«Глаза в глаза – лицо запоминаю»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Глаза в глаза – лицо запоминаю»

«Глаза в глаза – лицо запоминаю»

ЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ п. СЕЛЯТИНО

Селятино - посёлок городского типа в Наро-Фоминском районе. Но так исторически сложилось, что в его немногочисленном населении много людей образованных, и культурная жизнь здесь идёт весьма интенсивно. Сейчас в Селятине складывается литобъединение. Руководит им Илья Плохих.

Владислав БАХРЕВСКИЙ

* * *

Рябины, как рубины, -

вот что смог

Я дать тебе, жена,

на этом свете.

Да золото сердец. То - наши дети,

И янтари: свет и восторг дорог.

Где изумруды?

Всё лишь сказки, сказки.

Где жемчуга?

Слова, слова, слова.

Но кружится от счастья голова.

Пора Алёше заводить салазки.

* * *

Эпистолярное наследство:

Два письма.

Одно карандашом,

Другое - самопиской.

И, как теперь виски себе

не тискай,

Нет пищи сладостней

Для сердца и ума.

Мы были рядом. Сорок лет

наш срок.

Нас почта безучастьем

не томила.

Но жизнь, о Господи,

она ж неуловима.

Ах, вычитать бы что-то

между строк.

Любимая, ты - всё. Но пусть бы

вздох

Ещё один. Прости, всего мне мало.

Нам столько было дадено дорог.

Нет, не доехали!

Нет, жизнь не досказала[?]

* * *

О чём же ты мечтала

Под перестук колёс?

Ведь каждый миг - начало,

И что ни миг - вопрос.

Про что в глаза глазами,

Дыханье затая?

Мы чудом были сами,

И жизнь моя - твоя.

Малы ли наши будни,

Хоть жили налегке,

Мы будем, будем, будем

В далёком далеке.

О горестном ни слова!

Мы берегли слова.

Эх, не бывает "снова"!

Но жизнь всегда права.

В одном бессильны власти,

Одно не смеет смерть -

Случившееся счастье

С лица земли стереть.

Малы ли наши будни?

Ну где же твой укор?

Мы будем, будем, будем,

Хотя бессмертье - вздор.

* * *

Ну вот, родная!

Вишенки белы.

Грядут черёмухи

Счастливые балы.

То - наше чудо.

Мы с тобой умели

Лягушечьи, проснувшись,

Слушать трели.

И месяц наш светил,

Чтоб пенье серебрилось.

И было! Наша жизнь

Тебе и мне приснилась.

Альбина АКРИТАС

* * *

Засыпает снегом Боровск,

Огороды с садом -

Видно, были недоборы

С зимним снегопадом.

Не сумел с календарями

Снег договориться[?]

И в весенней панораме

Вопреки её программе

Весело кружится!

Март. Почти что серединка -

И такой подарок!

Городок - цветная льдинка,

Хрупок и неярок.

Храм Николы, храм Успенья,

Звоны-перезвоны[?]

И мелькают словно тени

Средь ажурного плетенья

Серые вороны.

* * *

Планета неблагополучий

Летает, кружится, горит.

Над нею ветер, солнце, тучи,

На ней вулканы, как в падучей

Колотятся, окрестный вид

Субтропиками обустроен

И ледяною белизной

То разрыхляется весной,

То холоден и успокоен.

В нём океанов и морей

Лежит зелёное пространство,

И чёрных бурь непостоянство

Тревожит семьи рыбарей.

В нём язвы наших городов

Произрастают без зазренья,

Как ядовитые растенья,

Нагроможденья самомненья,

Плоды неправедных трудов.

Планета неблагополучий[?]

Что может быть её грустней?

Что может быть светлей и лучше

Для нас, которым выпал случай

Существования на ней?

Ольга РАЗУМОВСКАЯ

Дачное вечернее

Вечер спускается, сглаживает

углы,

тень примиряя со светом,

смягчает грань.

