков.

Джентльмены с кожаными мячами

В 1884 г. девятилетний мальчуган по имени Чарльз Миллер взошел на борт океанского судна Elbe, чтобы отплыть из Бразилии в Англию. Его отец эмигрировал из Англии в Бразилию, где нашел себе работу в железнодорожной компании Сан-Паулу. Чарльзу же теперь предстояло совершить обратный маршрут, чтобы поступить в английскую школу-интернат. Как Мандела в Кларкбери, юный Миллер учился в Банистер-Корт разным спортивным играм. «Как школяр в нежном возрасте внимает своему учителю, так и я, как зачарованный, смотрел первый в моей жизни футбольный матч», — позднее напишет Миллер.

В 1894 г. Миллер вернулся в Бразилию, имея в багаже кожаный мяч и свод правил игры. Он основал первую бразильскую футбольную лигу и прожил достаточно долгую жизнь, чтобы застать то время, когда Бразилия принимала чемпионат мира 1950 г. и дошла до финала. Помимо футбола Миллер пытался познакомить бразильцев с регби, но с куда меньшим успехом. Умер он в 1953 г.

История Миллера типична для пионеров футбола во многих странах. Во-первых, он был из состоятельной семьи, по крайней мере настолько, чтобы его отец мог позволить себе обучать сына в закрытой школе в Англии. (Вопреки укоренившемуся мифу, далеко не одни только английские моряки распространяли футбол по миру. По сравнению с ними высшие слои общества обладали куда более значительными возможностями, так сказать, «мягкой силой».) Во-вторых, типичность Миллера в том, что он распространял футбол в стране, не подчиненной британской короне. В английских колониях, таких, как Индия и Австралия, британские правители больше обучали местных игре в крикет и регби. Футбол же лучше всего прививался в неофициальной империи, так сказать, в «не-колониях»: в большинстве европейских стран, в Латинской Америке и кое-где в Азии. Может статься, для футбола как раз стало благом, что в представлении местного населения он не ассоциировался с колониальным режимом. В «неофициальной» империи британцы, как считается, ограничивались ролью бизнесменов, даже при том, что благодаря их коммерческому влиянию британский премьер-министр имел мощный рычаг политического давления на многие страны, вроде бы не зависевшие впрямую от Британии.

Начиная с 1850 г. и вплоть до Первой мировой войны она была единственной экономической супердержавой мира. Еще в 1914 г. на нее приходилось 42% мировых иностранных инвестиций. Британские экспатрианты, обосновавшиеся в не-колониях, представляли собой экономическую силу империи. Как правило, англичане работали на местных железных дорогах (как отец Чарльза Миллера), на производстве (как братья Чарноки, организаторы первого в России футбольного клуба для рабочих мануфактуры в Подмосковье) или в сфере образования (школьными учителями, как, например, Александр Уотсон Хаттон, шотландец, в начале 1880-х гг. познакомивший с футболом Аргентину).

У этой категории людей имелась только «мягкая сила»: состоятельность и престиж истых английских джентльменов. Этого было достаточно, чтобы продвигать в массы английскую спортивную игру. Такие популяризаторы футбола, как Хаттон, прививали иностранцам представление о спорте как о занятии аристократов, что придавало ему в глазах рабочих особую привлекательность, поскольку давало возможность приобщиться к жизни высших слоев общества. Будь вы, подобно Манделе, юнцом, жаждущим стать настоящим английским джентльменом, вы бы прилежно изучали игру в футбол, зная, что это самое что ни на есть джентльменское занятие. Именно по этой причине первые адепты футбола среди населения неофициальной Британской империи, как правило, были людьми состоятельными и имевшими непосредственные контакты с британскими джентльменами. Пим Мюлиер, например, тот самый, что открыл голландцам спорт во всех имевшихся тогда разновидностях, сам впервые познакомился с футболом, обучаясь в школе-интернате, где несколько его однокашников были англичанами. В 1879 г., когда Мюлиеру было 14, он основал первый в истории Голландии футбольный клуб.

Наверное, футбол так быстро покорил весь мир потому, что английские джентльмены являли собой очень привлекательный идеал для подражания. Народившийся спустя столетие новый британский архетип хулигана, видимо, тоже добавил лоска образу футбола.

В начале 1930-х гг., когда Мандела начинал учебу в Кларкбери, мощь Британской империи пошла на убыль, но зато сохранились сформировавшиеся под ее эгидой многочисленные глобальные сети социальных связей. Пожалуй, самым важным было то, что английский язык и в постколониальное время остался языком межнационального общения, даже если главная заслуга в этом принадлежит американцам. Знание английского языка давало народам мира возможность напрямую контактировать с Британией. Американский футбольный болельщик Стивен Старк, преподаватель риторики, известный тем, что в свое время писал речи для президента Картера, вопрошает: «Разве английский язык — не лучшее из всего, чем славна Премьер-лига? Я в том смысле, что если бы во Франции все знали английский, а в Англии — французский, мы бы все болели за Французскую лигу. В международной экономике английский язык, бесспорно, побивает конкурентов».

