8. РАБСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. РАБСТВО

ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦА: 1984-2003 годы. Московская область – Костромская область – Узбекистан – Чеченская Республика

Два раба. Очень разные истории двух граждан России, освобожденных из чеченского рабства («Известия»)

Вторая чеченская кампания сопровождалась чуть ли не ежедневным освобождением на территории мятежной республики «белых рабов» из России и других государств. Какова их дальнейшая судьба? «Известия» предлагают читателям две истории, герои которых очень похожи: они ровесники, оба еще в советское время попали к чеченцам в неволю, оба ровно год назад вернулись на родину. Не похожи они только в главном – в том, как распорядились своей волей. Один оказался свободным человеком, случайно попавшим в рабство, другой – рабом, случайно оказавшимся на свободе.

Ермаков. Возвращение к свободе

Дома у моих родителей висит на стене резная миниатюра, я в детстве ее подолгу разглядывал. На ней красивый голый мужчина обнимает красивую голую женщину. Когда я спрашивал: «Откуда это?» – папа отвечал: «Дядя Саша сделал». Дядю Сашу Ермакова я смутно помню – часто к нам в гости приходил. Одни говорили про него: «Золотые руки», другие: «Ветер в голове». И те, и другие были правы. Дядя Саша умел и работать, и гулять. Когда мне исполнилось 6 лет, он вдруг исчез. Тогда еще никто не мог подумать, что человек может попасть в рабство, поэтому мы все думали, что дядя Саша просто пропал без вести. Когда мне исполнилось 26, он вернулся. Теперь он пьет только пиво с пометкой «0%» на этикетке. Жизнь тоже начинает с нуля, и иногда дядя Саша говорит, что эти годы сделали из него совсем другого человека – даже лучше, чем тот, что был.

Гыр-гыр-гыр

И дядя Саша, и мои родители, и эротическая миниатюра – это все в подмосковном городе Электросталь. В этом городке есть «та сторона» и «эта сторона», а между ними – промзона. Раньше он жил на «этой стороне». Теперь – на «той». Его съемная однокомнатная квартирка имеет вид убогий, но опрятный. Кровать, шкаф, кухонный стол, неработающий холодильник. На полу под раковиной – батарея из бутылок от нулевого пива. Ермаков уже 8 лет не пьет. Правда, когда он говорит, то поначалу производит впечатление человека, который или только что проснулся, или подшофе.

– Некоторые даже шутят иногда: «Ты как бросил пить, что-то совсем не просыхаешь». А я, наверное, просто никак проснуться не могу. Для меня все эти годы – как сон какой-то. С тех пор как те трое чеченцев в Навои что-то в пиво подсыпали, все как во сне.

– В Навои? Может быть, в Грозном?

– Нет, в Навои. В Узбекистане. Это был… 1984 год, кажется. Я помню все подробности – людей, места, разговоры, а вот даты – туго. Все эти 20 лет как в один комок слиплись. В Узбекистан поехал в командировку от монтажно-строительного управления. Мы тогда по всему Союзу строить ездили, зарабатывали очень хорошо, для меня купить телевизор – это было тьфу, а уж поляну накрыть – тем более.

Шальные деньги и командировки и довели до развода. Развелся и поехал в Навои, чтобы грусть развеять. Там мы химкомбинат строили. В первую же неделю после работы сидим как-то в кафе, пьем пиво. Подсели трое ребят. Тогда у нас еще дружба народов была, я даже не понял, кто они по национальности, – между собой все гыр-гыр-гыр да гыр-гыр-гыр. Стали предлагать работу – куда-то ехать чего-то строить. Мы отказались. Ну, нет так нет – они не обиделись. Вроде нормальные ребята, заказали нам пива за свой счет. Мы с ними разговорились, сидим, пьем пиво. Тут вдруг я куда-то проваливаюсь и отключаюсь. Просыпаюсь в пустыне. Только через год узнал, что это Центральные Кызылкумы, Тамдынский район. До ближайшего города, Зарафшана, 100 километров , до Навои 300, до Ташкента – тысяча.

– А откуда чеченцы в Узбекистане? Их же в Казахстан депортировали.

– Это не депортированные. Эти чеченцы из Грозного приехали на заработки. Брали наряд, потом обманом набирали себе в городах русских рабов, привозили в степь – и понеслась. Те, к которым я попал, подрядились гараж строить для совхоза «Маданият» («Культура»). Первый день еще из себя друзей строили, а потом пошел жесткий нажим. Работать пришлось по 12 часов в день, жить круглый год в ашханах – это типа летней кухни, спали на топчанах, кормили нас кое-как. Зимой, когда холодно стало, они с нас всю одежду сняли, в одних трико и рубашках оставили – все на себя надели. За пределы объекта мы ходили только в колхоз – чтобы в ведомости расписываться. А деньги вместо нас чеченцы получали. Многие из наших перестали мыться, опускались так, что вши по ним ползали, – когда тебя так унижают, волю отшибает напрочь. Я это сразу понял, поэтому через «не хочу» за собой следил, брился каждый день и даже иногда старался чего-нибудь для души смастерить – они это заметили, и скоро я стал считаться ценным рабом. Иногда к ним другие чеченцы приезжали – гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-гыр и уедут. Потом я узнал, что эти шестеро не единственные, кто в степи таким промыслом занимаются. Мне об этом казахи рассказали.

