2. Тезис: «Фантасты пекут книги, как блины – по три штуки в год. Это халтура и конвейер!»

2. Тезис: «Фантасты пекут книги, как блины – по три штуки в год. Это халтура и конвейер!»

Попробуем аппелировать к классикам.

Эй, гиганты, что скажете?

Оноре де Бальзак. Творческий путь писателя: тридцать лет. Творческий итог: увесистый 24-томник (если каждый том (прим. 30 а. л.) «разверстать» на современные, более привычные нам по объему книжки (прим. 15 а. л.), получим на выходе полсотни томов). Навскидку – цитата из биографии: "В 1831-м и 1832-м Бальзак много работает: переделывает «Шуанов» для второго издания, заканчивает "Шагреневую кожу", готовит тома "Философских повестей и рассказов", публикует первые выпуски "Озорных рассказов", пишет повести "Луи Ламбер", "Полковник Шабер" и др., активно сотрудничает в газетах и журналах…"

Блины, не блины, но пекарь из Бальзака вышел отменный.

Правда, и современная гению критика не осталась в долгу. Газеты вели ожесточенную травлю Бальзака, критик Сент-Бёв позволял в статьях грубые и резкие выпады против писателя. Марсель Пруст писал следующее: "Ныне Бальзака ставят выше Толстого. Это безумие. Творчество Бальзака антипатично, грубо, полно смехотворных вещей; человечество предстает в нем перед судом профессионального литератора, жаждущего создать великую книгу; у Толстого – перед судом невозмутимого бога. Бальзаку удается создать впечатление значительности, у Толстого все естественным образом значительнее, как помёт слона рядом с помётом козы."

Оставим последнее сравнение на совести Пруста; как по нам, помёт слона, козы, дракона, марсианского тушканчика – все равно помёт. Вернемся к Бальзаку: в ответ он сказал, что критика – это ржавчина, которая разъедает юные, невинные души. И что за мужеством критики должно следовать мужество похвалы. Как же до сих пор не хватает этого великого мужества похвалы, сколь редко оно встречается! Может быть, у нас принято любить мертвых писателей: отошел в мир иной, и критики вытащили из чехлов фанфары, и плодовитость в вину не ставят…

Эдакая литературная некрофилия, возведенная в ранг негласного закона.

На этой мажорной ноте изменим солнечной Франции с туманным Альбионом.

Чарльз Диккенс. Творческий путь: сорок семь лет. Творческий итог: 30-томник (как и в случае с Бальзаком, меряя привычными нам книжными объемами, смело удваиваем, доведя количество книг до 60-ти). Читая биографию, видим: писатель не стеснялся «лепить» по увесистому роману в год ("Холодный дом" (1852), "Тяжелые времена" (1854), "Крошка Доррит" (1856) и т. д.).

Естественно, ругатели и в случае Диккенса не остались в долгу. У. Теккерей вспоминает об одном критике, авторе "Мертвого осла и гильотинированной женщины", который писал следующее:

"Чарльз Диккенс! Только о нем и говорят сейчас в Англии. Он ее гордость, ее радость и слава! А знаете ли вы, сколько покупателей у Диккенса? Я говорю – покупателей, то есть людей, выкладывающих свои денежки из кошелька, чтобы отдать их в руки книгопродавцев. Десять тысяч покупателей. Десять тысяч? Что вы говорите, какие десять тысяч! Двадцать тысяч! Двадцать тысяч? Да не может быть! Вот как! А не хотите ли сорок тысяч! Тьфу, большое дело – сорок тысяч! Нет, у него не двадцать, а сорок тысяч покупателей. Что, вы смеетесь над нами? Сорок тысяч покупателей! О да, вы правы, милейший, я пошутил, у Диккенса не двадцать, не сорок и не шестьдесят тысяч покупателей, а целых сто тысяч! Сто тысяч и ни одним меньше! Сто тысяч рабов, сто тысяч данников, сто тысяч! А наши великие писатели почитают для себя счастьем и гордостью, если их самые прославленные сочинения, после полугодового триумфального шествия, разойдутся в количестве восьмисот экземпляров каждое!"

Нет, дамы и господа, мы решительно отказываемся считать приведенный пассаж делом давно минувших дней. Зависть к плодовитости, зависть к востребованности собрата по перу – вечная добродетель богемы!

Как было принято обзываться раньше, за царя Гороха?

Борзописец.

Как обзовут сейчас?

Килобайтник.

Как станут бранить творчески активного писателя через десять лет? Через двадцать? Через сто лет?! Тут остается разве что улыбнуться: иронично, чуть грустно, совсем по-чеховски…

Да вот же он – Антон Павлович Чехов. Творческий путь, увы, невелик: чуть больше двадцати лет. Творческий итог: 18-томник (современность одним легким движением руки… ну, вы поняли: четверть сотни томов запросто!). О работоспособности Антоши Чехонте можно не говорить: и так понятно. За что критики-современники прошлись по Антону Павловичу очень тяжелыми сапогами. Сам Чехов вспоминал: "Требовали, чтобы я писал роман, иначе и писателем нельзя называться…" – и говорил, что спорить с критиками все равно, что черта за хвост дергать.

Это он прав. Чем за хвост дергать, лучше пару строк написать.

И без компьютера, серьезно ускоряющего работу, без "лампочки Ильича", одним гусиным перышком – ишь, сколько нацарапали, гении! А ведь еще стоят на полках стройными рядами Горький и Золя, Лондон и Дюма, Вальтер Скотт, Жюль Верн и Айзек Азимов… Дамы и господа, а может, просто больше работать надо? – и попадем в неплохую компанию, под лай бездельников-злопыхателей.

Ведь лежать на диване со значительным лицом еще не значит – двадцать лет писать шедевр. Обломов тоже лёживал…