В ПОИСКАХ ЗИМЫ

В ПОИСКАХ ЗИМЫ

Декабрь 2003 года. Нет зимы. Лживая природа. Лживее младореформаторов, «перестройщиков» и всяческой номенклатуры. Хотя чего уж хуже их может быть?

Но я отвлекаюсь. А ведь уже и выборы в Госдуму прошли. Зимы нет. Вопреки всем прогнозам: циклон, антициклон, ожидаемое похолодание, магнитные бури плюс метель. Нет зимы. За последние сто пятьдесят лет невероятный декабрь, и ноябрь тоже невероятный. Снега нет, мороза без снега тоже нет. Дождь со снегом, затем снег, переходящий в моросящий дождь. Температура, как публичное надругательство: ночью -2. Прогноз погоды в роли психотерапевта все время обещает понижение температуры до -6. Днем все без изменений: от -1 до +3. И так каждый день. Вопрос: если зимы нет, будет ли весна?

Новый год жена уговорила меня провести у дочери в Варшаве. «Как тебе не стыдно, — говорила жена. — Ты скоро не будешь узнавать своих внуков». Я вяло возражал: «Дочь, ее мужа и внуков я вижу каждый год» (мы иногда вместе бываем на отдыхе). Это тоже затея жены. Мы, жена и я, как бы разбавляем концентрированный раствор общения детей и их родителей. Дети подвижны, как правило, не разговаривают, а кричат. Им кажется, что взрослые их не слышат, и на них не обращают внимания. У меня тоже голос не из тихих. У дочери мое наследство — голос низкий с хрипотцой. Когда весь этот гам соединяется вместе, не выдерживают ни уши, ни глаза. Ты сидишь, зажмурившись, молитвенно повторяя одну и ту же фразу «с ума сойти можно». И это правда, можно. На этот раз я снова уступил, и мы прилетели в Варшаву. Новый год — семейный праздник. Жена права. В Варшаве, как и в Москве, зимы нет.

Приехали, расположились, «вот ваша комната», — сказала дочь, и мы послушно стали распаковывать чемоданы. Дети, они же внуки, привычно орали, стараясь перекричать друг друга, прыгали, катались по полу, погружая нас в привычный ад системы раскрепощенного воспитания. В общем гвалте, который создавали дети, что-то с грохотом падало на пол. Раздавался визг вперемежку с плачем. Либо кто-то упал, либо ударился, а мать, даже не поворачивая головы в сторону оглушительного грохота, продолжала не спеша передвигаться по комнатам, время от времени роняя зычный окрик: «Алекс!! Наталья! Немедленно отдай Алексу мяч!» Двухлетний Алекс понимает, что мать на его стороне, издает восторженный вопль. И схватив не пойми откуда взявшийся отключенный микрофон, начинает им самозабвенно лупить по жестяной коробке из-под конфет. Грохот получается немыслимый. Мое смятение неподдельно. Я смотрю на эту звуковую какофонию и начинаю понимать, как поразительно обманчив образ спящих детей. Теперь я хорошо понимаю, умиление по этому поводу совсем неуместно. Однажды, не подозревая, что в соседней комнате спят дети, я громко заговорил. «Тише!» — бросилась на меня встревоженная мать. — «Ты с ума сошел! Они могут проснуться».

«Ну, проснутся, — опрометчиво отреагировал я. — Какое событие! Пройдет минута другая, снова заснут!»

Сожаление моей дочери выглядело неподдельным. Так сочувственно покачивают головой, глядя на умственно отсталых людей. Усмехнувшись, дочь добавила: «Если проснутся, я нам с вами не завидую. Мало не покажется!» И осторожно прикрывая за собой дверь комнаты, в которой восторжествовал, наконец, спасительный детский сон, стала спускаться по лестнице неслышными шагами, сохраняя на лице отрешенное выражение узницы, потерявшей интерес к пересчету дней, оставшихся до часа свободы.

Уважаемые дедушки и бабушки! Прислушайтесь к моим словам: в дни нечастых посещений своих детей на правах любящих родителей воздержитесь от каких-либо советов по поводу воспитания ваших внуков. У каждого своя дорога через ад.

Итак, Новый, 2004 год. Суета с подарками. Собрав весь этот разномастный набор с уточнениями, кому что: во-первых, внуки — мальчик и девочка; во-вторых, дочь; в-третьих, зять. Еще есть такая причудливость делать подарки друг другу. Уже в аэропорту я заметил, что со всеми этими негабаритными пакетами мы, скорее, напоминаем беженцев, которых незамедлительно откуда-то эвакуируют, нежели респектабельных пассажиров бизнес-класса. Но все позади, мы прилетели, нас встретили, поселили в уютном доме. Все-таки, как ни говорите, семья есть семья. А Новый год — семейный праздник. Интересно, а Борис Ельцин так же чувствовал себя в затяжные дни новогодних праздников?

Утром тридцать первого дочь уточнила, по привычке растягивая слова: «Па-а, это у нас в России Новый год — семейный праздник. А у католиков и протестантов (а поляки, па-а, католики) семейный праздник Рождество. А Новый год — праздник тусовочный. У нас, па-а, будут гости — двадцать человек». Уже не сопротивляясь и мгновенно оценив утрату семейного уюта, я спросил: «И дети будут тоже?»

— Ну, с детьми еще не все ясно. Три пары будут точно с детьми, а остальные под вопросом.

Нет-нет! Мы выжили, хотя это было не так просто.

Народ стал собираться где-то к девяти. Как сказала дочь, кто-то из пришедших дам хотел поговорить со мной о политике. Слава богу, этого не случилось не по причине моего нежелания — напротив, я уже со всем смирился. Все поляки, разумеется, говорили по-польски. Мы с моей женой, что тоже естественно, по-русски. А как иначе? Пересечений, как таковых, почти не наблюдалось. И вообще празднование Нового года было похоже, как если бы оно случилось в зарубежном аэропорту, где вылет самолета задержали по причине скверной погоды.