МУДРОСТЬ НЕ ДАЕТСЯ ВЗАЙМЫ

МУДРОСТЬ НЕ ДАЕТСЯ ВЗАЙМЫ

31 августа 2001 года. 14 часов. Некое подобие политического переполоха. Евгений Примаков подал в отставку с поста председателя фракции «Отечество — вся Россия», в которой сорок пять депутатов. Разумеется, дело не в мифической значимости поста, а в политической значимости его обладателя. Примаков — почитаемая фигура. Не влиятельная, но и не сбоку припеку. Мало что решает, однако «вхож» и «может».

Итак, Примаков ушел. Совсем. Сказал слова, положенные в таких случаях на пресс-конференции, а затем я позвонил ему и предложил сделать телевизионное интервью-беседу, уточнив, что его собеседником буду я. Евгений Максимович согласился. Мы не первый раз с ним беседуем, И темы этих разговоров столь обширны, сколь и эксклюзивны. Примаков никогда не скажет больше, чем хочет сказать. Однако, как человек, не лишенный чувственности, реагирует на невыдуманную откровенность и ответно раскрывается, шутит, излучая и доброжелательность, и лукавый юмор, и несуетную мудрость.

Итак, по порядку.

«Отечество» объединяется с «Единством» и настроено создать партию центра. Хорошо, что отказались от форсированного варианта создания партии и выбрали эволюционный путь сближения. Примаков делает паузу, смотрит на свою руку, пальцы которой отбивают тихую дробь на столе, затем так же поспешно обозначает следующую мысль.

— Я в партию вступать не настроен. Естественно, если бы я захотел и поставил перед собой такую задачу, ей бы сопутствовали и обязанности. Непременно вхождение в какие-то руководящие органы партии, политсовет, бюро или еще что-нибудь. Я этого делать не собираюсь. Я уже был и членом партии, и даже членом политбюро. Полагаю, достаточно.

Относительно «достаточно» — это уже не Примаков. Это я ему подыграл.

— Фракция состоялась, — говорит Примаков, — и профессионально, пожалуй, это самая сильная фракция и с точки зрения авторитета.

— А если начнется разлад?

Примаков был самостоятелен, что отчасти раздражало и политсовет «Отечества», и Кремль.

— Да, это так, — соглашается Примаков. — Я сразу предупредил, что не буду отдавать «под козырек», если буду считать, что парламентская реальность требует других оценок. Со мной соглашались, возможно, и без радости, но соглашались. Лужков (и ему признателен за это) поддерживал мою точку зрения. У нас с ним не было противоречий. Так мне кажется, — уточняет Примаков, как бы еще раз утверждаясь в этом мнении.

Он не просто рассуждает о своем решении, он как бы прощается и, как бы, дает понять, что его добровольная отставка — некий осознанный шаг в сторону.

— Посудите сами, — говорит Примаков, — во всякой работе, если даже она внешне не важна, но вам ее поручили, надо найти себя в этой работе. В прошлом я возглавлял одну из палат Верховного Совета, и вроде бы законодательный тренинг прошел. В нынешнем своем положении я оказался внутри законодательного процесса. Не «над», а именно внутри.

— Вы удобный, сговорчивый человек, вы — человек компромисса?

— Я — человек разумного компромисса, но удобным и сговорчивым себя назвать не могу.

— Не будет ни для кого секретом, вы раздражали кремлевскую администрацию, так как, будучи обостренным государственником, были чужды всевластью менеджеров.

— Согласен, я их раздражаю, например, Волошина. Волошин внушает мысль о некомпетентности Примакова, о его старческом брюзжании, о моей якобы «прокоммунистичности». Это все из партитуры Березовского. Им не нравится, что я непримирим в очевидном факте — «вор должен сидеть в тюрьме». Сейчас, спустя два года, можно сказать: отстранение Примакова от власти проигрыш не его, а России. Примаков был способен предложить другой путь развития. Ельцина замучили несуществующей угрозой возврата в коммунистическое вчера. Выбор образа врага был точен. Примакова из коммунистов, долой Примакова!

В вышедшей незадолго до интервью книге Бориса Ельцина «Президентский марафон», написанной зятем первого президента Валентином Юмашевым и еще несколькими персонами его окружения, этим событиям посвящается немало слов.

Интересна реакция Примакова?

— Вы читали?

