Препятствие — собственный народ
Препятствие — собственный народ
О том, что для большевизма, основанного на марксизме, рано или поздно в роли врага, в роли препятствия на пути к коммунистическому раю окажется собственный народ, и прежде всего российское крестьянство, авторы «Вех» написали в 1914 году, почти за десять лет до красного террора. Собственно, большевизм — это и есть революционный терроризм. И от этого никуда не деться. Большевизм как разновидность революционного социализма, писал Семен Франк, отличается от старых российских народников тем, что он любит уже не живых людей, не живой русский народ, а лишь свою идею, идею коммунизма, идею всечеловеческого счастья. А в своих современниках большевик, как носитель абсолютной истины, видит лишь и «виновников мирового зла», класс эксплуататоров, и жертвы этого зла, людей, живущих в капиталистическом обществе, а потому развращенных миром частной собственности. Поэтому большевик во имя «штурмового движения» к вершинам коммунизма с самого начала готов уничтожить врага, представителя эксплуататорских классов и соответственно духовно готов к тому, чтобы пожертвовать своим нынешним, несовершенным народом, и прежде всего крестьянством с его «частнособственнической идеологией». И когда, к примеру, Сталин рассказывал Черчиллю о своих террористических хлопотах, о несознательности крестьян-единоличников, «которые не признавали советскую власть» и которые, кстати, как у Григория Зиновьева, составляли все те нежелательные десять миллионов, то он, конечно же, мыслил в категориях учения о классовой борьбе.
Не могу не сказать — все, что пишет и говорит, к примеру, автор или один из авторов «концепции» профессор Александр Данилов о сталинской коллективизации, тоже пронизано той же большевистской ненавистью к крестьянину-собственнику. «Но ведь именно Сталин спровоцировал голод начала 30-х», — спрашивал профессора Данилова ведущий программы «Диалог» на «Вести-24». «А что же ему было делать, — отвечал профессор, — ведь надо было покупать трактора. И к тому же крестьяне всегда прятали от советской власти излишки. Они прятали от власти излишки и в 30-е».
За всеми этими разговорами о крестьянах, прячущих от власти «излишки», стоит, даже кричит чисто большевистское отношение к крестьянину как врагу, большевистская ненависть к крестьянину-собственнику. У профессора просто отсутствует понимание того, что российский крестьянин, который в начале 30-х уже был членом колхоза, тоже человек, что крестьянин, как и Сталин и все другие «строители социализма», имеет право на жизнь, что даже если он что-то прячет от власти, то прячет свое, созданное своим трудом, что сама власть поставила его перед выбором — или спрятать, или умереть от голода. Этому профессору и в голову не приходит мысль, что власть, которая обрекает на смерть миллионы своих сограждан, на самом деле просто антинародна. Впечатление такое, что этот историк смотрит на погибшую часть народа, как варвар-завоеватель смотрит на покоренное им племя, как на нечто чужое, что можно или сохранить, или уничтожить.