Кошки серее, у страха глаза

круглы,

за занавеской угадывается герань.

Над закипевшей черёмухой, у воды,

над соловьиным бельканто,

в ветвях сосны

виснет пластами туман,

словно белый дым,

словно плывущие в детство

цветные сны.

Дачные окна пунктиром,

тепло тропы,

за день нагретой и пыльной

уже слегка.

Через штакетник шиповник,

его шипы

цепкие пальцы, хватающие рукав.

Поздних прохожих шаги,

электрички гул,

в небе темнеющем тонкой

луны латунь[?]

Ковш наклонился и звёздному

молоку

в пору из мая перетекать в июнь.

Август

Царственный август небрежно

 роняет в траву

спелые звёзды и яблоки райского

сада.

Две-три недели, оставшихся

 до листопада,

я в подмосковной усадьбе своей

 проживу.

Клевер и донник, бубенчик

 купавки резной,

мягкие новые иглы на ёлочных

лапах,

слёзы смолы на стволах и

малиновый зной -

летнего счастья густой

бальзамический запах.

Небо ещё глубоко, словно омут

речной,

но по ночам осыпается искрами

 астр.

Всё ещё чёток кленовых листов

 алебастр

хрупкой, божественно тонкой

работы ручной.

Всё ещё гладки зелёных прудов

зеркала

в пышных багетах прибрежной

 осоки и ряски,

всё ещё бродят под липами летние

 сказки,

и созревающим сливам хватает

 тепла.

Но ожидание тлена страшнее, чем

тлен.

Осень коснётся крылом и моей

ойкумены.

Жизнь изменяется, мы ей

 прощаем измены

в тайной надежде прощения

наших измен

Антонина ЛАИРОВА

* * *

Через минуту дверь в вагон

закроется,

Перрон далёкий превратится в

 точку.

Теории, законы и гипотезы

Сверкают, разлетаясь на кусочки.

Глаза в глаза - лицо запоминаю.

И в нём хочу сама себя прочесть,

Чтобы потом и днями, и ночами

В тумане грёз я знала, что ты

 есть.

Как знак реальности, как проблеск

 в полумраке -

Слова, улыбки, запахи, привычки[?]

Перрон в снегу, лицо под

капюшоном,

Вечерний сумрак, вспышка

электрички.

Илья ПЛОХИХ

* * *

Бывает, в дни весенние

эскадрой на юг[?]

уходят льды последние,

последняя шуга.

И в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

Заброшены слободкою

обычные дела,

и каждый занят лодкою,

кипит в ведре смола.

А в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

И слишком ясно грезится

от пристани стезя,

ведь очень нужно встретиться,

не встретиться - нельзя.

Ведь в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

Золотой костыль

От побережья до побережья

несколько тысяч миль:

царство людское, потом -

медвежье,

дальше - пустыни пыль.

По бесконечной стальной

магистрали,

по безнадёжно стальной,

авантюристы прошли - искали

в шпалах костыль золотой.

От побережья до побережья

мимо долин и скал

авантюристы прошли, прилежно

не пропуская шпал.

Были камланья пурги, и злое

белое божество

лило на плечи смолою

зноя жгучее вещество.

От побережья до побережья

несколько тысяч миль

авантюристы прошли в надежде,

но не нашли костыль.

И на последней станции

молча сидят в буфете

в некоторой прострации

авантюристы эти.

Видно в окно дорогу:

все перспективы мглисты.

Но по-другому смогут

разве авантюристы?

* * *

Она уже была стара,

когда гуляли средь двора,

держась за юбки матерей,

отцы сегодняшних детей.

Уже тогда её никто

не видел летом без пальто,

уже была легка, как газ,

вода её бесцветных глаз.

И, обнажая шаткий зуб,

уже просвечивала зыбко

её окаменелых губ

полуулыбка.

Она одна двору верна,

одна его не покидает.

Спешу к ней: может, хоть она

меня узнает.