Значительная часть жителей бывших британских колоний с детства впитывали симпатии к британскому футболу, воспитываясь на британских медиаисточниках, кстати, тоже переживших саму империю. Питер Дрейпер в бытность маркетинговым директором «Манчестер Юнайтед» отмечал, что английский футбол десятилетиями транслируется по телевидению во многих азиатских странах. Это сформировало лояльность. Как сказал нам Дрейпер, у мадридского «Реала» «нет платформы, испанское телевидение в Азии отсутствует напрочь. Говорите, это лучшая команда 1950-х? Извините, что-то я не припомню, чтобы ее матчи показывали в Азии».

Майк Абрахамс, гангстер, перековавшийся в интеллектуала, вырос в бедном черном городишке Кейп-Флетс под Кейптауном. Он рассказывает, что мальчишкой просиживал в местной библиотеке, листая английские журналы для мальчиков, такие, как Shoot и Tiger и готов признать, что во многом его мировоззрение сформировалось под влиянием классического британского футбольного комикса «Волшебные бутсы Билли» (Billy’s Magic Boots).

Абрахамс придерживается левых убеждений, и футбол в его понимании — единственный продукт белых капиталистов и империалистов Британии, близкий ему по духу. «Народ у нас в Кейпе, — говорит Абрахамс, — серьезно увлекается английским футболом. Один из моих друзей дал своему старшему сыну имя Шенкли (в честь бывшего тренера «Ливерпуля» Билла Шенкли). А ведь он у нас активист! Так у нас заведено: в пятницу вечером вы всячески поносите Англию, а в субботу после обеда топаете в спорт-бар смотреть английский футбол».

Часто слышишь сетования, что-де американская культура заполонила весь мир. На самом деле куда больше доминирует скорее культура британская. Подумать только, хиреющий остров весьма скромных размеров каким-то непостижимым образом все еще держит цепкой хваткой воображение человечества. А ведь британцы экспортируют не только свой спорт. За последние 100 лет самыми продаваемыми в мире бестселлерами стали шесть романов английских авторов: четыре сочинения про Гарри Поттера, один роман Агаты Кристи и еще один — Дж. Толкиена. А самая продаваемая в мире рок-группа — разве не Beatles? А к какой спортивной лиге прикован пристальный интерес миллионов людей в мире? Правильно, к английский Премьер-лиге. Англия дала футболу не слишком много выдающихся игроков, но разве есть до этого дело толпам футбольных фанатов в Соуэто или Шанхае, спешащим субботним вечером в бары, чтобы застать начало трансляции матча именно на «Уайт Харт Лейн» (домашний стадион «Тоттенхэм Хотспур») а не где-то там в Германии?

Уж они-то точно не смотрят игры НФЛ. В сущности, у Соединенных Штатов редко когда возникает желание широко распространять свою культуру. США не раз вели войны, но всегда по возможности избегали долгосрочной колонизации, отмечает профессор Лондонской школы экономики Джон Грей. Например, во Вьетнаме и Ираке американцы ставили перед собой чисто прагматическую цель: «вторгнуться, сделать дело и — по домам». В отличие от британцев, американцы, как правило, никогда не вдохновлялись имперской идеей. У нас есть знакомый американец, он юрист по специальности и в качестве такового проработал несколько месяцев в Ираке по контракту с английским правительством. В так называемой Зеленой зоне Багдада он имел возможность заметить разницу в том, как действовали представители британской и американской администраций. Если американцам что-то нужно было от какого-нибудь иракца, ему обычно велели явиться в «Зеленую зону» и, если требовалось, «делали втык». Бывало, что эта стратегия срабатывала. А бывало, что нет. Суть в том, что американцы соприкасались с иракцами только по необходимости, когда им от них что-то было нужно. Совсем иначе действовала британская администрация, рассказывает наш знакомый. У британцев было принято приглашать иракцев на всякие культурные мероприятия, вечеринки или просто так, перекинуться парой слов, даже когда у них не было никакого конкретного дела. Именно таким образом англичане всегда действовали и в колониях, и в «неофициальной империи» — они строили долгосрочные связи, на перспективу. Возможно, преподобный Харрис на директорском посту в Кларкбери, сам того не осознавая, по сути, играл роль британского «агента», ответственного за воспитание Манделы в британском духе.

В отличие от англичан, мало кому из американских «Харрисов» когда-нибудь приходило в голову сыграть на интересе к американскому футболу или бейсболу, чтобы завоевать дружбу иностранных правителей. Впрочем, и среди американцев встречаются видные колониалисты, но слишком редко, чтобы от них что-то зависело. Генерал Дуглас Макартур как главнокомандующий оккупационными войсками многие годы фактически правил Японией. Голливуд снимает свои блокбастеры, ориентируясь на глобальный кинорынок в целом. Но в том, что касается спорта, единственный, кто заслуживает упоминания, — комиссар НБА Дэвид Стерн, четверть века пропагандировавший за рубежом баскетбол. Большинство же спортивных магнатов Америки, как и американские продюсеры в массе своей, вполне довольны возможностями гигантского внутреннего рынка. Последнее зарубежное турне бейсболистов состоялось в 1913-1914 г., а с того времени и до начала 1990-х гг. американцы практически не пытались распространять по миру любимые национальные игры, бейсбол и американский футбол.