Примаков, пожимая плечами:

— Сам бы, наверное, не прочел. Побудили. Заставили прочесть.

— Ну, и как?

— Я почти уверен, что Ельцин сам этой книги не читал. Вот, что прискорбно.

— Вы неисправимый идеалист, — замечаю я.

— Может быть. Все-таки он был президентом и мне лично говорил совсем другие слова. Знаете что?

— Знаю, — перебиваю Примакова. — Вам обидно за собственную порядочность.

— Может быть, — отвечает он раздумчиво. А затем лукаво улыбается. — Может быть.

Я никогда не скрывал своих симпатий к этому человеку. Так бывает, вас нельзя назвать друзьями в общепринятом смысле этого слова. Вы не дружите семьями, но однажды, встретившись, вполне возможно даже в официальной обстановке, какая-то искра вспыхивает, пробегает меж вами, и вы чувствуете, что очень хорошо понимаете друг друга. Более того, странным образом отчего-то предрасположены друг к другу. Нечто подобное случилось и в наших отношениях с Евгением Максимовичем Примаковым. Общаясь с ним, вы не чувствуете, нет, угадываете порядочность этого человека, вы погружаетесь в нее. Любой шаг, любую мысль, любой поступок Примаков пробует на оселок порядочности, как пробуют лезвие бритвы, дабы быть уверенным, что инструмент в безукоризненном состоянии и сбреет все.

В Примакове поразительно сочетаются два свойства: осторожность (здесь и опыт разведчика, и практика дипломата) и решительность. Весь мир помнит поступок председателя Совета министров России Евгения Примакова, когда он 24 марта 1999 года, направляясь с официальным визитом в США, приказал немедленно развернуть свой самолет над Атлантикой, узнав по телефону от вице-президента США Альберта Гора о том, что принято решение по весне или в начале лета бомбить Югославию. Боже! Какой начался визг в либеральных СМИ! Надо было лететь, встретиться с президентом США, воспользоваться трибуной ООН и пригвоздить американцев к столбу позора. Примаков рассудил иначе. Все действия Америки в Югославии, все действия стран НАТО — вне норм Организации Объединенных Наций. В этом суть вопроса. НАТО претендует на установление мирового порядка вне контактов признанных международных организаций. Иначе говоря, нового порядка. Примаков, по сути, тогда в вакханалии полной сдачи федеративного союза славянских государств на раздробление и разграбление Западом и радикальным исламизмом, был единственным из крупных политиков, кто не просто «щелкнул» по носу, но и дал «пощечину» «другу Биллу» — президенту США Биллу Клинтону.

Но очень скоро почувствовалось, что в отношениях Ельцина и Примакова стала появляться абсолютная официальность, которая не присуща единомышленникам.

Все это продолжалось до известного интервью Бориса Ельцина. На вопрос журналиста: «Есть ли у президента вопросы к правительству и устраивает ли его нынешний премьер?» — Ельцин ответил:

— Пока устраивает.

Примаков в тот же день среагировал на этот плохо скрытый выпад Президента:

— Если у Бориса Николаевича есть вопросы к правительству, он может их задать. А чувствовать себя временным премьером я не собираюсь.

С этого момента уже ни у кого не было сомнений, что в ближайшее время Евгений Примаков уйдет.

Слухи, которые распространялись в первые месяцы работы Примакова, были один невероятнее другого; что, дескать, вот-вот начнутся аресты олигархов; что Примаков намерен провести национализацию и пересмотреть итоги всех залоговых аукционов. Ни у кого уже не было сомнений: мир криминального бизнеса напуган и готовится к контратаке. А что же было на самом деле? И что удалось, и что не удалось премьеру Примакову?

Сами за себя говорят данные социологических опросов. Только 7 % опрошенных россиян одобрили отставку Примакова, 70 % — отнеслись к ней отрицательно. И тотчас же стало ясно: при столь негативной реакции общества к отставке Примакова назначение на смену ему любого другого человека вызовет, в лучшем случае, сдержанное отношение.

Так и произошло. Назначение новым премьером Сергея Степашина поддержали лишь 19 %, не поддержали — 34 % населения. 47 % участников опроса остались безразличными к его назначению.

