§2. Аутизм интеллигенции 

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§2. Аутизм интеллигенции 

Большое место в манипуляции сознанием занимает воображение, особенно создание фантастических образов для того, чтобы увлечь массы людей, на время превращенных в толпу и потерявших чувство ответственности. В этом состоянии они обретают особый тип мышления — аутистического. Именно этого сумела достичь в годы перестройки идеологическая машина, и выйти из этого состояния оказалось очень нелегко.

Цель реалистического мышления — создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные, преградить доступ всякой информации, связанной с неудовольствием (крайний случай — грезы наяву). Это в мягкой форме отражено в солдатской песне:

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

Двум типам мышления соответствуют два типа удовлетворения потребностей. Реалистическое — через действие и разумный выбор лучшего варианта, с учетом всех доступных познанию «за» и «против».

Тот, кто находится во власти аутистического мышления, избегает действия и не желает слышать трезвых рассуждений. Он готов даже голодать, пережевывая свои приятные фантазии.

Аутистическое мышление — не «бредовый хаос», не случайное нагромождение фантазий. Оно тенденциозно, в нем всегда доминирует та или иная тенденция, тот или иной образ — а все, что ему противоречит, подавляется. Для того, чтобы манипулировать сознанием путем усиления аутистического мышления, специально культивируются в обществе навязчивые желания. Если каким-то способом удается подавить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает эту работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес.

Манипулятору надо хорошо знать структуру желаний в разных слоях общества, особенно желаний навязчивых. В основном, конечно, навязчивые желания специально культивируются в обществе с помощью всех средств культурного воздействия (в СССР, например, большую роль играли анекдоты и популярные юмористы — Жванецкий, Хазанов и др.; они недаром оказались впоследствии важными идеологическими кадрами реформы). Хорошо изучен случай массовой приверженности аутистическому мышлению — вера в получение огромных дивидендов от фирмы «МММ».

Но ведь это был типичный случай.

Вспомним один из лозунгов перестройки, который противоречит элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А. Н. Яковлев выкинул его в августе 1988г.:

«Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления».

Этот лозунг, который прямо взывал к аутистическому мышлению, обосновывал начавшееся разрушение хозяйства (советский строй подрывался прежде всего с этого края). Лозунг А. Н. Яковлева сразу претворился в резкое сокращение капиталовложений. Была остановлена уже наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности (сегодня Россия по обеспеченности этим необходимым ресурсом быстро опускается ниже стран третьего мира). А ведь простейшие выкладки показали бы неразумный, с точки зрения интересов населения, характер лозунга А. Яковлева.

Разумный человек спросил бы себя: каково назначение экономики? И ответил бы: создать надежное производство основных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать производство «приятных» вещей. Что касается жизнеобеспечения, то, например, в производстве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не только не было избыточных мощностей, но надвигался острейший голод. Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это — металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру — значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героическим трудом железнодорожники в СССР обеспечивали провоз через километр пути в шесть раз больше грузов, чем в США, и в 25 раз больше, чем в Италии. Но близился срыв — не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне «архитектор» призывал к «тектоническому» изъятию ресурсов из базовых отраслей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления. Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен совсем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее больше, чем США.

Аутизм нашей интеллигенции достиг в перестройке небывалого уровня. Ведь действительно она всерьез поверила в фантазию «возвращения в цивилизацию», в «наш общий европейский дом».

Думаю, сам Горбачев не мог ожидать такого эффекта от совершенно нелепого обещания. Ведь на Западе никто и никогда ни словом не обмолвился, не дал оснований считать, будто русских или чувашей в этот «дом» приглашают. Эта фантазия «братания с Западом» не согласовывалась ни с какими реальными признаками, сейчас даже трудно представить себе, что в 1989-1990 гг. множество умных и образованных людей в нее верили (говорят, что многие украинцы и до сих пор верят, и мы можем только порадоваться такому оптимизму).