– Может, узбеки?

– В этих местах казахи живут, хоть территория и узбекская. Но это все я узнал потом, а тот год я прожил как на Луне – где я, какой век на дворе, не понимал. Представьте себе, из социализма – и вдруг в рабовладельческий строй. А потом, спустя несколько лет, встретил одного из тех, кто там со мной был, он рассказал мне, что, когда они гараж построили, чеченцы их просто избили до полусмерти и бросили на дороге. Двое умерли, остальные расползлись.

– А вы?

– А я еще раньше сумел сбежать. Опять же – руки мои меня спасли. Послали меня в магазин, встречаю там инженера колхозного. «Мерзебек, – говорю, – вытащи меня от них». – «Не могу, – говорит, – отношения с ними портить, было бы из-за чего». – «А я слышал, вы сейчас контору себе новую отгрохали. Вам ее отделывать нужно. Давайте я вам все это сделаю. Только заберите меня». Он согласился.

Соколов, Ананьев, Кандыба

Сколько времени Ермаков провел в плену, он не помнит – то ли год, то ли полтора. Мерзебек поселил его в строительном вагончике, который подогнал прямо к своему дому: «Если они придут – бей тревогу».

– Они повертелись вокруг, но вступать в конфликт с казахами не решились: их там много и все такие бабаи, что мало не покажется. А когда я с Мерзебеком рассчитался, мне пришлось еще за паспорт работать. Чеченцы-то мой паспорт выкинули, а один казах подобрал. Я к нему. Он сначала принял как дорогого гостя, а потом говорит: «Отработать надо». Но хорошо хоть не обманул – через полгода отдал паспорт и даже бешбармак прощальный устроил. А потом я оказался посреди Кызылкумов с паспортом и с десятью рублями в кармане. Пошел в сторону Навои, и какие колхозы по дороге попадались, там шабашил – «Учтепа», «Учумурат», «имени Карла Маркса». Иногда приходилось наниматься к частникам – что-нибудь построить. Помню одного казаха по имени Совет – я ему ашхану делал. Работал, а сам в какой-то момент просто отключался и думал все о том, как там дома, как там друзья – Соколов, Ананьев, Кандыба. А однажды подошел ко мне в одном колхозе комсомольский вожак и говорит: «У нас тут миллионер живет, нужно ему памятник сварганить на могилу. Можешь?» – «Могу». – «Но только миллионер еще жив, поэтому памятник ему должен понравиться». Инструмента у меня никакого не было, я взял три гвоздя на 200 миллиметров и кернышек. Гвоздиком делал линии, а кернышком выдалбливал их, чтобы белизной отливало. И так у меня хорошо работа эта пошла, что через три дня памятник был готов. На переднем плане портрет миллионера в чабанской шапке, за ним степь, солнце встает, юрта, а вокруг нее – барашки. Тот когда увидел – аж растаял. И все аксакалы его: «Якши, якши». Миллионер хорошим мужиком оказался. Я ему говорю: «А чего вы заранее могилу-то себе готовите?» А он: «Понимаешь, у меня сыновья все непутевые. Я им по машине купил, а они пьют. Боюсь, что и не похоронят меня как следует». И это правда, молодежь в то время уже пошла дурная, перестроечная. Их отцы мне заплатят, а эта шантрапа остановит на дороге и скажет: «А пойдем-ка, брат, в чайхану. Ты угощаешь».

Слезы Ирины Алексеевны

В этот раз мы с дядей Сашей договорить не успели. Было уже поздно, а рано утром ему ехать в Москву – поступил заказ от одной строительной фирмы подготовить стенд для выставки. Фирма занимается пробковыми покрытиями, а Ермаков, как приехал в Россию, очень к этому стройматериалу проникся и за несколько месяцев уже успел стать докой.

– Одно время у меня простой был, а тут вдруг поперло. Послезавтра квартиру начинаю делать. В день долларов по 100 выходит. Если так и дальше пойдет, через год сам квартиру куплю.

А пока Ермаков, когда бывает в Москве, живет у одной одинокой женщины. Как брат с сестрой. Их познакомил один его клиент. Она просто сказала: «Хочешь – живи у меня». Женщина зарабатывает тем, что выращивает у себя дома на продажу самых маленьких в мире собак – чихуахуа и самых ушастых – папиллонов. Как я ни старался, так и не смог сосчитать, сколько их у нее, но, судя по лаю, не меньше десятка.

– С семьей у меня не получилось, зато «сестры» всю жизнь спасают. Я ведь самого главного не рассказал, – Ермаков выгнал с кухни все, что тявкает, и закрыл дверь. – Про Ирину Алексеевну. Полищук. Когда я до Навои все-таки добрался – это уже, наверное, начало 90-х было, – она мне так же сказала: «Хочешь – живи». Ей было 62 года, у нее вообще ни одного родственника, и я ей стал заместо сына, хотя по документам мы были муж и жена – фиктивно расписались, чтобы мне прописку сделать.

– А почему в Подмосковье не вернулись?

