Мой собственный опыт

Мой собственный опыт

Наверное, время поделиться своим собственным опытом общения с диссидентами… Он крайне невелик, но, думаю, разумный поймет… В 1979 году я попросил своего друга познакомить меня с диссидентами — интересно же! Получил адрес «гениального поэта, которого не печатают за его общественную позицию»… Пришел по адресу. В подъезде маячат два парня с поднятыми воротниками. Окидывают меня такими очень профессиональными, «фотографирующими» взглядами.

Поднимаюсь… стучусь… Толкаю дверь… Она не заперта. Громадная питерская коммуналка, широченный коридор, заваленный самыми невероятными предметами. Чудовищная кислая вонь… Холодный липкий смрад, застоявшийся на века. В конце коридора падает свет из полуоткрытой двери. Спотыкаясь о какие-то доски и полки, пробираюсь на свет. Чудовищно захламленная, вонючая комната, неприбранная и неопрятная. С потолка свисает лампочка без абажура, как в привокзальном сортире. Какая-то ветошь на продавленном диване.

Круглый стол, грязный и с пятнами от потушенных об него сигарет. На столе — несколько бутылок дешевой водки, газеты, на них рыбьи скелетики и наломанная ливерная колбаса за 64 коп. за 1 кг. О такой колбасе ходил анекдот, что Никита Сергеевич ее как-то послал из Америки в СССР — чтобы у нас научились такую же делать. И получил ответ: «В вашем кале яйца-глист не обнаружены». Вокруг стола сидят четверо небритых мятых человек в отвратительно грязных рубахах. Воняет несвежей едой, чем-то протухшим и носками. Между прочим, обоняние у меня очень плохое! Если уж меня пробило, то дело по-настоящему плохо.

Мне делают жест рукой — «садись». Осторожно сажусь на диван, мне тут же наливают полный стакан. Чокаемся, пьем. Закусывать тем, что лежит на столе, невозможно. С собой ничего не взял — как-то не подготовился. Сижу, так и не закусив. Разливают второй раз… Третий… Я пытаюсь начать говорить, кто я, от кого пришел… Меня прерывают каким-то невнятным бормотанием: «Потом, потом…»

Спустя еще пару стаканов некто вскидывается:

— Теперь о деле…

— А пошел ты! Только пить мешаешь!!!

«Мешающий» задумчиво валится на пол, застывает там

в скомканной позе. Его накрывают ветошью — так же молча. Спустя еще сколько-то времени я понимаю, что еще немного — и я тоже свалюсь на пол рядом с этим посапывающим… А пол чудовищно грязный, из-под лежащего тянется струйка… Нет, я совсем не хочу на этот пол!

— Ну, я пошел…

Со мной прощаются какими-то невнятными звуками, подниманием рук.

Все время запинаясь, несколько раз «вписываясь» в стену, прохожу по тому же коридору. Спускаюсь, держась рукой за стенку. Те же самые мальчики в подъезде, примерно мои ровесники. Очень оценивающе смотрят. Наверное, один из них каким-то профессиональным чутьем понял, что видит меня первый и последний раз, и стал гуманно поддерживать под локоток. Выдергиваю руку… Но если выйти из подъезда, там ведь нет спасительной стены!!! И потому я опираюсь на руку, но делаю вид, что не замечаю его помощи.

— Вам куда?

— На Петроградскую!!!

Говорю я самым хамским тоном, но слуга вражеского режима как бы не слышит:

— Вам на десятый…

— Да знаю я!!!

Вырываю руку. Покачавшись на одном месте, убеждаюсь, что могу двигаться… и двигаюсь. Дальнейший путь неоднократно приводил к теснейшему соприкосновению с матерью-землей, к столкновению с деревьями и, кажется, даже с автобусом. Уже сидя в этой самой «десятке», увозившей меня к родственникам, я невольно подумал: этот парень, пытавшийся мне помочь, — мой враг? Не чувствую, что он враг. Эти мерзкие морды в грязном логове — мои друзья?! Единомышленники?! Но я не хочу иметь таких единомышленников. Мне сделалось грустно, и почти всю дорогу я плакал мутными алкогольными слезами. Это единственное, что я когда-либо делал вместе с диссидентами.

Потому что уже назавтра пил с приличными чистоплотными друзьями-археологами. Было много еды, гитарные песни, чистая комната, приветливые лица, смех и веселье, разговор о книгах и раскопках. Хорошо!

Наверное, примерно такой же опыт был у многих интеллигентов моего поколения, и это очень много объясняет.