Моя знакомая испанская журналистка, хорошо знающая русский язык, получила работу в одном международном информационном агентстве и объехала много областей России и страны СНГ, беря интервью у губернаторов и президентов. Когда она уезжала, я спросил ее о впечатлениях. Больше всего ее поразила одна вещь: буквально все до одного «региональные и национальные лидеры» спрашивали ее с обидой:

«Почему Запад нам не помогает? Когда хлынут западные инвестиции?».

Она не могла понять, откуда взялась сама эта иллюзия и спрашивала меня:

«Сергей, ты ведь помнишь, что никто на Западе никогда не обещал никакой помощи?».

Да, никто и никогда. Более того, были ясные предупреждения, что никаких надежд мы питать не должны: Рим предателям не платит! В 1990г. я не раз слышал эту фразу со всяких круглых столов высокого ранга на Западе. Сейчас нам уже не говорят, что Запад нас любит, но ведь еще недавно говорили.

Плодом аутистического мышления был и созданный воображением интеллигентов образ той свободы, которая наступит, как только будет сломан «тоталитарный» советский строй. Никаких предупреждений о возможных при такой ломке неприятностях и слышать не хотели. Между тем всякий реалистично мыслящий человек знает, что любая конкретная свобода возможна лишь при условии наличия целого ряда «несвобод».

Абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен структурами, нормами — просто они в разных культурах различны.

Но эти вопросы не вставали — интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не ограниченного никаким скелетом. Напомню, что в статье «Патология цивилизации и свобода культуры» (1974) Конрад Лоренц писал:

«Функция всех структур — сохранять форму и служить опорой — требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги, — а червяк не может».

Представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно аутистическими. Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Ломая советский порядок и создавая хаос, интеллигенция, как кролик, лезла в ловушку самой примитивной и хамской несвободы.

Господство аутистического мышления при глубоком расщеплении логики («шизофренизация сознания») породили небывалый в истории проект разрушения народного хозяйства огромной страны под условным названием реформа. Этот проект был бы невозможен, если бы его не поддержал с энтузиазмом чуть не весь культурный слой, на время увлекший за собой большинство городских жителей.

Перестройка средствами идеологического воздействия внушила массам идею ликвидировать советский тип хозяйства и пообещала взамен обеспечить народу благоденствие. Интеллигенция приложила огромные усилия, чтобы эта идея «овладела массами», и она добилась своего. И при этом сразу же проявилась родовая болезнь русской интеллигенции — в своих философско-экономических воззрениях она придает гипертрофированное значение распределению в ущерб производству.

Распределять (а тем более прихватывая себе побольше) легко и приятно, производить — трудно и хлопотно. И стали фантазировать о распределении, подавляя всякое производство. Фетишизация рынка (механизма распределения) началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась философская атака на саму идею жизнеобеспечения как единой производительно-распределительной системы.

Парадоксальность аутистического мышления в том, что оно делает возможным веру в противоположные, несовместимые и взаимоисключающие фантазии. Перестройка дала тому чистые, прямо для учебника, примеры. Желание устроить в СССР капитализм удивительным образом совмещалось с мечтой о «лишении привилегий», полной социальной справедливости и даже уравнительстве. Иногда отрицающие друг друга тезисы следовали друг за другом буквально в одном абзаце. Бывало, что в статье на экологические темы автор возмущался тем, что высыхает Аральское море — и одновременно проклинал проект переброски в Среднюю Азию части стока северных рек.

Наблюдая, что происходило последние десять лет в сфере общественного сознания, иногда приходишь к дикой мысли, что являешься свидетелем огромной злонамеренной государственной кампании, направленной на помрачение разума большой части граждан. Людей убедили, что для преодоления накатывающей катастрофы нужны были не усилия ума, души и тела, а несколько магических слов, которые бы вызвали из исторического небытия мистические силы, разом дающие большие блага для настоящего и будущего. Причем блага, просто отнятые у других современников.

Одной из самых нелепых фантазий такого рода было бурное и утопическое возрождение сословных притязаний. Откуда ни возьмись, Москва наполнилась дворянами, а то и потомками графов и князей. Возникли конкурирующие дворянские собрания, поиски родословных, певцы загнусавили о каких-то поручиках Голицыных — все это под флагом демократии (!) и под стенания о том, что большевики поголовно уничтожили дворян, а остатки их («два миллиона!») уехали за границу. И даже как-то стесняешься напомнить этим большим детям, что в 1917г. всех дворян, включая обитателей ночлежек, в России было 1,4 миллиона человек. И что большинство из тех, кто уцелел, нормальные люди, и им в голову не приходит тащить в наше время эти оставшиеся в прошлом сословные атрибуты.