– Тогда ведь еще одна страна была, а возвращаться мне было не к кому – дай, думаю, пока здесь поживу. Первое время у меня срыв пошел после рабства – я все пил. А она терпела. Ни словом не упрекнула, только вздыхала все время и плакала. И в конце концов мне так стыдно стало от этих слез, что я бросил. Просто бросил и до сих пор не пью. Как увижу водку, ее слезы вспоминаю. Стал работать, телевизор ей купил, телефон, мебель хорошую своими руками сделал. Если бы не она – меня уже не было бы давно на белом свете. У меня теперь цель жизни – не только самому в России гражданство получить и устроиться, но и ее сюда переселить. Деньги ей все время высылаю, звоню.

– А почему с гражданством-то проблемы?

– Я тот же вопрос чиновникам задаю. У меня ведь и советский паспорт остался – когда узбекские выдавали, я сказал, что потерял. Но в нем, блин, узбекская прописка. Чтобы получить гражданство, нужно прописаться здесь, а в паспортном столе говорят, что прописаться я могу только у ближней крови – то есть у сына, а он сам у тещи живет. Я спрашиваю: «А у брата можно?» – «Нет, у брата нельзя». Чем брат хуже сына, не понимаю. Послал письмо Путину, оттуда ответ пришел: «Ваше обращение направлено в МВД». Дай Бог, поможет. А не поможет, буду сам себе помогать. Куда деваться?

Через неделю я съездил, посмотрел, как дядя Саша сделал ремонт в квартире у одного стоматолога. Хорошо сделал. Я встал в очередь.

Епишин. Возвращение в рабство

Владимир Епишин не сам сбежал, его освободили. Его одели, обули, посадили на самолет и привезли на родину – в Ярославскую область. Про Епи-шина писали все газеты, к нему проникся сочувствием губернатор, его подлечили в санатории, ему сделали документы, дали жилье и взяли на работу. Результат – документы он потерял через месяц, на работу его тянут за шиворот, а когда он приходит выражать недовольство в сельсовет, говорит, что у чеченцев ему было лучше.

Село Рождествено Некрасовского района – место не лучше и не хуже любого другого. Так же одни пьют, потому что негде работать, а другие работают, потому что не хотят пить. Епишин встретил нас беззубой улыбкой, от него густо тянуло перегаром.

– Я сегодня с ночного дежурства, – сказал он, продирая глаза. – На ферме работаю скотником. Денег, правда, не платят совсем, уйду, наверное. Летом подрабатывал строителем за 60 рублей в день, но на зиму стройку приостановили. Как жить – не знаю. Квартира еще сохранила следы ремонта, на почетном месте – новый телевизор, рядом греется кошка Света, которая гуляет сама по себе.

– Телевизор журналисты подарили. Недавно приезжали фильм про меня снимать.

Журналистов Епишин любит. Первым делом показал целую стопку публикаций о нем. А заодно – телефоны всяких знаменитостей, чиновников, работников ФСБ и счета за газ на 1160 рублей.

– Поехал вчера в райцентр, к Альбине Павловне Суворовой, заму по соцработе. Слава богу, пообещала их погасить. И 100 рублей выписала. Но что толку! 20 на дорогу ушло, и сегодня уже нет ни рубля.

– А чего у вас газ сейчас просто так горит?

– Привычка кавказская. Без открытого огня – как без воздуха. 11 лет назад я в соседнем селе жил, колхоз «Смычка». Но там я с председателем не ужился, и меня направили сюда. Получил первую зарплату, 350 рублей, и поехал в Ярославль на выходные погулять. За два дня все спустил и решил обратно на электричке ехать бесплатно. А на вокзале подходят два ингуша: «Хочешь поработать на Кавказе? Платить будем, кушать хорошо будешь, все тебе будет». Был бы я трезвый – не поехал бы. А пьяный поехал. Они ведь даже цену не назвали.

– А протрезвели только на Кавказе?

– Нет, в Москве. Но сбежать не удалось. Они следили все время.

– Подбежали бы к любому милиционеру.

– Э-э, у них вся милиция еще тогда была куплена, – неуверенно ответил Епишин. – Да и паспорт я им отдал. Приехали мы в Назрань, а там таких, как я, уже человек 10. Покормили нас и развезли по хозяевам. Меня – в Карабулак, к братьям Оздоевым. Месяц дом им строил – все хорошо было. Не платили, правда, но выпивка и еда была. А потом кто-то из наших проболтался, что мы в Москве хотели сбежать, – и нас бить начали. Мы с татарином одним, Фаридом, сбежали. Пришли по шпалам на станцию, купили билеты на последние деньги, а тут подходит к нам один чеченец, Магомед, и начинает к себе зазывать. Я-то против был, а Фарид говорит: «Пойдем, кто нас в поезде кормить будет?» Ну я и пошел. Приехали в Чечню, на хутор Веселый. Дом там строили. Все сначала тоже хорошо было – выпивка, закуска, пока к нему братья не приехали. Они стали с нами грубо обращаться, и мы сбежали и оттуда. Сели в ав­тобус, к нам опять чеченец какой-то подсаживается. Зовет в горы черемшу собирать. Фарид опять согласился, а я говорю: «Извини, не поеду». И отправился в Серноводск, к Ибрагиму Дашнееву.

