Свастика на мундире военного прокурора

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Свастика на мундире военного прокурора

Известно из советской истории: начиная с Ленина русский юрист часто ходил в политику (а сын его и ныне там) и если удачно – финишировал или путчем, или революцией (что, впрочем, часто одно и то же). А если и не удавалось ему достигнуть вершин, как, например, бывшему начальнику Бутырской тюрьмы, то уж во вверенном ему райсовете непременно устроит какой-нибудь эксцесс вроде штаб-квартиры баркашовских нацистов. Таковы факты, и пишу это недоумевая, а не затем, чтобы опорочить всех без разбору блюстителей закона: «Нет управы на этих фашистов. Откуда только такие берутся? – сами удивляемся, глядя на молодчиков со свастикой, марширующих в центре Москвы. Действительно, откуда!

Недобрав баллов для поступления в Харьковский госуниверситет, Игорь Вагин вернулся в родной Мариуполь. Временно перешел в пролетариат, чтобы летом вновь взвиться абитуриентом.

Два предыдущих года он провел в Индии вместе с отцом, откомандированным туда для поднятия национальной металлургии. Азы английского языка, освоенные на далекой стройке, плюс рабочий стаж давали надежды на перспективы. И они свершились: в 1987-м Вагин был зачислен на 1-й курс юридического факультета Военного института – одного из самых, пожалуй, элитарных вузов Министерства обороны бывшего Союза (в нем и до сих пор куются кадры для ГРУ и прочих контор невидимого фронта).

Москва конца 80-х, только что освободившаяся из гэбистских тенет, ошарашила провинциала невиданной гласностью, толпами политических «тусовок». Однажды Вагин и его однокашник Андрей Попов, прогуливаясь во время увольнительной, забрели в один из импровизированных гайд-парков, шумевший неподалеку от редакции «Московских новостей». Их заинтересовала перепалка высокого молодого блондина с «типом в пенсне» профессорского обличья. Парень кричал, что демократам место в Израиле, «профессор» защищал академика Сахарова. Спор выиграл блондин, смахнувший кулаком каракулевый пирожок с головы оппонента.

Познакомились. Сторонник сильных аргументов Виктор Якушев, недавний выпускник экономического факультета МГУ, рекомендовался: «Стою на позициях православного фашизма. Член «Памяти». Вы, я вижу, ребята – военные, за такими, как вы, – будущее. А этих интеллигентиков передавим».

Польщенные курсанты стали посещать сборища «памятников». Им с радостью давали «почитать» антисемитскую литературу. Тогда же они проштудировали «Майн кампф». Ощутив пропагандистский зуд, ксерокопировали и распространяли в институте антисемитскую литературу.

Друзья подарили Андрею Попову в день его рождения туристский топорик, на котором выгравировали «топор-жидоруб». Особым шиком среди них считалось прийти в институтскую столовую, нацепив на морскую фланельку побрякушку со свастикой. Попов как-то умудрился затеять переписку с членами Ирландской республиканской армии, от которых получал листовки и брошюрки с инструкциями, как «вести подпольную борьбу».

Бывший замполит курса полковник Василий Белоусов (сейчас он старший преподаватель) до сих пор с теплотой вспоминает о Попове: «Неплохой был парень, интеллектуально развитый». И Попов, и Вагин действительно были на хорошем счету. Отличники боевой и политической… Вагин к тому же был членом комитета ВЛКСМ института бессменным комсоргом группы.

Оба – активные общественики: в частности, они издавали стенную газету «Отечество», в которой публиковали статьи о масонстве и всемирном сионистоком заговоре. В 90-м году начальство предлагало курсанам баллотироваться в ВС СССР, но Попов «не захотел», a Вагин «по возрасту не вышел».

Но не все протекало гладко, жизнь иногда преподносила курсантам неприятные сюрпризы. Как-то Попов, познакомившись с гражданином Ливии, решил летом повоевать в «антисионистских» отрядах Каддафи.

Но компетентные органы сорвали «сафари», задержав его по дороге на явочную квартиру. При обыске в его общежитской комнате нашли «топор-жидоруб», листовки ИРА, переведенные на русский язык, «Майн кампф», нацистскую символику.

Что было потом, никто не знает (сам Попов отмалчивался, но вид имел вполне беспечный). Доподлинно известно лишь одно: другой курсант, попавшийся с колодой порнографических карт, выходя из спецчасти, дрожал осиновым листом.

…Учились в национал-СС. Во все годы пребывания в стенах Военного института Вагина и Попова (так вышло) их больше пестовал упомянутый Виктор Якушев. Он был для будущих военных юристов наставником, душеприказчиком, знаменем, и следовали они за ним неотступно, как ни извилист был маршрут.

Осенью 90-го, поругавшись с Васильевым, он вместе с Александром Баркашовым основал неонацистское движение Русское национальное единство. Эти два фашиста – бывший рабочий, обладающий организаторскими способностями, и интеллектуал с университетским образованием – вроде бы хорошо дополняли друг друга. (Кстати, название партийной газеты РНЕ «Русский порядок» придумал не кто иной, как Якушев.)