Но это движение «новых дворян» хоть и выглядит гротеском, все же безобидно. Вряд ли они всерьез будут требовать восстановления крепостного права (хотя бы потому, что тогда, глядишь, таким антикоммунистам, как А. Н. Яковлев или Михаил Ульянов, придется идти в псари к коммунисту родом из аристократии Севенарду). А вот раздутая кучкой интеллигентов вкупе с политиками и бандитами кампания в защиту прав «репрессированных народов» породила большую кровь. Тридцать лет мирно жили вернувшиеся из ссылки ингуши бок о бок с осетинами. И вдруг их начали всей мощью идеологической машины убеждать, что они — народ-жертва и имеют право на какие-то немыслимые компенсации за счет соседей. И ущерб, который уже понесли оба народа из-за абсурдного столкновения, в тысячи раз превзошел тот ожидаемый выигрыш, что нарисовало воображение.

Для примера приведу, не пожалею места, красноречивый документ — интервью очень типичного активного деятеля перестройки и реформы, из среды технической интеллигенции, пошедшего в политику, чтобы разрушить ненавистную «систему».

Аутизм его рассуждений поражает настолько, что становится страшно. Ведь это человек, который был близко к власти. Вчитайтесь в его высказывания о таких понятиях, как страна, народ, благосостояние (и даже женщина). Вся беда России, оказывается, в том, что «торговых площадей мало».

Текст взят из стенографической записи интервью с видными деятелями перестройки и реформы, собранными в 1994г. Институтом социологии РАН. Я сократил его, убрав длинноты, но нисколько не исказив смысл ответов.

«4 января 1994г. Интервьюер — Лапинаг.П.

Филиппов Петр Сергеевич — член Президентского Совета, руководитель Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике, сопредседатель Республиканской партии России, вице-президент Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий.

***

Краткие биографические сведения. Родился в 1945г. в Одессе в семье военного моряка. В 1962г. закончил среднюю школу и поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения, который закончил в 1967г. по специальности инженер-радиотехник. Работал в объединении Ленэлектронмаш над созданием автоматизированных систем управления производством, возглавлял лабораторию на Кировском заводе в Ленинграде. В 1970г. поступил в аспирантуру Ленинградского кораблестроительного института по специальности экономика и организация судостроительного производства. После ее окончания в 1974г. возглавил отдел автоматизированных систем управления производством на заводе подъемно-транспортного оборудования им. С.М.Кирова.

С 1975 по 1985гг. находился во «внутренней эмиграции» — работал механиком в грузовом автопарке, что позволяло в свободное время писать «в стол» статьи о путях радикального реформирования советской политической и экономической системы. В эти годы создал семинар по изучению возможных путей реформы. Участники семинара впоследствии объединились в товарищество по совместной обработке земли «Последняя надежда», часть доходов которого направили на финансовую поддержку реформаторов на выборах в 1989-90гг.

После прихода к власти Горбачева в 1985г. вышел из «тени» и занялся активной политической деятельностью. В 1987г. начал работать в самом популярном экономическом журнале «ЭКО» (Сибирского отделения АН СССР) в качестве научного редактора, что позволило ему использовать сеть клубов «Друзей журнала ЭКО» для консолидации сторонников реформ. Петр Филиппов стал совместно с Е.Гайдаром и А.Чубайсом организатором клуба «Перестройка», ставшего alma mater для многих демократических организаций. Стоял у истоков движения «Демократическая Россия» и Республиканской партии РФ, а ныне член их руководящих органов.