– Это кто?

– Тоже чеченец. Тракторист. Он давно еще к Магомеду в гости приезжал и звал меня к себе. У Ибрагима я полтора года прожил, сено косил на тракторе. Жадный человек, кормил плохо, с выпивкой тоже туговато было. Я ушел. К Ахмеду Бакаеву. Вот это хороший человек. Шесть машин у него – три наши и три иномарки. И выпить давал, и даже деньги иногда подкидывал. И говорил: «В любое время можешь домой ехать».

– Чего же не поехали?

– У него неплохо жилось. Я думал: «Еще немного поработаю и поеду». Но потом я как-то раз напился, скот растерял и решил не возвращаться. Пока бродил, попал в больницу. Я глазам не поверил, когда Ахмед с женой пришли навестить: «Скот, – говорят, – сам до дома добрался. Мы, – говорят, – Володя, на тебя зла не держим. Хочешь – возвращайся». А в больнице медсестра одна была, чеченка, она меня все спиртом угощала и уговорила поехать с ней опять в Чечню. На этот раз в Аргунское ущелье, в Итум-Калу. Вот это я зря сделал. Сын у нее злой человек, бил меня до крови, кормил как собаку, курева вообще не давал. А тут еще война началась. Я соседям их как-то говорю: «Положите мне в укромное место хлеба на дорогу, и я уйду». Они так и сделали. Всю ночь по горам проплутал, а на следующий день попался другому чеченцу – Амину Ялаеву. У него еще хуже стало, три года я мучился. Бегал трижды, но каждый раз они меня ловили. Били много – и руками, и ногами, и кнутом, и расстреливали понарошку. Один раз, чтобы поиздеваться, заставили печку-буржуйку в гору тащить 5 километров , а сами на лошадях вокруг скакали и кнутом хлестали. Я уже потом всего этого и бояться перестал – знал, что все равно не убьют, пока им работник нужен. А вот русаков при мне двух убили – солдат и женщин насиловали и горло им потом перерезали.

– А почему вы говорите «русаки», а не русские?

– Потому что они так говорят. Слава богу, Амин меня, наконец, своему родственнику отдал – Арби. Хороший был человек – мы с ним и ели вместе, и пили. Я ему скот пас. С ним я и в Панкисское ущелье ушел. А потом, когда он коров своих продавал, чтобы в Дуиси обосноваться, то меня вместе со скотом отдал. Коров по 300 долларов за голову, а меня бесплатно.

Епишин говорит обо всем этом без злости. Просто перечисляет события.

– Я уже совсем было смирился, что так и умру здесь, но тут одна российская журналистка меня обнаружила и добилась от грузинских властей освобождения.

Он проводил нас в сельсовет. Когда мы вместе вошли туда, воцарилось гробовое молчание, все женщины разом отвернулись. Епишин тут же исчез за дверью.

– Опять к октябренку нашему приехали, – хлопнула себя по бедрам председатель сельсовета Ирина Воробьева. – Хорошо хоть, сам ушел, постеснялся.

– Он сегодня с ночного дежурства вернулся, – проинформировал я. – Устал, наверное.

– У него уже четвертый день ночное дежурство, – рассмеялась бухгалтер. – Когда киношники от него уехали, они ему полторы тысячи оставили, вот он и дежурит.

– Нам в прошлом году на весь год 10 тысяч всего выделили – пять на ремонт школы и пять на благоустройство территории. А этому алкоголику 20 тысяч на ремонт, да еще каждый месяц он ездит к Альбине Павловне в район и деньги выпрашивает. Она когда-то его учительницей была, добрый человек, отказать не может.

– Имейте совесть. 11 лет рабства кого хочешь сломают.

– Да мы что, не помним, какой он был? Его ведь и прислали к нам сюда из «Смычки» за пьянку. У нас таких «чеченцев» полсела, только позови.

– У вас село депрессивное. Здесь работать негде.

– Но другие ведь как-то живут. В город работать ездят, огородом кормятся. Летом сюда дачников приезжает втрое больше, чем местных, – у них заработать можно на год вперед. А он работает ровно до 60 рублей в сутки. Чтобы хватило на бутылку и плавленый сырок. При чем тут рабство? У него и никакого надлома-то не видно – он небось и не рвался сюда. У нас тут один парень с Дальнего Востока пешком три месяца шел, из армии сбежал – вот это я понимаю. А Епишин ваш знаете какие тут речи закатывает? «У меня, – говорит, – все там было. Тюрьма, ужин, макароны, чача». У него только одно мерило жизни: дают жрать – не дают жрать, бьют – не бьют. Тут как-то был один «афганец» бывший, слушал его, слушал, а потом говорит: «Заткнись, сука, сейчас же или я тебя задавлю». О-ох, товарищи чеченцы, заберите его отсюда.

– Володя, – сказал я Епишину перед отъездом, – приезжай ко мне работать. Дом строить надо. Выпивка-закуска будет.

– А куда надо ехать?

– Шутка.