Излюбленные спортивные игры американской империи так и не стали проводниками политики «культурного империализма». Об этом красноречиво говорит один-единственный статистический показатель: по данным медиаагентства Futures Sport & Entertainment, из 93 млн телезрителей, смотревших в 2005 г. прямую трансляцию Суперкубка[25], лишь 3 млн проживают за пределами Северной Америки.

Тихой сапой: как Америка проспала вторжение футбола

Вслед за временами, когда викторианская Британия активно насаждала в мире свои игры, для спорта наступило столетие относительной стабильности. Индийцы играли в крикет, американцы отвергали футбол, а изолированный от мира Мельбурн радовал себя футболом по австралийским правилам — диковине, о какой едва ли слыхивали не то что в других странах, но даже и в других районах Австралии. В 1980-х начался бум телевизионных каналов — бесплатных, кабельных, спутниковых. Они появлялись повсеместно и взвалили на себя заботу о пропаганде спорта по всему миру. Например, созданный в 1982 г. британский канал Channel 4 начал трансляции матчей НФЛ. Они стали хитом. Вдруг выяснилось, что в каком-нибудь Норвиче или Манчестере есть множество фанатов американского футбольного клуба «Сан-Франциско 49». Культовым героем британцев становится гигант-нападающий из команды «Чикагские медведи» Уильям «Рефрижератор» Перри. Управляющий директор НФЛ по Британии Алистер Кирквуд охотно вспоминает, что в 1980-х в течение года или двух рейтинг матча на Суперкубок был выше, чем у горячо любимой англичанами футбольной программы «Матч дня» (Match of the Day), когда обе передачи транслировались в один и тот же уик-энд.

Но долго это не продлилось. Английский футбол мобилизовался, вычистил свои стадионы, вышвырнул вон хулиганов, запродал права на трансляции Sky Television и возродился в блеске. Канал Channel 4 в конце концов забросил трансляцию НФЛ. Словом, вялое вторжение американского футбола — хотя и при пособничестве самого британского телевидения — было с честью отбито.

А тем временем за океаном футбол тихой сапой проникал во все поры американской жизни. Даже при том что в США уже процветали четыре популярных командных вида спорта и в пятом надобности вроде бы не было, в 1970-х гг. футбол, можно сказать, с места в карьер совершенно покорил американскую детвору. Оказывается, на американском спортивном рынке зиял провал. Американский футбол, самый популярный национальный вид спорта, на деле слишком опасный, слишком брутальный и слишком дорогостоящий, чтобы стать массовым увлечением. К тому же полная экипировка для юного спортсмена тянула на три-четыре сотни долларов, что, согласитесь, деньги немалые, особенно если вашему мальчику спустя неделю-другую вдруг надоест, что его мутузят на поле почем зря. На сегодняшний день в мире едва ли наберется миллион любителей играть в американский футбол, зато в «наш» футбол, европейский, играют 265 млн (если верить данным ФИФА).

Британцам викторианской эпохи футбол виделся как «игра мужчин». А вот в глазах американцев это был мягкий вид спорта, безопасный не то что для мальчиков, но даже для девчонок. В итоге футбол в Америке получил поддержку оттуда, откуда меньше всего мог ожидать — от движения феминисток. Мало того, немалую пользу развитию футбола принес еще один социальный тренд, появившийся после 1960-х гг., — массовая иммиграция мексиканцев. По оценкам, в США ныне проживают 43 млн латиноамериканцев (втрое больше, чем в 1980-х гг.), что превышает население Испании.

Полупилось, что значительно больше американцев моложе 12 лет играют в футбол, чем в бейсбол, американский футбол и хоккей вместе взятые. С 1980-х гг. существует причудливое равновесие по-американски, когда дети вовсю играют в классический футбол, но при этом болеют за американский.

Вопреки распространенному мнению, футбол в Америке всегда пользовался успехом. Когда Дэвид Бекхэм перешел в «Лос-Анджелес Гэлакси», на страницах прессы гуляло клише, что-де миссия Бекхэма — «нанести футбол на карту» Америки. Миссия в принципе не выполнимая, поскольку футбол уже и так давно «присутствовал на карте» Америки. В стране сложилась мощная футбольная культура. Просто она сильно отличается от футбольной культуры других стран. В частности, американская не предполагает необходимости существования сильной отечественной мужской профессиональной футбольной лиги.

Major League Soccer (MLS, Главная лига футбола) не есть средоточие футбола Америки. Это всего лишь крохотный кусочек большой футбольной мозаики. MLS просто теряется на фоне детского футбола, университетского футбола, футбола в закрытых помещениях, а также мексиканского, английского и испанского футбола, Лиги чемпионов и мундиаля. Вот лишь один пример в подтверждение: почти 17 млн американцев смотрели финал Чемпионата мира по футболу 2006 г., что на 4 млн больше, чем собрали финалы НБА, и примерно столько же зрителей, сколько в среднем смотрело матчи World Series[26] 2006 г. Более того, футбол проник чуть ли не во все отрасли американской индустрии развлечений — от сериала «Клан Сопрано» до событий в рамках президентских выборов, где «футбольные мамаши»[27] считаются опорным электоратом.