Примаков в этом смысле был уникален. Он оказался единственным политическим лидером, по отношению к которому доля доверяющих ему в 3,5 раза превышает количество тех, кто ему не доверял. Мы говорим о настроениях июня-августа 1999 года, спустя месяц после того, как Примаков был отправлен в отставку. И тотчас общество заговорило о выдвижении кандидатуры Примакова в президенты. На фоне других кандидатов Примаков выглядел попросту несопоставимо. Популярность Примакова в тот момент опиралась на внушительную поддержку всех социально-профессиональных групп, особенно среди служащих, пенсионеров, гуманитарной и творческой интеллигенции, военнослужащих.

Сегодня аналогичным раскладом симпатий располагает только В. Путин и, возможно, Ю. Лужков. За «хорошие глаза» не любят. Мы часто спорим: что сделал Примаков?

Я отвечу. Он вселил надежду, и первой ласточкой реальной надежды была стабильность. И теперь подробнее, что связывали граждане России с именем Евгения Примакова, ставшим премьером России. Это — тоже результат социологических опросов, проведенных в начале 1999 года.

В понимании сограждан Примаков — это реальная возможность выйти из затянувшегося кризиса через стабильность и согласие в стране, подъем экономики, преодоление нищеты путем соединения рынка и государственного регулирования, возрождение авторитета России в мире. И, что особенно бросалось в глаза, вера сограждан, что именно Примаков, не запачканный личным корыстным интересом, начнет масштабную борьбу с коррупцией.

Нет, Примаков не собирался проводить национализацию, но провести серьезную ревизию результатов приватизации он хотел. Общество увидело в Примакове высокого профессионала — государственника.

Восемь месяцев — это не срок для правительства, и все же они не прошли бесследно. Появление Примакова во главе правительства постепенно стало сводить на «нет» конфликт между Думой и исполнительной властью. Теперь надо было любой ценой, если не остановить, то добиться отрицательного голосования по объявлению импичмента президенту.

Позиция Примакова, отрицающего импичмент, которую он постоянно оглашал, имела свое воздействие. Голосование состоялось, чем Ельцин был недоволен и внутренне винил в этом Примакова. Но импичмент не прошел. Сразу после голосования было заявлено, что здесь уже постарались ближайшие клевреты Ельцина, что Примаков здесь ни при чем, и провал импичмента — заслуга совсем других людей, в частности, В. Ю. Суркова. Но непреклонная позиция Примакова, которому большинство Думы доверяло, сыграло свою роль.

Его самостоятельность никогда не была теорией, продуктом риторики. Он был самостоятелен в поступках. И в известной, уже упомянутой мною, истории с разворотом самолета, в котором летел в США на переговоры. Он остался Примаковым, когда дал согласие выступить на стороне защиты президента Югославии Слободана Милошевича в Гаагском суде. Именно Примаков на третьем Съезде народных депутатов СССР, который состоялся 12–15 марта 1990 года, голосовал против отмены шестой статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС. Примаков понимал, что приговаривают не партию, приговаривают СССР. И он был прав. И всякая пустозвонная полемика, что Союз развалил Ельцин или Беловежское соглашение, не выдерживает никакой критики. Союз, говорю я вам, и это факт неопровержимый, развалило решение Съезда народных депутатов СССР об отмене шестой статьи, определявшей КПСС как руководящую и образующую силу страны. 18-миллионная партия играла роль каркаса страны. Каркас изъяли, и громада, именуемая страной, развалилась.

Примаков, сторонник активной эволюции, всегда был против всяческих революционных потрясений. И, может быть, поэтому, возглавив внешнюю разведку и придя туда совсем из чуждой академической сферы, Примаков там стал своим.

А на вопрос корреспондента, «почему вас приняли там, как своего?», ответил:

— Я сразу решил для себя, что иду в это ведомство не для политического надзора, а для работы. Профессионалы поняли, что я не разрушитель. Я старался сохранить разведку, приспособив ее к новым условиям работы. Важнее было сохранить кадры.

И вот тут самое главное в ответе, характеризующем Примакова как профессионала: «К тому же, разведка — это, прежде всего, аналитическая работа. И я понял, что могу быть полезен».

И естественно, профессионалы оценили профессионала.

И еще один вопрос из того же интервью: «Когда вы возглавляли правительство, у населения появилась надежда, что вы покончите с коррупцией».

Ответ Примакова: «Нам не хватило времени. Мы же не могли и не хотели прибегать к репрессиям, чтобы в считанные дни «предъявить результат». Мы сумели выявить факторы и источники коррупции. Но Семья восприняла это как угрозу. Борис Березовский тотчас же заявил, что мы даем сигнал к репрессиям».