ПО МАТЕРИАЛАМ СМИ:

Июль 2001 года. Калужская область

Семья цыган несколько лет похищала людей и держала их в рабстве («Комсомольская правда»)

Всего в двух часах езды от Москвы, на окраине старинного города Калуга, цыганская семья из клана Углы несколько лет держала у себя рабов. Нагло, не таясь. Невольниками были наивные люди, которые согласились обменять свои городские квартиры на симпатичные домики в деревне. Но вместо деревенской благодати попадали в кромешный ад.

Узников держали под замком в деревянном сарае с земляным полом, регулярно били: для наказаний имелись специальные дубинки. Иногда, под настроение, старший сын Руслан выносил во двор видеодвойку, включал какой-нибудь боевик с восточными единоборствами и отрабатывал на стариках технику ударов.

Пожилых невольников, которым полагалась пенсия, раз в месяц выводили под конвоем в сберкассу и отбирали скудные стариковские деньги. Все остальное время рабы, как и положено рабам, пахали, не разгибая спины: работали в доме, а в сезон надсмотрщики вывозили их на поля соседнего колхоза.

В дальнем углу двора цыганского дома оперативники обнаружили небольшой «концлагерь»: сарай, обшитый картонками. Жилой площади метров пять, в центре конуры – печка, две кровати. На закопченной стене мелом узники писали свои имена: «Здесь живут Миша, Катя, Коля, Вова, Наташа…» Всего семь имен.

Бывшая рабыня Наташа, на вид женщина лет 50, совсем не похожа на убогую вокзальную бомжиху. Но дат она не помнит, месяцы, проведенные под замком у цыган, слились для нее в одну черную полосу.

– А хоть кормили вас цыгане нормально?

– Один раз в день. Если нам удавалось растянуть на два раза, то ели и вечером. Я готовила сама – как правило, супы из пакета. Еще нас подкармливала одна цыганская жена, она русская. То хлебушка нам сунет, то миску каши. В баню нас за все время только один раз возили.

– Вы пытались убежать?

– Нет. Ворота всегда закрыты были, и возле них постоянно кто-то из детей дежурил с собаками.

Сколько именно людей лишились своих квартир и стали цыганскими рабами – сейчас выясняет прокуратура. Глава семейства рабовладельцев Николай сидит в СИЗО, его жена Нина – в бегах. После проведения российской милицией операции «Табор» по всей стране у цыган было найдено одних только несовершеннолетних русских детей, которых они превратили в рабов, около 1000 человек.

Сентябрь 2001 года. Челябинск

Несовершеннолетние сестры-близняшки Васильевы из Челябинска оказались рабынями-наложницами чеченцев. Вернулась из рабства живой лишь одна (газета «Вечерний Челябинск»)

Она несколько дней ни с кем не разговаривала. Впрочем, многочисленные родственники даже и не настаивали – девушка вернулась из чеченского рабства. Два года назад она, 16-летняя девочка, исчезла из города вместе со своей сестрой-близняшкой. И вот теперь, когда уже все практически перестали надеяться на чудо, Оля оказалась вновь дома…

Оля и Аля Васильевы учились в 10-м классе, и надо было подкопить денег на выпускной бал, позаботиться о поступлении в институт. Первоначальный капитал было решено взять у соседа Хусана, благо отношения с ним за год завязались очень неплохие. Мать девочек заняла по тем временам совсем небольшую сумму, накупила оптом товара и стала его реализовывать. Торговля оказалась успешной. Однако вторая поездка за товаром стала роковой: женщину обокрали в поезде. Хусан (чеченец) стал абсолютно законно требовать возвращения долга. Неудачливая «бизнесменша» просила войти в положение и, пока что-нибудь не придумает, подождать. Сосед был категоричен: деньги сейчас, сегодня же, иначе включается счетчик. Из всего богатства в семье была однокомнатная квартира, которую хозяйка, ясное дело, закладывать не стала. Прошлась по родственникам, насобирала сколько могла.

Вечером отдала соседу четверть нужной суммы. Тот был неудовлетворен. Через неделю дочки-старшеклассницы не вернулись из школы, Сначала даже мысли не возникло, что в их исчезновении замешан сосед. Однако через несколько дней, когда на ноги была поднята вся городская милиция, выяснилось, что чеченец съехал с квартиры, которую, как оказалось, просто несколько лет снимал. Поиски абсолютно ни к чему не привели.

Аля была старше Оли на пятнадцать минут. Отличить сестер можно было только по небольшой разнице в росте, да по характерам они отличались. Оленька – стеснительная, скромная, тихая. Алька – забияка, в карман за словом не лезет. Такими и выросли две худенькие красавицы блондинки. Как-то они возвращались из школы. У подъезда встретили Хусана.