Футбольная общественность Америки часто жалуется, что MLS вытеснена на обочину спортивной жизни. Как отмечает Дэйв Эггерс, «репортажи о матчах газеты суют на задворки спортивных разделов, в один ряд с авторекламой и сводками новостей о биатлоне». Телевизионные рейтинги матчей MLS «болтаются на том же уровне — а бывает, и еще ниже, — что и соревнования тракторов-тягачей и состязания по ловле окучгя», — пишет Андрей Марковиц, профессор политологии из Мичиганского университета. Игроки MLS самой низшей категории зарабатывают гроши — каких-то $15 000 в год.

Между тем жалобщики неверно понимают причины, по которым огромное множество американских семейств из пригородов обожают футбол. А все просто: игра завоевала такую гигантскую популярность в качестве досуга отпрысков состоятельных родителей именно потому, что в США отсутствует такой феномен, как большой футбол. Немало мамаш только рады, что футбол, которым занимается их ребенок, не относится к категории большого профессионального спорта, каким в Америке являются баскетбол и американский футбол. Как и многие в Америке, мамаши юных спортсменов предубеждены против американского большого спорта, чьи звезды позволяют себе непристойные, а порой даже жестокие выходки — например, могут пристрелить шофера своего лимузина.

В противовес безобразиям, которые ассоциируются с большим спортом, футбол в глазах мамаш представляется занятием невинным и свободным от ряда негативных аспектов американской жизни: он чужд насилия, не проникнут духом чистогана и не слишком «черен». Подавляющее большинство игроков MLS — это учащиеся колледжей и университетов, почти сплошь белые. Фигур калибра великого баскетболиста и забияки Чарльза Баркли в футболе Америки не было и нет.

Какое воскресенье ни возьми: неужто в НФЛ у всех команд равные шансы на победу?

Между тем понятно, что Национальная футбольная лига двигается в правильном направлении. Ниже мы приводим данные о посещаемости спортивных игр с мячом (самые популярные в мире лиги):

1. НФЛ                                                                      68 241 (регулярный сезон. 2008 г.)

2. Немецкий футбол, Бундеслига                          41 446 (сезон 2008-2009 гг.)

3. Австралийская футбольная лига                       36 996 (сезон 2008 г.)

(австралийский футбол)                                        

4. Английская Премьер-лига                                 35 341 (сезон 2008-2009 гг.)

Если учесть, что население Англии составляет одну шестуто населения США, то Премьер-лига явно опережает НФЛ по популярности на душу населения. Однако в абсолютных показателях ни одна из футбольных лиг и близко не подходит к популярности НФЛ. Когда американцы берутся объяснять причины такого гигантского интереса к ней, в ход идет знаменитый девиз «В любое воскресенье любая из команд нашей лиги может одолеть любую другую». Премьер-лига не рискнет подписаться под этим хвастливым девизом. В английском футболе царит чудовищный дисбаланс сил, и команды «большой четверки» подавляют своим превосходством остальных, закрепившись в лидерах чуть не навечно, тогда как НФЛ провозглашает себя лигой равных.

И действительно, НФЛ часто называют «социалистической лигой». Доходы от телетрансляций равномерно распределяются между ее клубами, и 40% выручки от входных билетов поступают в кассу гостевой команды. Этот настрой на равноправие — вообще характерная черта американского спорта. Бейсбольные и баскетбольные клубы США, а также участники MLS делятся друг с другом куда большей частью своих доходов, чем это принято в европейском футболе. Взять хотя бы такой ходовой товар, как фирменная бейсболка «Нью-Йорк Янкиз» — а ведь за любую, проданную за пределами Нью-Йорка, клуб получает всего-то 1/30 часть ее стоимости, столько же, сколько и все прочие, в том числе и не такие именитые бейсбольные клубы. Вот уж действительно разительный контраст с европейским футболом — вряд ли «МЮ» когда-нибудь придет в голову поделиться толикой доходов с продаж своих футболок с каким-нибудь «Болтоном» или «Уиганом».

В европейском футболе, а в английском особенно, многие начинают всерьез завидовать НФЛ. Английские болельщики часто жалуются на скуку, потому что известные клубы вечно выигрывают, и игре недостает интриги. А ведь «большая четверка» — «Манчестер Юнайтед», «Челси», «Ливерпуль» и «Арсенал» — доминируют не только в Премьер-лиге, но и в Лиге чемпионов. Из всех континентальных клубов поспорить с ними на равных способна только «Барселона». Даже спортивный директор маленького отважного мадридского «Реала» Эмилио Бутрагеньо как-то сказал на ВВС: «Неизвестность, вот что должно быть сердцевиной любого соревнования... В конце концов, нам следовало бы учредить у себя нечто подобное принятой в США системе (потолка заработка), чтобы дать шанс каждому клубу».

