Сторонники Ельцина

Сторонники Ельцина

Часть московской интеллигенции, в том числе люди пожилые, обнищали в 1991–1992 годах и в победе парламента видели свой шанс вернуть достойную жизнь.

Другие же интеллигенты, особенно сделавшие карьеру, склонны были продолжать революцию. К тому же их бесило любое упоминание национальных интересов или «непочтительные» отзывы о Зарубежье. Первое они тут же называли «фашизмом», второе — «ксенофобией».

«Власть Ельцина казалась одновременно и слабой, и грубой, и бестолковой, но при мысли о «победе парламента», то есть кучки безответственных депутатов и окружавшей их разъяренной толпы, пересыпанной прямыми фашистами, волосы вставали дыбом»[171].

Что же касается позиции «ответственных», то ее хорошо описал тот же персонаж, автор скверных и лживых околоисторических произведений: «Помню, как самым главным условием карьеры тогда (1992–1993) считался правильный ответ: ты «наш» — или враг? Так было по обе стороны баррикады — и в команде Ельцина, и в команде ВС. Так обстояло дело и в СМИ, которые вели жестокую войну. Свободы слова внутри команд не было — какая свобода у пропагандистов (хотя в ходе этой войны у читателя и зрителя действительно была полная возможность сравнивать). Силы были, конечно, неравны — Кремль вел огонь с 1-го и 2-го каналов (правда, на 1-м канале были некоторые оппозиционные Ельцину программы) — у его противников из ТВ-оружия была, кажется, только программа Невзорова «600 секунд». Правда, у ВС были свои радиопрограммы, а в печатных СМИ (тогда еще читали газеты) вообще было равенство сил. «День» Проханова, «Советская Россия», «Правда», еще некоторые газеты вели настоящую тотальную войну против Ельцина, не было ругательств, которыми бы его ни осыпали»[172].

Во всяком случае, от сторонников Ельцина потоком лились «красно-коричневые», «коммуно-фашисты», «путчисты», «мятежники»[173], а то и просто «фашисты» и «нацисты».

Другая сторона была в целом сдержанней, но и со стороны защитников Дома Советов, в том числе на митингах, Бориса Ельцина и его сторонников именовали порой и «предателями», и «жидами», и «инородцами, оккупировавшими Святую Русь», и «пидорасами»[174]. Но все же такого политического многоцветия не было.

О поддержке действий Бориса Ельцина заявили деятели культуры Леонид Ярмольник, Аркадий Арканов, Кирилл Лавров[175].

26 сентября на Красной площади состоялся симфонический концерт Мстислава Ростроповича и руководимого им Национального Симфонического Оркестра США. На концерте присутствовал Борис Ельцин, генерал армии Павел Грачев, мэр Москвы Юрий Лужков, москвичи и гости города.

Концерт планировался заранее, он был приурочен к 100-летию со дня смерти П. И. Чайковского. В программе звучала увертюра Чайковского «1812 год». При исполнении увертюры прозвучали колокольные перезвоны звонниц соборов Кремля и Храма Василия Блаженного, пушечные залпы.

Концерт рассматривался как акт поддержки Ельцина. И получалось, что подготавливаемый разгон парламента — как бы продолжение славной истории России.

В тот же день, 26 сентября, движение «Демократическая Россия» совместно с такими же демократическими организациями «Живое кольцо» и «Август-91», Общественно-патриотическое объединение добровольцев — защитников Белого дома в августе 1991 года провели митинг и манифестацию в поддержку Ельцина. В этом действе участвовали несколько тысяч человек[176].

Участие творческой интеллигенции — серьезная сила, но и сама власть планомерно вела информационную войну. Верховный Совет эту войну с самого начала проигрывал.

23 сентября правительство Черномырдина издало постановление, передающее в ведение правительства издания, учредителем которых являлся Верховный Совет. То есть правительство Ельцина захватило «Российскую газету», «Юридическую газету России», журнал «Народный депутат», теле- и радиопрограммы «РТВ-Парламент», издательство «Известия Советов народных депутатов Российской Федерации».

Оно остановило издание «Российской газеты», а другие печатные органы выходили с белыми пятнами или рекламными объявлениями на месте материалов, снятых цензурой[177].

Несколько газет подавить не удалось: «Советская Россия», «Правда», «День», «Гласность», «Русское дело», «Русское воскресенье», «Русские ведомости», «Русский пульс», «Русский порядок», «За Русь!», «Наш марш», «Националист», «Русское слово», «Московский трактир», «Русский союз», «К топору» высказывались на стороне Верховного Совета. После штурма Белого дома эти газеты были запрещены приказом Министерства печати и информации РФ от 14 октября 1993 года № 199 и начали выходить только через несколько месяцев после принятия новой Конституции и выборов в Госдуму.

Но в целом цензура после октября 1993 года только усилится[178].

На центральном телевидении, руководство которым находилось в руках сторонников Б. Ельцина, сразу после начала конфликта была закрыта телепрограмма ВС РФ «Парламентский час» (РТР), еженедельные авторская программа А. Политковского «Политбюро» и ток-шоу А. Любимова «Красный квадрат», «Времечко» — в них высказывались критические замечания в адрес Ельцина. Есть сведения, что председатель телекомпании «Останкино» В. Брагин заявил весьма прямо: «Нам вся правда сейчас не нужна, а когда будет нужна, я скажу».

Только одна «оппозиционная» телепрограмма, «600 секунд» Невзорова, выходившая на телевидении Петербурга, работала на Верховный Совет и была закрыта сразу после штурма Белого дома.

Свобода слова?

Бывший пресс-секретарь Ельцина П. Вощанов сказал, что хорошо знает многих людей из президентской команды и поэтому берет на себя смелость утверждать: «Этому режиму не нужна свободная пресса»[179].

Официальные средства массовой информации России в ту пору врали, как никогда. Восставших пытались представить «пьяными погромщиками», «вооруженными хулиганами», «фашистами» и т. п. А вот что говорили в те дни «слуги российского народа»:

Черномырдин:

— Это же нелюди, зверье! Никаких переговоров!.. Надо перебить эту банду.

Гайдар:

— Это коммуно-фашистский мятеж!

Немцов:

— Дави, дави, Виктор Степанович (Черномырдин. — А. Б.), времени нет. Уничтожайте их!

Б. Федоров (министр финансов):

— Решение атаковать было абсолютно верным… Если бы выдали мне автомат, то я бы пошел расстреливать его (Р. Хасбулатова. — А. Б.).

Ю. Черниченко:

— Раздавите эту гадину!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.