Знали, что у мамы с ним какие-то дела, поэтому не удивились, когда тот передал им якобы мамину просьбу скорее приехать на рынок. Сосед даже предложил подбросить их на машине, которая тут же и стояла. Только сказал, что тачка ждать не будет: мол, садитесь прямо сейчас, портфели домой не заносите. Сели на заднее сиденье. Оля помнит только то, что Хусан предложил выпить газировки. Не отказались…

Когда очнулась – понять ничего не смогла: находилась в какой-то маленькой темной комнате, окна которой были закрыты ставнями. За стенкой кто-то всхлипывал. Оля попыталась открыть дверь – ничего не получилось. Стала стучать и кричать. Возникший на пороге сосед втолкнул в комнатушку зареванную Алю. Наивная Оля только через 3 дня поняла, что произошло с сестрой. Поняла, когда ее саму насиловали три бравых чеченских парня…

А тогда Аля пощадила нервы сестры и не стала рассказывать, как проснулась от холода, потому что оказалась лежащей на чужой кровати абсолютно голая. Как чеченец рявкнул на ничего не понимающую девчушку: «Лежать!.. Будешь отрабатывать долг за мать!» От шока она даже не могла сопротивляться. Ей казалось, что это сон. Сестренки поняли главное: мама вовремя не отдала соседу какие-то деньги, поэтому Олю с Алей и забрали. И увезли в Чечню.

Девчонок насильственно поили водкой и со связанными руками загружали в одну и ту же, с тонированными стеклами, машину. Водитель всегда был один и тот же. Остановки делали в маленьких деревеньках, у знакомых соседа. Таким образом провели две ночи, Олю всегда запирали в комнате одну, а Алю Хусан уводил с собой. Бежать не было возможности.

Последний раз соседа видели, когда приехали в какой-то аул. Похититель о чем-то долго говорил с толстым бородатым чеченцем с огромной золотой цепью на груди. Ему-то, как оказалось, и были проданы сестренки. За сколько, девушки так и не узнали, хотя Олю до сих пор мучает вопрос, сколько же стоила ее поломанная судьба. А вот для какой цели – выяснили сразу же. Два года – большой период в жизни. За это время столько может случиться! Оля же своим самым близким родственникам рассказала о пребывании в Чечне в нескольких предложениях:

– Что еще могут делать чеченцы с русскими женщинами? Насиловали. Кто, сколько, когда и как хотел. Увозили в отряд в горы – развлекайтесь, «герои». Иногда заставляли готовить еду, выскабливать пол, стирать вонючую грязную одежду. Все под присмотром. Ни секунды без охранника – какого-нибудь переростка-мальчишки, который мог бить и пользоваться в любой момент…

Девушка решила терпеть и так спасти свою жизнь. Первый хозяин – тот толстый, которого все называли Джамалом, провел беседу, в которой Оле и Але разъяснил, что они теперь рабыни, что с этим проще смириться и что, если будут вести себя как паиньки, им же лучше и будет. «Поработаете, – говорит, – у меня жрицами любви, потом, может быть, отпущу». Девчонкам ничего не оставалось, как верить, Месяц они жили в подвальной комнате вдвоем. Хотя жили – громко сказано.

Вечерами и ночами развлекали гостей дома и хозяев. Оля вспоминает, что несколько раз даже видела хозяйку дома, которая, как ей показалось, с жалостью смотрела на девчонок. Два раза Алю увозили на несколько дней в горы. После третьего раза сестренка не вернулась… Что с ней, перепродали ли ее кому-нибудь, жива ли – Оля не знает до сих пор. Потому что спастись спустя два года удалось ей одной.

Олю несколько раз перевозили из одного места в другое. Из селения ли в селение или из одного двора в другой, сказать не может, потому что все время завязывали глаза. Хозяев у нее было четверо. Первый – самый добрый, если, конечно, так можно сказать. Второй мог избить без повода. Третьего видела всего несколько раз, так как купил он ее для целого отряда. Однажды она попыталась убежать, но попытка с треском провалилась, и Олю проучили так, что неделю не могла вставать с кровати… Постепенно девушка окончательно смирилась со своей участью.

На последнем месте «работы», в своеобразном кабаке (обыкновенном доме за огромным железным высоким забором), даже танцевала стриптиз в компании еще одной русской рабыни Жанны. Про возвращение домой думала постоянно. Случай помог. Заметила, что очень нравится 18-летнему, но старающемуся казаться взрослее, племяннику хозяина – Шамилю. Как-то в разговоре полушутя сказала: «Помог бы мне; что ли? Передай весточку мамочке, что жива-здорова». Удивительно, но он не отказался!

Почему, сейчас остается только гадать. Оля написала на листке только одно предложение. Подписалась и поставила услышанное в разговорах название населенного пункта, в котором, как она думала, находилась. У матери Оли случилась истерика, когда она получила написанное знакомым почерком послание. План операции, которую проводил ОМОН, остается в секрете. Однако результат оказался налицо – Олю нашли в названном в письме селении, прочесав множество домов. Были убитые и раненые. Чеченская милиция тогда очень помогла, возбудив уголовное дело. Но вот следов сестренки Али отыскать не удалось…

С того счастливого возвращения прошло уже достаточно времени. За это время Оля купила себе машину и квартиру. На какие деньги? Превратности судьбы не прошли бесследно. Увы, но бывшая пленница стала заниматься тем, чему ее научили, – проституцией. Еще она до сих пор, даже зимой, ходит в темных очках с диоптриями: зрение за годы, проведенные практически без дневного света, ухудшилось. А недавно произошло чудо – Оле удалось выйти замуж и она собирается родить ребенка. Если это будет девочка, то назовут ее обязательно Алькой…

Август 2002 года. Волгоград

Задержан похититель и работорговец из Чечни («МК в Волгограде»)

В понедельник 5 августа в следственный изолятор Волгограда был доставлен Руслан Осанов, который подозревается в неоднократном похищении мирных жителей в целях личного обогащения. Подробности журналистам рассказали в прокуратуре города. 27-летний Осанов был арестован е Урус-Мартановском районе Чечни в ходе совместной операции сотрудников управлений по борьбе с организованной преступностью Волгоградской области и Чеченской Республики. Он находился в розыске с 1999 года.

