Шок обманувшихся в Западе

Шок обманувшихся в Западе

Не будем даже говорить о «помощи» Запада, на которую так уповали многие в 1989–1992 годах.

Выяснилось — плевать на нас Запад хотел. Сперва «перестройка» вызвала приступ интереса к России — но не к реальной, а скорее к лубочной, пряничной «России» церквей и матрешек. А потом и этот интерес прочно угас — похоже, что навсегда.

В начале 1990 годов только из Германии начали ввозить гуманитарную помощь. Немцы действительно собирали одежду и еду для русских, которые оказались в беде. Не сомневаюсь, что эти достойные люди поступали так из самых лучших побуждений, и очень благодарен им за участие; но ведь и из Германии приехало в Россию не так много материальных ценностей. А из Франции и Британии гуманитарная помощь вообще не поступала. В Африку — поступала, а к нам — нет. Плевать было на Россию и русских жителям этих богатых стран.

Общий объем гуманитарной помощи стран Запада Сомали в десятки раз больше гуманитарной помощи России. При том, что в Сомали живет около 6 миллионов человек.

Не меньший шок вызвало еще одно «открытие» — «оказалось», Запад — это совершенно не то, что мы о нем думали! Ведь на Западе уже произошли колоссальные изменения, а мы судили о Западе довоенном или сразу послевоенном! Мы приписывали Западу совсем не ту психологию, не то поведение, которые есть в действительности.

Автор этих строк в Германии осознал очень определенно: этнический немец, я не имею отношения к этой стране. Моя Германия, Германия моих предков — в прошлом! Старые немцы, которым сейчас 70–80 лет, соответствовали моим представлениям о стране и народе. Те, кто воспитывался после Второй мировой войны, даже люди старше меня, — уже из другой эпохи.

— Другой народ! — махнул рукой один пожилой немецкий профессор.

Он прав. Другой народ, другая Германия. Об этом народе и об этой стране нельзя судить по книгам классиков или по историческим событиям полувековой давности.

Немец, уехавший из Казахстана в ФРГ в 1990 году, историк, задумчиво произнес:

— Все мы верили в Германию…

— Разве теперь не верим?

— Верим. Но теперь мы верим в другую Германию… В настоящую.

Я кивнул, полностью соглашаясь с коллегой. Столкнувшись с реальной Германией, мы не разлюбили свою вторую родину. Мы только осознали, как она отличается от наших чудовищно устаревших представлений о ней.

Мой питерский друг, очень образованный человек, рассказывал:

— В Хельсинки я только один раз увидел что-то знакомое… На фотографиях, изображавших бомбежку 1940 года. По тому, как люди одеты, как они себя вели, я узнал что-то знакомое…

— А на улицах городов…

— А на улицах городов я вижу другое племя… Не ведомое мне совершенно.

Впрочем, другая эпоха пришла теперь и в Россию.