Глаза III. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ ПЕРЕСТРОЙКИ. ИМЕЛСЯ ЛИ ВЫБОР?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глаза III. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ ПЕРЕСТРОЙКИ. ИМЕЛСЯ ЛИ ВЫБОР?

Почти все в живой и неживой природе соверша­ется по имманентно присущей каждому явлению программе. Это настолько очевидно и привычно, что люди принимают сию данность как пропись высшего разума или рока.

Программы, если соотносить их с человеческим сообществом, есть не что иное, как закодированный в генах или подсознании, на бумаге или в дискетах компьютера вектор. Каждому из нас он словно пу­тевка на целую без остатка жизнь — со множеством маршрутов и перекрестков на выбор.

Будучи рожденными равными, люди чаще всего ищут способы выразить и утвердить себя в нера­венстве, в противопоставлении интересов вместо их сочетания. Разные нации и системы различно сли­вают посылки в реалии. Так было, когда ось пла­неты Земля еще не сгибалась от демографических и экологических перегрузок. Мало что изменилось к лучшему и после того, как земляне ощутили пре­делы своей экспансии и стали чаще поглядывать на Марс: не прообраз ли это будущего нашей плане­ты, испившей последний глоток воды и лишившей­ся из-за человеческих несовершенств своей уникаль­ной атмосферы?

К чему это говорится? Чуть-чуть терпения, и ста­нет понятным, куда клонит автор.

Не каждая прямая в политике является кратчай­шей между двумя точками. На поверку частенько стрясается нечто противное задуманному, прочер­ченному в кабинетной тиши на ватмане. Пример Советского Союза осядет во всех хрестоматиях, мо­жет быть, как самая показательная иллюстрация к безыскусной аксиоме — от великого до смешного нас отделяют полшага. Не пошел правителям моей страны впрок ни чужой, ни собственный опыт. Они словно задались целью повторить все мыслимые и немыслимые ошибки и просчеты. Чтобы испытать на запредельных нагрузках терпение народа и вы­носливость конструкций системы? Как эксперимен­таторы ставили опыт на чернобыльском реакторе.

Прямой продуктообмен, представлявшийся в те­ории идеалом в тандеме производство — потребле­ние при социализме, был вчерне опробован в деле после Октябрьской революции 1917 года. Он сра­зу же обнаружил свою практическую несостоятель­ность. Попытайся В.И. Ленин упорствовать, наси­ловать теорией действительность, Советская Россия кончилась бы, самое позднее, в 1922—1923 годах без всяких там вооруженных интервенций и блокад. Спасение пришло не от человека с ружьем. Выру­чили новая экономическая политика, реабилитиро­вавшая рынок, валютная реформа, сделавшая рубль стабильным и конвертируемым, принятие многоук­ладное™ за основу хозяйственной деятельности.

Сложнее получилось с прямой демократией. Здесь теория и практика могли бы сомкнуться и взаимно обогатить одна другую. И не было нужды копаться в преданиях о новгородском или псковс­ком городском вече. Перед глазами стояли много­гранные традиции крестьянских общин и сослов­ных сходов, в первое десятилетие после 1917 года еще не заклейменных каленым железом.

Возможностей было не занимать, если бы... Если бы не военный коммунизм как реакция на масси­рованное империалистическое вмешательство во внутренние дела России и спровоцированная извне гражданская война, если бы кажущаяся простота, по сути, антидемократического, дикта­торского правления не возобладала в тогдашнем советском руководстве над здравомыслием, если бы не были преданы принципы, собственное уче­ние о народовластии.

Имелось ли в идее Советов рациональное зер­но, которое при благоприятной политической по­годе способно было дать достойные всходы? Се­годня это академический вопрос. Ответ на него могла бы дать только живая жизнь. При Сталине ее загнали на нерасчетную орбиту. Позитивный капитал Октября был пущен на ветер. Воен­ный коммунизм довели до степеней единоличной тирании. Октябрьские кадры коммунистической партии были физически истреблены или загнаны в ссылку, «его величество рабочий класс» отодви­нут на пушечный выстрел от трона, деревня воз­вращена в крепостничество. От социализма в СССР осталась одна этикетка.

Но ведь у всякого развития есть начало. С чего начал свою антиоктябрьскую контрреволюцию Ста­лин — не идеолог, а организатор и главный ре­жиссер первого российского термидора, завершен­ного в 1932—1934 годах? С отчуждения человека от собственности. В конце восьмидесятых го­дов непосредственно народу в СССР принадле­жало 3,4 процента национального богатства, или 1

Данный текст является ознакомительным фрагментом.