По данным следствия, в том году Осанов насильственным путем вывез на Северный Кавказ двух девушек и продал их в рабство за 3 тысячи долларов. После этого он скрывался в Урус-Мартановском районе Чечни под чужой фамилией и с фальшивым паспортом.

Август 2002 года. Екатеринбург

Милиционеры обнаружили у цыган 39 детей других национальностей (ИА«Новый регион»)

Подведены итоги профилактической операции «Та-бор-2», в течение двух недель проводившейся на территории Свердловской области.

Как сообщил пресс-секретарь ГУВД области Валерий Горелых, за время операции сотрудникам милиции удалось раскрыть 8 преступлений, совершенных цыганами. 5 из них были связаны с незаконным оборотом наркотиков. Было изъято 3 килограмма 518 граммов различных наркотических веществ, в том числе героина.

Но наиболее тревожным для сотрудников милиции явился тот факт, что взрослые цыгане охотно используют детей и подростков других национальностей, вовлекая их в незаконную деятельность. Так, по данным Валерия Горелых, у свердловских цыган было обнаружено 39 детей и подростков, не являющихся цыганами. 31 из них еще нет и 7– лет, 8 – в возрасте от 7 до 18 лед. В основном это русские дети, но есть и представители других национальностей. Таких детей заставляют попрошайничать, торговать наркотиками, незаконно эксплуатируют. За подобное обращение с детьми были привлечены к ответственности 47 взрослых цыган.

Октябрь 2002 года. Республика Ингушетия

12 человек находились в рабстве у главы сельсовета, милиционера и директора школы (интернет-портал «Утро. ру»)

В субботу освобождены 12 человек, находившиеся в рабстве у местных жителей в селении Аршты на территории Ингушетии. Как сообщили в штабе командования объединенной группировки войск на Северном Кавказе, спецоперацию по их вызволению провели подразделения федеральных сил. В штабе подчеркнули, что все освобожденные – русские по национальности. Некоторые из них находились в неволе еще с начала 90-х годов.

Со слов пленников, они прибыли из разных регионов на заработки и попали в рабство. Их сделали слугами, они выполняли работы по хозяйству, пасли скот.

В штабе отметили, что многие истощены, деморализованы и даже не знают о распаде Советского Союза, так как не имели возможности читать газеты и смотреть телевизор.

По данным штаба, основанным на показаниях пленников, среди «хозяев» – глава администрации села, участковый милиционер и директор местной школы

После проведения оперативно-следственных мероприятий все заложники будут отправлены домой.

Октябрь 2002 года. Республика Ингушетия

Житель Курганской области освобожден из рабства, в котором провел 13 лет (интернет-портал «Страна. ру»)

В результате оперативно-розыскных мероприятий в районе ингушского селения Галашки освобожден из плена гражданин России Соколов Сергей Валентинович. Об этом в четверг сообщили во Временной оперативной группировке МВД по Чеченской Республике.

По данным правоохранительных органов, операция по освобождению была проведена сотрудниками криминальной милиции МВД России. 44-летний уроженец села Чумлек Щучанского района Курганской области Сергей Соколов с 1989 года насильно удерживался и использовался на хозяйственных работах местными жителями. По данному факту ведется следствие.

Октябрь 2002 года. Республика Ингушетия

Житель Тюмени 28 лет прожил в рабстве наравне с домашним скотом (ИТАР-ТАСС)

В ингушском селении Аршты, расположенном в районе административной границы с Чечней, освобожден 70-летний житель Тюмени Сергей Пономарев, который находился в рабстве 28 лет. Когда Пономарева освободили, он был настолько истощен, что с трудом мог говорить, поэтому его сразу госпитализировали.

В начале 70-х годов Пономарев приехал на Северный Кавказ на заработки, и с тех пор родственники ничего о нем не знали. Оперативники установили, что все эти годы пленник провел в одном из чеченских селений. По его словам, хозяева обращались с ним, как с домашним скотом.

По данным штаба командования объединенной группировки войск на Северном Кавказе, в 2002 году в Чечне из рабства были освобождены восемь человек.

Ноябрь 2002 года. Новосибирская область

Выходцы из Ингушетии обратили в рабство пятерых местных жителей («Новосибирский городской сайт»)

Сотрудники Главного управления МВД РФ по Сибирскому федеральному округу освободили пятерых мужчин, которых в качестве рабов использовала прожи­вающая в селе Усть-Каменка Новосибирской области большая семья выходцев из Ингушетии. Русские рабы проживали в небольшом сарае, всегда под присмотром «хозяев». Условия же их быта, по словам сотрудников милиции, мало чем отличались от условий жизни выращиваемых ими свиней.