Предостережения прозвучали в 2008 г. и из уст министра культуры Британии Энди Бернхэма, отметившего, что хотя Премьер-лига и являет собой пример «самого успешного в мире отечественного спортивного состязания», оно рискует вскоре сделаться «слишком предсказуемым». И добавил: «Я все время привожу в пример НФЛ, где доходы распределяются поровну... В США с их самым свободным в мире рынком хорошо понимают, что равноправие при распределении денег рождает подлинную конкуренцию».

Похоже, с этим согласен президент европейской футбольной ассоциации УЕФА Мишель Платини. В поисках идей, которые помогли бы переломить ситуацию в европейском футболе и уравнять шансы клубов, Платини весной 2009 г. снарядил в США делегацию функционеров УЕФА — не найдется ли за океаном чего-нибудь, что полезно было бы скопировать?

Люди с подобными представлениями склонны верить в две банальные истины: в НФЛ возможности участников уравнены в большей степени, чем в европейском футболе. А спортивные болельщики, как известно, любят, когда соревнуются равные. К сожалению, оба трюизма далеки от истины. Во-первых, НФЛ устроена далеко не так справедливо, как заявляет. Во-вторых, мы располагаем данными, доказывающими, что по большому счету болельщики отдают предпочтение лигам с дисбалансом сил, а не наоборот.

На первый взгляд, извинительно верить, будто в НФЛ много больше равенства, чем в Премьер-лиге. За 2000-2009 гг. Супер Боул[28] выигрывали семь разных команд. В Премьер-лиге за тот же период побеждали лишь три клуба, причем «Манчестер Юнайтед» подозрительно часто — целых шесть раз. В любое воскресенье (или в субботний полдень, или во вторник вечером, день недели тут роли не играет) «Болтон» или «Блэкберн» вполне способны одолеть «МЮ», но факт в том, что обычно этого не происходит.

Так что же, справедливее НФЛ, чем Премьер-лига, или нет? Равномернее ли распределяются победы в национальной лиге американского футбола? Измерить степень равенства участников в обеих лигах не так-то просто, во-первых, потому, что в НФЛ в принципе не бывает ничейных результатов, а во-вторых, потому, что регулярный сезон НФЛ включает 16 матчей для каждой команды, а в Премьер-лиге их за сезон проводится 38. Таким образом, в любом сезоне у слабой английской команды всегда больше шансов, что ей повезет.

Радостно, что нашелся способ внести в наши расчеты поправку на эти различия и на строго научной основе сопоставить две лиги на предмет равенства участников. Мы сейчас займемся этим и для удобства сконструируем третью, гипотетическую лиг)г, все участники которой имеют абсолютно равные шансы победить в любом из матчей. Эта лига тотальной справедливости будет у нас лигой по подбрасыванию монетки (проще говоря, по игре в орлянку). Очевидно, что в лиге по орлянке резонно ожидать, что каждая команда в среднем выиграет 50% матчей. Но даже при этом исход серии, состоящей из 16 или 38 последовательных матчей, покажет кое-какие случайные неравенства сил. Трудно ожидать, что какая-то команда в лиге по орлянке победит ровно в половине матчей. Скорее процент выигрышей за сезон будет представлять собой случайный разброс результатов вокруг 50%-ной отметки. Тогда ставим вопрос: которая из лиг, НФЛ или Премьер-лига, больше соответствует тотальной справедливости в распределении шансов, какую мы имеем в нашей гипотетической лиге?

Чтобы внести ясность в этот вопрос, нам придется вычислить, насколько случайна дисперсия (т.е. отклонение от среднего) побед в каждой их трех лиг. Единицей измерения дисперсии считается стандартное отклонение. Давайте рассчитаем его для нашей лиги с монеткой, а затем для НФЛ и Премьер-лиги. (Те, на кого математические расчеты наводят скуку, вольны пропустить несколько следующих абзацев.)

Расчет стандартного отклонения процента выигрыша для каждой лиги производится так. Сначала надо определить разность между процентом побед команды и 50% (разница будет положительной, если сезон у команды выдался выигрышный, и отрицательной, если команда выступала плохо). Затем полученную разницу возводим в квадрат, чтобы исключить влияние плюсов и минусов. Теперь суммируем цифры, отражающие разницу, по каждой из команд лиги, и из полученной суммы извлекаем квадратный корень. Получится число, сопоставимое со средним процентом выигрышей.

Вот теперь можно вычислить требуемый показатель, т.е. стандартное отклонение, или дисперсию процента выигрышей. Если средний показатель выигрыша у нас 50%, то стандартное отклонение в единицу будет означать, что почти все команды близки к среднему уровню. Если же стандартное отклонение будет равно 20, это укажет на достаточно большие отклонения от среднего. В лиге с монеткой мы знаем, каким должно быть стандартное отклонение: близким к половине величины, обратной квадратному корню из числа сыгранных матчей. Расчет прост: если вы сыграли 16 матчей, квадратный корень из 16 равен 4, а обратное число — 1/4; его половина — 1/8, т.е. 12,5%.