Ельцин боялся Примакова, относился к нему настороженно. Примаков никогда не переступал допустимого порога. Он не был близок ни к семье Горбачева, ни к семье Ельцина. И эта дистанция, установленная Примаковым, а не Ельциным, вызывала подозрение у Бориса Николаевича.

12 мая 1999 года Ельцин подписывает указ об отстранении Примакова от должности председателя правительства РФ.

Я помню рассказ Примакова:

«Он вызвал меня. Сказал, что он меня очень ценит. Но на него давят бизнесмены, политики и он должен принять решение. Я не стал ему ничего объяснять. Да и зачем? Я понимал, что совершается ошибка. Но он уже принял решение. Когда мы прощались, он обнял меня и сказал: «Давайте останемся друзьями!»

Когда я делал фильм о Примакове, я воспроизвел этот сюжет и сделал закадровый текст таким, какую ассоциацию вызвала у меня эта сцена прощания: палач заносит топор над жертвой и, наклонившись к уху приговоренного, вознося глаза к небу, шепчет: «Будешь там, помолись за меня!» — и опускает топор…

17 августа 1999 года Примаков объявил о своем согласии возглавить блок «Отечество — вся Россия». Это было воспринято на «ура!». Но затем ситуация изменилась. Появилась необходимость объединения этого блока с фракцией «Единство» в парламенте. И принципиальный Примаков принимает решение покинуть свой пост. У него появились расхождения с более прагматичным Юрием Лужковым.

Ирина Хакамада так прокомментировала в то время уход Примакова с поста руководителя фракции: «Очень часто Примаков занимал принципиальную и жесткую позицию с уклоном в левый центр, не совпадающую с более радикальными правыми взглядами «Единства», как правило, обслуживающего власть. Это мешало процессу объединения фракций».

Характеризуя этот поступок Примакова, следует вспомнить реплику Александра Андреевича Чацкого из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». В этом весь Примаков.

И снова фрагмент из интервью, которое дал Примаков вскоре после этих событий:

«А с Юрием Лужковым, какие у вас сегодня отношения? Ведь по вашим собственным словам, о слиянии «Отечества» и «Единства» вы узнали из газет? Получается, вас «кинули»?»

— Я не член «Отечества» или любой другой партии. Я исхожу из того, что Лужков принял ту реальность, которая существует. Отношения с Ю. М. Лужковым не теряют доверительности, но каждый занимается своим делом.

Приближаются выборы президента, на Примакова оказывается громадное общественное давление, чтобы он выдвинул свою кандидатуру. До последнего момента Примаков воздерживается от заявлений. Высокие рейтинги Примакова начинают раздражать власть, тем более что в Кремле вынашивается совсем иной сценарий действий.

Примаков слишком значимая фигура и будет представлять реальную опасность для кандидата власти на выборах. И тотчас дается отмашка на дискредитацию Примакова в СМИ. За это дело с удовольствием берется Березовский. На телеэкране появляется обличитель в лице Сергея Доренко, чуть ранее он, в буквальном смысле этого слова, уничтожал Лужкова, когда на выборах в Думу 1999 года «Отечество», партия, созданная Лужковым, стала представлять реальную угрозу для «Единства».

Травля была безудержной. Непостижим и формат травли: 100 % лжи. Но ни кабинет министров, ни Кремль, ни ЦИК не вмешались в это безумие, а спокойно наблюдали за развитием событий. Кстати, в то время премьером уже был Владимир Путин.

Для Примакова это стало адовым испытанием. В одной из бесед он признается: «Я никогда не сталкивался с таким количеством предательств. Никогда». И тогда он окончательно отказался от участия в президентских выборах. Он понял, что его блок, который он еще недавно возглавлял, не поддержит его на выборах. И Примаков снимает свою кандидатуру с дистанции президентских гонок.

Далее следует временная пауза. Страна избирает нового президента. Им становится Владимир Владимирович Путин. Ельцин еще раз удивил мир. Мы так и не получили ответа, почему Путин, а не кто-нибудь другой? Судя по неожиданности и алогичности, это решение самого Ельцина. Оно мне напоминает историю с кандидатурой вице-президента, когда из всех мыслимых и прогнозируемых вариантов Ельцин выбрал немыслимый: Александр Руцкой. Как показала жизнь, эксперимент оказался малоудачным. И дело даже не в трагических событиях 1993 года, главным организатором которых и стал вице-президент, перейдя на сторону мятежников. Абсурд в другом: канула в Лету сама должность вице-президента. Страх Ельцина перед возможным оппонентом в будущем заставил его вместе с водой выплеснуть и ребенка.