Но фюреры не прощают чужое превосходство, и каждый из них замаршировал «своим путем». Вскоре Якушев заявил о создании собственной группировки – национал-социального союза. Название рождалось в муках, ему мистически настроенные нацисты придавали особый смысл. Сошлись на НСС: все-таки почти СС.

Программку наскоро сварганили из гитлеровских тезисов: «белая раса…», «мировое еврейство…» и т. д. Энэсэсовец, художник-любитель, вырисовал партийный герб: орел, держащий в когтях круг со свастикой.

Герб вывешивали в «красном уголке» жэка на Мосфильмовской улице, неподалеку от дома Якушева. Сам фюрер, восседая под орлом, регулярно читал «общеобразовательные лекции» для своих соратников на произвольные темы, например, «Почему мы не любим евреев» или «Как бороться с евреями». Когда тема исчерпалась, договорились о встречах в том же месте с «патриотически настроенными» преподавателями, читавшими в Военном институте спецкурс по дезинформации. Качкам в черных рубашках давали список книг, заставляли прочитывать ежедневно по 50 страниц. Тем, кто «тянулся к знаниям», настоятельно рекомендовали поступать в институты и даже оказывали через знакомых протекцию. Боевая подготовка также не была в загоне. Члены НСС тренировались в секции каратэ, которую вел один известный в Москве мастер. А командование Военного института разрешило штурмовикам совершенствоваться на институтском полигоне (не знаю, было ли ему известно – для кого такая честь?).

Мало кому известно, что в 1990-1992 гг. НСС был, пожалуй, самой сильной в России неонацистской группировкой. В ее рядах состояли 200-300 физически подготовленных боевиков с тщательно промытыми мозгами.

Структурно организация делилась на отделы: организационный, идеологический, военный, боевых отрядов и пропагандистский. Якушев был председателем и возглавлял идеологический отдел, Вагин – организационный, Попов – военный. Боевые отряды НСС делились на «тройки», «пятерки» и «десятки» – они представляли собой «нелегальные структуры».

Партийная касса – своего рода «общак» – складывалась из взносов энэсэсовцев и спонсорских вкладов (чьих?..). Откровенной вербовкой в НСС никто не занимался, не было нужды – от желающих отбоя не было. «Для нас главным было создание своего рода ордена или клана, – сказал мне Вагин. – Другая задача, не менее важная, – это внедрение своих людей в коммерческие и властные структуры».

Вряд ли удалось полностью осуществить эти грандиозные планы. Контингент, по словам Вагина, был странным: НСС наполовину состоял из интеллигенции, наполовину из полукриминальных субъектов.

– Был у нас такой Сергей Коркин, наполовину грузин и маленького роста, – рассказал Вагин, – считавший себя откровенным нацистом. «Знаешь, – как-то сказал он мне, – когда накурюсь анаши, снятся мне нацистские сны: представь, иду я в черном галифе, а по бокам две высокие арийки».

И хотя энэсэсовцы, множась, крепли, Якушев искал выход в «большую политику», видя за своей организацией «грех сектантства». Так скрестились судьбы наших юристов.

– Весной 1991 года, – вспоминает Вагин, – Виктор сказал: «Поехали к Жириновскому, обхохочешься». По всему было видно, что Якушев оказался в штабе ЛДПР не в первый раз. Жириновский обращался к нему по-свойски, но было заметно, что он его слегка побаивается. Мы сразу выложили карты на стол: есть люди, которые могут помочь тебе провести предвыборную кампанию.

К тому времени НСС располагал двумя десятками членов, подготовленных вести агитацию на вполне профессиональном уровне. Они практиковались на Жириновском. Помните молодых людей, которые – где-то на повышенных, а где-то на пониженных тонах – доказывали, что «только Жириновский защитит русских»? А цветные плакаты с физиономией кандидата в президенты, налепленные на столбах и в подземных переходах, помните? Это все – дело рук НСС, единственной организованной силы, поддержавшей тогда ЛДП СССР.

Жириновский в благодарность выделил энэсэсовцам три ответственных партийных поста: руководителей московского отделения и молодежной организации, а также заместителя управделами. Первые два занял Якушев, последний – Вагин.

Августовский путч Жириновский, как известно, благоразумно переживал в подмосковном пансионате. Но кто знает, что в это время его молодцы кутили на партийные денежки? Когда пришел срок платить за отдых, курьер, командированный «отцом нации» за казной, обнаружил лишь нескольких в стельку пьяных горлопанов.

Нельзя сказать, что именно тогда испортились отношения между Жириновским и Якушевым с Вагиным. Ибо, по большому счету, не НСС нуждался тогда в ЛДП, а «сын юриста» был заинтересован в «дисциплинированных ребятах», способных по приказу делать любую черную работу. На сходках энэсэсовцев, кстати, часто дебатировался вопрос, «надо ли нам работать на еврея»? Мнения расходились, иногда вплоть до рукоприкладства.