Таким должно быть стандартное отклонение процента выигрышей в НФЛ, если в любое произвольно выбранное воскресенье любая команда в составе лиги действительно имеет шансы 50:50 одолеть любого из своих соперников. Ну да, НФЛ — это вам не лига по игре в орлянку. В текущем столетии стандартное отклонение в соотношении побед и поражений колеблется в пределах от 16 до 21%, а в среднем составляет 20%. А это куда как больше 12,5%-ной отметки, которую мы вывели для нашей гипотетической лиги.

Премьер-лига лишь на немного уступает НФЛ по показателю равенства участников. Если бы Премьер-лига была бы лигой по орлянке, ожидаемое стандартное отклонение составило бы чуть больше 8%. На деле в нынешнем веке стандартное отклонение для Премьер-лиги в среднем составило 14%. Так что это вам тоже не лига по орлянке с ее справедливостью, но разница не намного больше, чем по НФЛ. Иными словами, у НФЛ стандартное отклонение примерно на 60% больше, чем в лиге тотальной справедливости, а у Премьер-лиги — на 70%. Конечно, это разница, но в общем масштабе жизни довольно-таки несущественная.

Вы можете возразить, что даже если НФЛ и Премьер-лига со статистических позиций почти одинаково сбалансированы по силам, у НФЛ победители и неудачники каждый сезон меняются, а в Премьер-лиге — нет. И потом, в каждом сезоне худший по результатам участник НФЛ первым допускается к драфтам, а ведь понятно, что это дает возможность поправить свои дела. Как указали видные экономисты Чикагской школы (экономики) Шервин Ройзен и Аллен Сендерсон, Премьер-лига наказывает за поражение, а НФЛ — за успех.

Как бы ни кичилась НФЛ своей справедливостью, личности победителей и проигравших в обеих лигах практически не меняются. Лучшие в НФЛ, «Пэтриотс» и «Кольте», побеждали более чем в 70% сыгранных ими матчей, по крайней мере в этом столетии, — совсем как «Манчестер Юнайтед», «Челси» и «Арсенал», победившие в 70% своих матчей. Аналогично и в той, и в другой лиге примерно равное количество неудачников. Так, клуб «Детройт Лайонс» с начала нового тысячелетия выиграл менее чем 30% матчей; в английском футболе так бледно проявил себя разве что «Брэдфорд Сити». Но разница-то в том, что «Брэдфорд» после неудачного сезона в Премьер-лиге был сослан в дивизион ступенью ниже, тогда как «Детройт», судя по всему, намеревается вечно лелеять свой бренд недотепы и неудачника.

Следовательно, НФЛ не намного справедливее, чем Премьер-лига, так только кажется со стороны. И происходит это во многом благодаря целому ряду установлений, вводящих элемент случайности в турнирную борьбу, что препятствует ситуации, когда Супер Боул выигрывает все время один и тот же сильнейший. К таким установлениям относится, во-первых, небольшое число сезонных матчей, во-вторых, система плей-офф. Они-то и обеспечивают равенство возможностей, не позволяя кому-то одному доминировать постоянно, как «Манчестер Юнайтед». В то же время ради рандомизации приходится поступаться справедливостью. Не зря у фанатов часто складывается впечатление, что Супер Боул выиграла не лучшая команда в НФЛ. В сущности, Национальная футбольная лига во многом схожа с Лигой чемпионов, где раунды на вылет вносят в борьбу элемент случайности, о который спотыкается лучшая команда.

Это развенчивает наш первый трюизм о том, что в НФЛ куда больше справедливости, чем в Премьер-лиге. А как насчет второго, объявляющего, что футбольные болельщики, подобно героям французской революции, жаждут справедливости?

Если болельщики желают, чтобы все команды были равны, они должны сторониться матчей с предсказуемым результатом. Следовательно, аудитория болельщиков должна быть более многочисленной на матчах, исход которых непредсказуем. Как же проверить, действительно ли фанаты склонны к такому поведению? Исследователи предпринимали попытки оценить ожидаемый исход матчей по предматчевым ставкам у букмекеров или исходя из спортивной формы соперничающих команд на предыдущих шести играх. Футбольные исследования, по преимуществу британские, дали неоднозначные результаты. Некоторые исследователи пришли к выводу, что игры с более сбалансированными шансами посещает больше болельщиков. У других результаты противоположные.

Самые дельные работы в этой области провели британские экономисты Дэвид Форрест из бизнес-школы при Сэлфордском университете и Роберт Симмонс из университета Ланкастера. Они установили, что приблизительно равные шансы команд на победу в некоторых случаях могут способствовать повышению посещаемости. В то же время экономисты построили имитационную модель, подтвердившую, что будь английские футбольные лиги более сбалансированы по шансам команд, они бы привлекали меньше болельщиков. Причина в том, что сбалансированная лига, где все команды одинаково хороши, обернулась бы бесконечной вереницей домашних побед. В отличие от этого в реальном футболе самые сбалансированные матчи бывают в случаях, когда слабая команда играет дома против сильного противника (например, «Стоук Сити» против «МЮ»).