Россия отказалась от американской модели управления страной, которую двумя годами ранее приняла с восторгом, и перешла на французскую — президентскую республику без вице-президента. Это было большой ошибкой, учитывая авторитарность власти.

11 сентября 2001 года.

Страшный день. В Нью-Йорке на «глазах» телекамер CNN пассажирские самолеты врезались в «башни-близнецы» Делового центра — символа мегаполиса, одного из символов США. Миллионы людей в мире смотрели этот ужас впрямую. Около трех тысяч погибших, почти семь тысяч ранены — граждане 96 государств. День аттестован, как начало трагического столетия. В «штатах» беда всемирного масштаба, а мы в Ялте, где под «бархатный сезон» организован телевизионный форум. Восприятие случившегося интеллигенцией, преимущественно московской, было подавленно истеричным. С нервными хождениями по номерам и холлам гостиницы, по пляжу, потиранием измученных в раздумьях о судьбах Родины и мира рук. «Допрыгались», — это в адрес американцев. «Все им нипочем. Весь мир — под ноготь. Вот теперь вы закукарекаете, голубчики».

И тут же, поймав чей-то недоуменный взгляд, с некоторым пафосом: «Ну, конечно же, это ужасно! Невероятно! Наше сочувствие с ними. Завтра мы начнем с минуты молчания.

А режиссер Сергей Соловьев нервно пучит глаза при этом. Он — председатель кино-жюри: «Господи, началось другое столетие. Мир еще этого не понимает, но с этого момента мы живет в другом мире. Каком?!»

— Спроси что-нибудь полегче. Откуда я знаю, в каком? Знаю и понимаю — другом. Правила жизни в котором еще не известны никому.

Пусть в меньших размерах, но мы пережили такое, когда в Осетии, а затем в Москве одно за другим были взорваны три жилых дома. Так вот, потрясло совсем иное: внезапное понимание истины, что видимого врага нет. А если так, то враг везде, отовсюду и в любой момент может нанести удар. Эта опасность исходит, прежде всего, от исламского мира. А он насчитывает свыше 1 млрд. человек. Понимание столь неисчислимой опасности случилось почти мгновенно.

Но эта беда объединила цивилизованный мир. Более того, позиция, которую занял президент Путин, есть новая эра в отношениях России и Запада, России и США. Спору нет, наш Президент повел себя достойно. Он безоговорочно поддержал Америку в ее решимости бороться с террористами до конца, высказав не только моральную поддержку, но и обозначив программу общих с Соединенными Штатами действий против единого врага. Такое в политики России случилось впервые.

7 октября 2001 года.

Операция «Возмездие» началась. Авиация США и союзников наносит бомбовые и ракетные удары по Афганским провинциям, где засели талибы. Удары называются «точечными». Их технология опробована во время Первой мировой войны. Но американцы гордятся ею до сих пор. В Первую мировую у бомбардировщиков были значительно ниже скорости и бомбы сбрасывались вручную — именно на тот объект, который надо было уничтожить. А сейчас пойди разберись, насколько бомбардировка «точечная», а насколько — «ковровая». После «разгрузки» авиации — в работе спецназ. Его задача удручающе очевидна: изловить Бен Ладана, а вместе с ним наиболее значимых исламских экстремистов.

Но вот что опасно. Беназир Бхутто, бывшая глава Пакистана, высказала чрезвычайно важную мысль: «Действия сухопутных сил, какими бы они ни были: на стороне Северного альянса или в любой другой вариации, очень скоро объединят афганцев против общего врага, каковым будут объявлены американцы, как захватчики, как агрессоры и поработители. Потом, когда они вынудят американцев уйти, в этом мало кто сомневается, Афганистан вновь погрузится в межклановую резню». Питать на этот счет какие-либо иллюзии — достаточно наивно. Афганистан — есть Афганистан. И уж кто-кто, а Россия это знает. Да и у самой Чечня до сих пор в огне.