Одной из сторон деятельности Петра Филиппова является широкомасштабная пропаганда среди населения идей демократии и экономической реформы. Он создал первую в Санкт-Петербурге частную газету демократического направления «Невский курьер», издал серию популярных брошюр «Норма» по законодательству в области предпринимательской деятельности, приватизации, банковского дела. Накануне апрельского референдума 1993г. Петр Филиппов стал автором и организатором грандиозной кампании по распространению среди жителей России 6 млн. экз. настенных иллюстрированных календарей, популяризирующих экономическую реформу, выступил продюсером и сценаристом 9 короткометражных телефильмов на тему рыночной реформы и демократии.

В 1990г. избран народным депутатом РСФСР и депутатом Ленсовета. Он вошел в состав группы экономистов-рыночников, осуществляющих экономическую реформу в России. В 1991г. принимал участие в разработке законов о собственности и предпринимательской деятельности, возглавлял рабочие группы по разработке законов о приватизации, об акционерных обществах, о товариществах. До 30 апреля 1993г. был председателем подкомитета по приватизации Комитета по вопросам экономической реформы и собственности Верховного Совета России.

Осенью 1992г. выступил инициатором создания Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий, возглавил ее Оргкомитет. В феврале 1993г. президентом этой ассоциации стал Е.Гайдар, а вице-президентом П.Филиппов. В феврале 1993г. назначен руководителем Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике.

* * *

Вопрос: Об исторической ситуации в России.

Ответ: Что было? Я имею в виду, что для простого человека означала командно-административная система? Это были взаимоотношения по тезису:

«Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак».

Экономика работала не на результат, а на рапорт, на отчет, на исполнение плана. Экономика напоминала человека, больного тяжелой формой склероза. Все экономические сосуды были «забиты» ресурсами. Но даже среди бюрократии теплилась надежда, что, может быть, можно перейти от этих государственно-распределительных отношений к отношениям, основанным на частной собственности, на собственности гражданина не только на свою дачу и машину, но и на что-то большее.

В: А зачем это бюрократии?

О: Директор государственного предприятия — всего лишь наемный работник и в любой момент может получить приказ об увольнении. И поэтому переход к отношениям частной собственности, когда никто не может лишить человека акций его предприятия или участка земли, на котором расположено его ранчо, казался привлекательным. И он действительно более привлекателен… Так вот, я не видел среди этих людей (директоров предприятий) больших революционеров, т.е. людей, которые были бы готовы жизнь положить ради изменения собственности в обществе. Это делали другие люди — разночинцы (я их так называю): инженеры, юристы, прочая интеллигенция…

В: А Вы почему?

О: А я? Это идейные соображения… Я понял, что дальше так жить нельзя, нужно что-то менять, и сел писать книгу с традиционно русским названием «Что делать?», в которой попытался совместить несовместимое. Я все еще находился в плену социалистических идей: социализм, что называется, въелся в плоть и кровь. Но, с другой стороны, хотелось рынка! И в результате у меня получался некий социалистический рынок с человеческим лицом. Примером для меня была Югославия… Я ушел работать механиком в автопарк — «во внутреннюю эмиграцию» — и продолжал писать свою книжку, организовывал семинары, а также зарабатывал деньги для будущей революции. В 1975г. мы создали кооператив, точнее товарищество по совместной обработке земли, «Последняя надежда»: мы там выращивали рассаду и тюльпаны. Деньги нам были нужны для типографии и прочих нужд…

В: А лозунг вашей революции?

О: Изменить этот мир! Переустроить страну.

В: Проект революции был оценен по достоинству?

О: Да, можно и так выразиться. Но возвратимся к началу. В 1985 — начале 1986 гг. стало ясно, что происходят какие-то серьезные сдвиги в нашей стране. Поэтому я вышел из своей «внутренней эмиграции» и поехал по России устанавливать явки. Таким образом я перезнакомился с очень многими людьми… Когда, например, я убедился в том, что никто не собирается писать закон о приватизации, я написал его сам… и с великими трудностями протащил этот закон через Верховный Совет: так у нас началась приватизация. Провел я закон о частной собственности…

В: Ну, и действуют эти законы?