Еще Симмонс и Форрест выяснили, что больше всего в конкурентном балансе играющих команд заинтересованы телевизионные болельщики. Зато зрителей на трибунах волнует одно: они хотят, чтобы их команда победила, и точка. Что до телезрителей, то они в этом смысле «колеблющиеся избиратели». Если им кажется, что исход матча предрешен, они просто переключатся на другую программу. Анализ данных, собранных Симмонсом и Форрестом, указывает, что чем очевиднее, что игра пойдет на равных (исходя из спортивной формы обеих команд), тем больше зрительская аудитория на канале Sky TV. Тем не менее данный эффект выражен довольно скромно. Как утверждают Форрест и Симмонс, даже если бы Премьер-лига была совершенной с точки зрения баланса сил (в том смысле, что у каждой команды в каждой игре были бы равные шансы на победу), размер телеаудитории увеличился бы всего-то на 6%. Не правда ли, слишком незначительный эффект для такой революционной перемены?

Нетрудно догадаться, почему матчи между неравными командами так привлекают публику. Большинство зрителей на стадионе, как правило, болеют за домашнюю команду, и на самом деле им никакого равенства соперников не нужно. Больше всего зрителей часто собирают встречи между сильной домашней командой и слабой гостевой (если, скажем, «Манчестер Юнайтед» принимает у себя «Стоук»). На стадионе собираются толпы фанатов, чтобы поболеть за хозяев поля и насладиться зрелищем голов в исполнении любимых игроков. Другой не менее привлекательный тип матча — встреча слабой домашней команды с сильной гостевой (когда «Стоук» принимает у себя «МЮ»). Тогда болельщики домашней команды охотно идут поглазеть на игру звезд или в тайной надежде, что именитые гости вдруг да и опростоволосятся.

Более того, у футбольных грандов болельщиков всегда больше, чем у команд поскромнее, так что когда «Манчестер Юнайтед» одолеет «Стоук», счастливых лиц на стадионе бывает не в пример больше, чем если бы «Стоук» вдруг взял и победил бы фаворита. К тому же фанаты на удивление легко принимают поражение своей команды. Психологические исследования показывают, что они хорошо поднаторели в перекладывании вины за проигрыш на кого-нибудь другого: «Мы-то играли будь здоров, но арбитр — дерьмо». Это означает, что фанаты не перестают любить свою команду, даже если она постоянно проигрывает. Вот почему на следующее утро после вылета сборной из борьбы за чемпионат мира публика не впадает в депрессию, а продолжает мирно заниматься повседневными делами.

Наконец, сильная команда сама по себе возбуждает сильные эмоции. Миллионы людей болеют за «Манчестер Юнайтед», миллионы других презирают «красных дьяволов». В некотором смысле обе группы поддерживают клуб. «Юнайтед» стал звездой мыльной оперы английского футбола. Все, чьи симпатии не с ним, мечтают, чтобы кто-нибудь его одолел. Любовь болельщиков к клубам помельче вроде «Уэст Хэм» до определенной степени замешана на антипатиях к «МЮ». Кевин Киган, едва не добившийся в 1996 г. со своим подопечным «Ньюкаслом» титула чемпиона Премьер-лиги, уловил это трепетное английское национальное чувство, выразив его в своем знаменитом монологе: «Я полюблю их, если мы их одолеем! Ну же, давайте!» (Правда, все вышло наоборот, и его «Ньюкасл» потерпел поражение от «МЮ».) Словом, благодаря «Манчестер Юнайтед», этому злодею-великану, борьба в Премьер-лиге становится более захватывающей.

Можно применить еще один подход к изучению вопроса о конкурентном балансе команд — если рассматривать лигу не как череду отдельных матчей, а как единое целое. Давайте разберемся, правда ли, что больше зрителей собирает гонка за чемпионским титулом, когда борьба обещает быть жаркой, чем когда один из соперников явно победит?

Выяснилось, что интригующая борьба за чемпионство ненамного повышает посещаемость. Английские фанаты готовы смотреть игру своей команды в матчах лиги, даже если у нее нет ни единого шанса выйти в победители. (В противном случае не один десяток английских футбольных клубов прекратили бы свое существование.)

Действительно, чтобы привлечь зрителей, игра должна быть из разряда ответственных, но совсем не обязательно, чтобы в ней решалась судьба чемпионства. Исследования Стефана Добсона и Джона Годдарда показали, что значимый матч, когда на кону чемпионский титул в лиге или шанс избежать вылета в низшую лигу, как правило, привлекает больше зрителей. Во всех футбольных лигах Европы команды, занимающие нескольких низших мест в турнирной таблице, обычно в конце сезона опускаются в более низкий дивизион. Худшие три команды по итогам выступлений в Премьер-лиге изгоняются в чемпионшип. Точно так же в низший разряд, т.е. лигу ААА, ссылают команды Высшей бейсбольной лиги (MLB), показавшие самые плохие результаты по итогам сезона. Ссылка в низшую лигу — наказание суровое, но определенно есть в нем своя мудрость. В английском футболе ежегодный матч на вылет[29] в низший дивизион подогревает интерес фанатов, так что под конец сезона встречи между слабыми командами котируются у болельщиков едва ли не выше, чем между сильными. Подобная система изгнания неудачников существует и в НФЛ. Благодаря этому расчищается путь для восходящих к успеху команд, и таким, как «Лайонс», приходится освобождать им место. Подобная система отвечает интересам болельщиков, но не владельцев команд.