Война с талибами — это не только поиски Бен Ладана. Это, прежде всего, проамериканские интересы, и афганское правительство готово эти интересы отстаивать. Талибы пришли к власти, и были выпестованы Америкой как антипод советским войскам. Антироссийские настроения появились после пребывания в Афганистане ограниченного контингента советских войск. Мы уходили и вынужденно и здраво, но понимали: отдаем Афганистан США. После ухода советских войск он неминуемо станет зоной американского влияния. Какое-то непродолжительное время так оно и было. Но достаточно скоро ситуация в Афганистане стала неконтролируемой.

Афганистан превратился в очевидную угрозу, как для России, так и для Америки. Совершенно очевидно, что события 11 сентября, и реакция на них со стороны России для Бен Ладена и всего исламского экстремизма стала достаточной неожиданностью. Исламистам казалось, что для России достаточно своей Чечни, и долгое время они играли против России, используя Совет Европы, на поле гражданских свобод и соблюдении прав человека. Запад не хотел возводить Чечню в ранг территории открытого терроризма. События 11 сентября 2001 года в Америке вынудили Запад посмотреть на Чечню под углом необходимости ликвидации терроризма и его очагов. 18 ноября 2001 года.

После начала интенсивных ударов с воздуха, которые предприняли США, войска Северного альянса поэтапно переходили в наступление и в течение месяца очистили от талибов три четверти территории Афганистана. Кровопролитных боев не было. В начале ноября бандформирования изменили тактику и стали без боя сдавать города, сохраняя силы и отступая на юг.

Узбекистан тоже добился своей цели. Цепь военных лагерей талибов вдоль таджикско-узбекской границы с Афганистаном, наконец, была уничтожена. Эти лагеря представляли постоянную угрозу.

Не следует забывать, что Афганистан является одним из самых крупных после Боливии и Никарагуа, центров по производству наркотиков. Средства от их продажи и есть главный финансовый источник существования Афганистана со всеми его составляющими.

В этом смысле и Таджикистан, и Узбекистан, однако, в неизмеримо меньших величинах, являлись перевалочным пунктом в транспортировке наркотиков в Россию, Китай и Европу. Вряд ли удастся перекрыть Афганистан, как плацдарм наркотического бизнеса. Однако переход границы наркокурьерами может теоретически убавиться. Хотя это скорее оптимистический домысел.

Таджикистан и Узбекистан, кстати, самые мощные в СНГ производители наркотического сырья. В этом смысле таджикскому руководству даже выгодно говорить, что вся «дурь» поступает из Афганистана.

Американцы уже не надеются найти Бен Ладена при помощи спецопераций высококлассных войсковых команд. Сенат США назначил выкуп за обнаружение следов Бен Ладена в $ 5 млн. Поможет ли это? В полной мере, вряд ли. Но то, что Бен Ладен почувствует себя менее уверенно, факт.

Интересно в этом отношении свидетельство пакистанского журналиста Таисира Аллюни, представляющего телевизионную компанию AL JAZEERA (Аль Джазира). Вот что он сказал: «Я встречался с Бен Ладеном несколько раз. Раньше у него была спокойная и очень мелодичная манера говорить. Но все изменилось. Сначала его черная как смоль борода стала совсем седой. И не меньшая трансформация произошла с речью. Речь стала отрывистой и взвинченной, и сам Бен Ладен выглядит подавленным и загнанным человеком». Восток — дело тонкое. Верить этим откровениям, хотя они вполне реально рисуют картину, очень опасно.

Интересная деталь. Последние десять лет мы жили осознанием того, что все самое главное в мире происходит в России и, в крайнем случае, на пространстве бывшего СССР. Мы утратили интерес к международным событиям. Закрывались международные журналы, отделы, редакции, эфирные программы. Спрос рождает предложение. Спрос упал. Интерес не пропал вообще, но сократился на порядок.

Заграница интересовала нас как место отдыха или работы, куда мы устремлялись стройными рядами. Там лучше — это факт, но все события происходят здесь. Мы этих событий боимся и от них бежим. Впоследствии этот исход войдет в историю и обретет свое название: четвертая или пятая волна русской эмиграции. После трагедии 11 сентября 2001 года мы поняли, что зарубежье и его жизнь — это не информационный гарнир к нашим вечным проблемам. Что делать? И кто виноват? А судьбоносный процесс, способный опрокинуть и взорвать мир?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.