О: Закон о приватизации, слава Богу, действует! Это все видят, хотя бы по телевизору… Егор Гайдар — хороший человек, но он сел на ту лавку, которую мы для него сколотили из законов, принятых за полгода до того, как он стал исполняющим обязанности премьер-министра. Ну, и к кому отнести, например, меня? Я — разночинец, инженер-радиотехник, который увлекся экономикой. Вот такие, как я, делали эту реформу…

В: Они [разночинцы], стало быть, и есть ведущее ядро?

О: Да. Ну, смотрите, Собчак — кто? Кандидат юридических наук, пришел и стал заниматься политической деятельностью. Полторанин (как бы Вы к нему ни относились) — кто? Обычный журналист, пришел и, в сущности, занялся разрушением коммунистической системы. Ведь его основная функция — не журналистская, а политическая, верно ведь?

В: Петр Сергеевич, а Ваша основная задача все-таки в чем состояла? В том лишь, чтобы разрушить советскую систему или что-то конкретное вместо нее построить?

О: Ну, что значит разрушить? Я перечислил, что сделал, — разве это не строительство?

В: Отчасти, да. Вы как бы закладываете законодательный фундамент, который пока еще…

О: Работает, уже работает. А как же! Вот Вы — акционер? Нет? Удивительно, теперь все акционеры, все меняют: кто ваучеры, кто деньги, кто что… Люди на основании этого законодательного фундамента создавали, создают и будут создавать предприятия, повышать свой жизненный уровень, а также своих сограждан. Еще в 1991г. я создал первую частную газету в Санкт-Петербурге — «Невский курьер».

Все остальные газеты были тогда еще государственными, а у нас была частная, и нам с ее помощью удалось резко повлиять на развитие общественного мнения в городе (а позже и в Москве), создать предпосылки для большего развития демократии. Чтобы открыть газету, мы объединились в акционерное общество, которое существует до сих пор (там работают мои коллеги), выпускает книги, календари, брошюры и прочее… Другое дело, что конкуренции недостаточно, и наш товарный рынок не ломится, как в Гетеборге или других странах…

В: Если он и ломится временами, то только от импортных товаров…

О: Ну, а что тут удивительного, если страна 80% своих производственных мощностей тратила на изготовление танков и станков…. Другое дело, конечно, что деньги стали проблемой. Правда, наш народ — очень своеобразный народ: ему хочется, чтобы и деньги были, и товар. Такого не бывает!

В: По тому, что Вы говорите и как действуете, очевидно, что Вы представляете собой личность «западного склада» — индивидуальность, стремящуюся к самостоятельности, не склонную целиком подчиняться коллективным действиям. Вы, что называется, «сами по себе».

Вы же не будете отрицать этот очевидный факт?

О: Я, конечно, никогда не буду представителем «стада баранов»!.. Но народ таков, каков он есть. Ничего страшного — переживем и одиночество… Но вот пацаны, слава Богу, растут и готовы стекла у машин мыть, но получать за это деньги! Другие — те, кто поумнее, — готовы корпеть над языком, наукой, но тоже — получать, жить достойно! Я не понимаю, как это — не хотеть иметь своей яхты, не хотеть путешествовать по миру, летать на самолетах, ездить на автомашинах? Женщина, которая не умеет водить автомашину, для меня уже не женщина!

В: Разве Вам не очевидно, что очень большая часть населения не за вас, она (эта часть) ищет какого-то другого пути, неважно, как его называют «национальный», «российский», «третий»?

О: Конечно, тогда надо продолжить разговор о чертах нашего общества. Мы пока упомянули такую черту, как «инертность», но есть еще и другие:

«эгалитаризм», «ненависть к начальству, даже избираемому», «ненависть к богатым; убеждение, что богатый человек может быть богатым только путем хищений или каких-то других неблаговидных действий», «зависть — пусть у меня корова сдохнет, но и у моего соседа тоже»… Эта уравнительная система взглядов, в которой нет личной заинтересованности, конкуренции, обрекает народ на нищенское существование. Исторически ей на смену пришла другая этика, основанная на конкуренции, на частной собственности… И в России этот процесс шел. Были люди, которые вместе со своими семьями покидали род, племя — сами (и становились «извергами») или были принуждены соплеменниками (и становились «изгоями»), и обосновывались отдельно. Но старое цепляется, и человек, не привыкший, не умеющий работать («серятинка») хватается за уравнительный механизм и требует, чтобы все собирали и поровну делили. Старое цепляется, но его надо преодолевать.