Фанатам просто необходим повод для треволнений. Большинство матчей Премьер-лиги по той или иной причине носят ответственный характер, даже если это всего лишь отбор для европейского турнира. При том что матч может считаться ответственным по множеству разных причин, не совсем ясно, почему игры Премьер-лиги, если она будет более сбалансированной по шансам участников, станут более ответственными?

Имеется и третий способ оценить степень сбалансированности — с точки зрения долгосрочной перспективы. Сформулируем вопрос: теряют ли футбольные фанаты интерес, если из года в год побеждают одни и те же команды?

Давайте сопоставим длительный период в английском футболе, когда доминировали одни и те же команды, с длительным периодом, когда ярко выраженный лидер отсутствовал. Периодом равенства сил можно считать 1949-1968 гг., а периодом «неравенства сил» будем считать период с 1989 г. по сей день.

В 20-летний период «равенства» победителями в Английской лиге были 11 разных команд. Чаще всего в чемпионы выходил «Манчестер Юнайтед» — пять раз за указанный период. Второй период выдался куда более предсказуемым:

титул чемпиона выигрывали шесть команд, в том числе десять раз — тот же «МЮ». Тем не менее в период «равенства» совокупная посещаемость матчей, в которых участвовали команды высшего дивизиона, упала с достигнутого в 1949 г. абсолютного максимума в 18 млн до всего лишь 15 млн в 1968 г. (при том, что в этом показателе учтен временный подъем посещаемости в 1966 г., когда Англия взяла Кубок мира). В течение периода «неравенства» совокупная посещаемость матчей повысилась с 8 до 13 млн зрителей, хотя билеты существенно подорожали, а возможности досуга стали разнообразнее.

А теперь пусть критики Премьер-лиги, обзывающие ее «одной из самых нудных лиг в мире» (так, во всяком случае, выразился Кевин Киган) и «закрытым клубом», не допускающим в свои ряды участников низших дивизионов, объяснят нам, с какой стати такое огромное количество людей посещают матчи всех уровней, какие только проводятся в рамках Футбольной лиги Англии? В сезоне 2006-2007 гг. за право смотреть на стадионе матчи профессиональных английских клубов заплатили 29,5 млн человек — наивысший показатель с 1970 г. Премьер-лига собирает полные стадионы, хотя, как говорит Киган, всем заранее известны имена тех четверых счастливчиков, которые возглавят турнирную таблицу. Причем более половины из тех 29,5 млн болельщиков в 2006-2007 г. ходили на матчи Футбольной лиги, что на три дивизиона ниже Премьер-лиги. Резонно предположить, что клубам в составе чемпионшипа, следующего за Премьер-лигой дивизиона, не по силам соперничать с самим «Манчестер Юнайтед», они могут только мечтать, что в один прекрасный день сумеют зацепиться где-нибудь на подножке Премьер-лиги. Тем не менее этот дивизион в названном сезоне 2006-2007 гг., если брать в среднем, собрал пятую по численности аудиторию по сравнению с любой другой европейской футбольной лигой.

Таким образом, неравенство в Премьер-лиге сосуществует с ростом посещаемости, доходов и глобального интереса — не в последнюю очередь со стороны североамериканских бизнесменов, воспитанных на стандартах, заданных в бейсболе Американской высшей лигой. Достаточно назвать семейство Глейзеров, владеющее самим «МЮ», Рэнди Лернера (хозяина «Астон Виллы»), Тома Хикса и Джорджа Джиллетта (ФК «Ливерпуль»)[30]. Похоже, этих господ не слишком беспокоит вопрос конкурентного баланса в английском футболе.

У них есть основания для безмятежности. Доходы от трансляций матчей Премьер-лиги становятся сопоставимыми с теми, что генерирует НФЛ. В 1970-х гг., когда телетрансляции матчей НФЛ приносили сотни миллионов, европейский футбол не давал почти ничего. К 1980 г. команда-середнячок НФЛ зарабатывала годовой доход, сопоставимый с суммарным годовым доходом всех английских клубов в составе высшего дивизиона. На сегодня середнячок Премьер-лиги зарабатывает от телетрансляций порядка $60 млн в год, т.е. примерно вполовину уступая аналогичному показателю команды НФЛ. И это очень даже неплохо, если учитывать, что в Англии проживает на 250 млн чел. меньше, чем в США. Более того, разрыв между Премьер-лигой и НФЛ постоянно сокращается, и в дальнейшем еще уменьшится, поскольку английский футбол наконец-то начал приносить доход на мировом рынке. Кто знает, может быть, в один прекрасный день мы увидим, как английские футбольные магнаты покушают команды НФЛ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.