– Над Жириновским мы смеялись откровенно, в лицо, в грош не ставя, – рассказывает Вагин. – Однажды приехали в аэропорт «Шереметьево» встречать его. Прилет самолета задерживали, и мы прочно сели в ресторане. Когда Жириновский приземлился, никто из нас твердо не мог стоять на ногах. Кое-как уселись в председательскую «Волгу», посадили девчонок и с шиком покатили в Москву, оставив «Жирика» куковать с чемоданами.

Игра в «большую политику», превратившаяся в измывательства над покладистым «Жириком», вскоре наскучила нацистам. Почти одновременно, в начале 92-го, НСС стал разлагаться. Лекции уже были прочитаны, полученные знания требовали применения, и нацисты развлекались тем, что время от времени совершали налеты на азербайджанских торговцев или задирали в метро лиц «характерной наружности». Их иногда задерживала милиция, но потом «по звонку» отпускала. Якушев, от которого соратники требовали «настоящего дела», скорбно пролистывал Уголовный кодекс и отмалчивался…

Недоучившись год, Вагин с 4-го курса Военного института перешел в Московский заочный юридический институт и одновременно поступил на службу в Бауманский райотдел ОБХСС. «Появилась семья, – объяснил он свое решение, – надо было ее кормить. Да и по распределению мне светила только тмутаракань».

Борьба с экономической преступностью была особенно хороша тем, что не отвлекала от политики и где-то стыковалась.

– Однажды нам приказали искоренить несунов на кондитерской фабрике имени Бабаева, – вспоминает Вагин. – Чтобы «накрыть» все щели, требовалось большое количество людей, которых не было в нашем управлении. Я, договорившись с начальством, позвонил командирам «десяток» НСС, и через час наши ребята в черных беретах уже «мочили» воришек.

Вагин не скрывал от сослуживцев своей принадлежности к нацистской группировке, любил поразглагольствовать о своей ненависти к «цветным». Экстравагантные взгляды молодого милиционера не были секретом и для его начальства. Но только однажды начальник отдела, вынужденный, видимо, «отреагировать на сигнал из органов», вызвал его в кабинет: «Ты знаешь, что сотрудникам милиции запрещено состоять в политических партиях?» – «Знаю и поэтому не состою. А мои убеждения являются сугубо частным делом», – и разговор был окончен.

В 1992 году на территории Бауманского района столицы стали в изобилии возводиться фешенебельные офисы крупных банков. Вагину, как перспективному сотруднику, поручили их курировать. Надо сказать, что он очень скоро вник во многие тонкости банковского бизнеса.

В стиле жизни милиционера-нациста шокировало коллег лишь одно – три его личных автомобиля, рядком припаркованных у отдела ОБХСС. Хотя и куплены они были, как говорит Вагин, на его трудовые, кровные. В частности, «Ниссан», бывший личный автомобиль жены корейского посла, приобретен был через Управление дипломатического корпуса МИД за 200 долларов.

В 1993 году Вагин – роковым образом – «попал» под закон о коррупции: «Мне инкриминировали взятку – ящик водки. (Смешно. Больше года в «Матросской Тишине», пока шло следствие. Летом нынешнего года суд вынес свой приговор: два года, условно.

А как сложилась судьба его однокашника и соратника по НСС? Андрей Попов благополучно окончил институт и отправился по распределению в Североморск, где до сих пор трудится в военной прокуратуре (для несведущих сообщаю, что в Североморске находится база Северного флота).

Потом Вагин работал заместителем директора фабрики-кухни. Четыреста человек в подчинении и карт-бланш в хозяиственной инициативе, как он говорит. Но масштаб не тот, да и душа просит работы по специальности. В его планах создание бюро, оказывающее информационно-юридические услуги по заказу банков: сбор сведений и проверка надежности партнера, адвокатура и др. Кстати, подобной деятельностью сейчас занимается и бывший фюрер НСС Якушев, возглавляющий фирму «Фауран». (Быть может, здесь и лежит ответ на вопрос: кто спонсирует фашистов?)

– Ну а политика – побоку? – спрашиваю Вагина.

– Нет, – отвечает, – я по-прежнему остаюсь нацистом по своим убеждениям. Но, к сожалению, мои политические взгляды и профессия как-то не срослись: может быть, я родился не в то время. Даже обидно: слышу из уст разных политиков свои идеи, которые вынашивал годами, а воплощает их другой.

Впрочем, Вагин не исключает того, что, отдохнув от тюрьмы, вскоре вернется в политику: «Моя судимость сейчас даже плюс – пострадал от демократов». А сколотить команду, по его словам, не составляет труда: «По первому моему звонку соберутся несколько десятков энэсэсовцев».

Где же сейчас бывшие члены НСС?

Около месяца назад в Москве прошло учредительное собрание партии «Национальный фронт», партии, как указано в ее «политических принципах», «арийского самосознания, являющейся частью движения сопротивления Белого народа». Большинство энэсэсовцев перетекло в этот фронт.

А фюрером партии стал некий Илья Лазаренко, студент 4-го курса Московского юридического института.

Юрист передал юристу нацистскую эстафету.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.