В: Петр Сергеевич, нельзя же всерьез утверждать, что наше народонаселение не работает и никогда не работало. Ну, возьмите, к примеру, своих родителей небось, они всю жизнь проработали…

О: Артель «напрасный труд»…

В: Однако люди, подчеркиваю, трудились, не покладая рук, и кое-что, осмелюсь заметить, построили.

О: Да, закапывали деньги в землю, закапывали… Построили БАМ, канал Волга-Чограй, никому не нужные.

В: Что бы Вы ни утверждали, но в стране много чего было, да и страна была большая…

О: Какой была, такой и осталась.

В: Нет, даже с этой стороны нет — уменьшилась.

О: Причем здесь это? Люди, жившие в Казахстане, по-прежнему там живут? Кто где жил, тот там и живет.

В: Однако, если вернуться к сегодняшнему дню, не все так однозначно, как Вы говорите. Если по ходу реформ стало бы ясно, что лучше становится именно лучшим работникам, это было бы одно. К сожалению, этого нельзя констатировать.

О: Это естественно. В нашей экономике узкое место — это торговля: у нас в три раза меньше торговых площадей, чем, например, в Японии. Нам здесь еще работать и работать. Хотите хорошо жить — займитесь торговлей. Это общественно-полезная деятельность. И так будет до тех пор, пока будет существовать дефицит торговых площадей, а, еще вернее, мы испытываем дефицит коммерсантов.

В: А как Вам кажется, можем ли мы рассчитывать на «мягкую» трансформацию общественных форм? Без каких-либо серьезных социальных потрясений?

О: А разве у нас они есть?

В: Ну, как же — все-таки октябрьские события имели место?

О: Да ничего там страшного не было…

В: Тогда я спрашиваю Вас, как обычный средний человек: можете ли Вы сказать, когда в стране все образуется?

О: А что это значит — образуется, на сколько градусов? И сейчас все образовано. У нас что — трамваи не ходят?

В: Ну, хорошо. Тогда договорим, все-таки, о группах в обществе, имеющих отношение к собственности и власти. Если проще, какая из этих групп сейчас сильнее: чиновники, директора, предприниматели?

О: Да мы все — чиновники. Просто есть чиновники, ориентированные на реформы, — их мало, считанные единицы. А большинство, вся чиновничья структура живет за счет распределения… Да я их всех к стенке поставлю с великим удовольствием.

В: Ясно, в смысле интересно…»

***

К этому нечего добавить. Может, напомнить только, что не все надо принимать за чистую монету. Не на деньги, вырученные от продажи тюльпанов Чубайсом и Филипповым, делалась «революция», и не на волне этой «революции» всплыли к власти скромные кандидаты наук — множество таких же бескорыстных идеалистов, как Филиппов, так и стоят в метро, продают календарики. Тут поработали серьезные «отделы кадров».

Мы здесь говорим только о типе мышления, которым обладают (или под который подлаживаются) реформаторы.

Сегодня никто уже почти не вспоминает про интеллигенцию, говорят теперь о «среднем классе».

Он составляет около 15% населения и поглощает 70% всех доходов в России. Многочисленные исследования этого необычного социального образования обнаружили в его сознании крайнюю степень аутизма. Кстати, уже и по типу мышления этот тип людей никак нельзя причислить к буржуазии — классу людей с очень практичным мышлением. Уже в течение восьми лет представители российского «среднего класса» в подавляющем большинстве оценивают при опросах экономическое состояние страны как «катастрофическое».

Тем не менее они уверены, что через 4-5 лет все наладится и их будущее будет обеспечено. Попытки выяснить, на чем основано это их убеждение, к успеху не приводят. Они явно надеются на чудо (вернее, на целую серию чудес), но в этом не сознаются. Другими словами, поражение их сознания глубже, чем было у немцев в 1944г., — те надеялись на чудо-оружие, создание которого хотя бы декларировалось руководством Германии. В России «средний класс» верит в чудо, которого никто и не обещает.