Май 2003 года. Чеченская Республика

Сотрудники ФСБ освободили из рабства жителя Костромской области (ГТРК «Кострома»)

В Чечне сотрудниками ФСБ освобожден из рабства житель Костромской области. Об этом сегодня сообщил представитель регионального оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией на Северном Кавказе полковник Илья Шабалкин.

Представитель штаба уточнил, что освобожден Владимир Калинкин, 1936 г . р., уроженец деревни Малая Федоровка Буйского района Костромской области. По данным штаба, Калинкин с октября 1994 г . незаконно удерживался в селении Гойты Урус-Мартановского района.

Ноябрь 2003 года. Чита

Азербайджанцы при покровительстве местной милиции наладили в регионе рабовладельческий бизнес (ИАREGNUM)

Прокуратура Читинской области возбудила уголовное дело против организаторов рабовладельческого «бизнеса» и их покровителей в областной администрации. В городе нашли настоящих рабовладельцев и их невольников. Работники прокуратуры сообщили журналистам, что этот бизнес наладили азербайджанцы. На роль рабов подыскивались люди, прибывшие в город из деревень. Им сначала предлагали неплохой заработок и бесплатное проживание в частном доме. Поверившие в эти сказки бедняги денег, естественно, не видели. Кормили их чем попало. А за слабые попытки возразить били до изнеможения. Запуганные, доведенные до крайней степени безысходности люди переставали сопротивляться и смирялись со своей участью.

– Следствие утверждает, что кому-то из рабов удалось бежать, кого-то убили для устрашения остальных, кто-то умер от побоев.

Рабов использовали на строительстве, они ухаживали за скотом и работали на огороде. Кроме того, хозяева заставляли их распространять наркотики и разливать фальсифицированную водку.

Как выяснилось, у азербайджанских рабовладельцев есть покровители в структурах читинского УВД и в областной администрации, которые уже начали препятствовать проведению следствия и тормозить ход уголовного дела.

Март 2004 года. Республика Ингушетия

73-летний житель Кемеровской области после 20 лет рабства получил «вольную» по нетрудоспособности (ИТАР-ТАСС)

73-летний уроженец Кемеровской области Руфед Дружинин, который более 20 лет удерживался на принудительных работах в одном из высокогорных селений Ингушетии, доставлен в городскую больницу Ставрополя. Врачи сообщили, что он был подобран в почти бессознательном состоянии на ставропольском городском автовокзале, куда его привезли в «Жигулях» и выбросили в глухом уголке привокзальной территории неизвестные лица. Из сбивчивого рассказа мужчины удалось выяснить, что в Ингушетии он оказался после того, как два с лишним десятилетия назад нанялся подсобным рабочим в приезжавшую в Кемеровскую область на заработки бригаду ингушских строителей. По завершении работ строители предложили ему поехать вместе с ними в Ингушетию. Согласие на поездку обернулось пленением до глубокой старости. Как можно понять из слов старика, в заточении не только за попытку побега, но и за малейший проступок его «били, топтали ногами». Избавились от него хозяева только тогда, когда он по старости уже не мог выполнять работу.

Май 2004 года. Тульская область

Владелец придорожного кафе, приехавший в Россию из Армении, 3 месяца держал в рабстве понравившуюся ему официантку (телекомпания «Плюс 12»)

Придорожное кафе «Лев» на 151-м километре трассы Москва – Крым брали штурмом 17 мая. Оперативники УБОП приехали сюда после того, как к ним обратилась мать заложницы. Об этом сообщил начальник 6-го отдела УБОП УВД Тульской области Дмитрий Казаков.

Заложница Юля жила в комнате на втором этаже кафе. С тумбочки на нее смотрел портрет маленькой девочки. Ее папа – Оганез Еремян – и держал Юлю в заложницах. Бил, издевался, добиваясь взаимной любви. Попытки к бегству заканчивались побоями. «Он привез меня сюда 3 месяца назад. Он меня бил, не пускал никуда. А если я ослушивалась, угрожал: «Род твой вырежу, сука. Искалечу. Будешь лежать прикованной к постели», – рассказала Юля.

На входе в кафе у Оганеза Еремяна заряженная «Сайга» и личная охрана. Неприятности с законом случаются у него не в первый раз. В 90-х он торговал спиртом, смешанным с чаем, выдавая его за коньяк, за что и был судим. В прошлом году двух его работников взяли за кражу скота. Сам Еремян прошел по делу как свидетель и остался ни при чем. На этот раз владелец кафе снова своей вины не признает.

Уголовное дело пока не возбуждено. Подозреваемый отпущен под подписку о невыезде и чувствует себя безнаказанным. Материалы следствия находятся в отделе дознания Ясногорского отделения милиции. Юле вместе со всей семьей приходится скрываться от мести назойливого поклонника.

Май 2004 года. Витебск (Белоруссия)

Милиционеры устанавливают личность женщины, которая после чеченского рабства не помнит о себе ничего (Интерфакс)

Сотрудники УВД Витебска устанавливают личность русской женщины, которая утверждает, что находилась в рабстве в Чечне и больше ничего о себе не помнит. Женщину привел в райотдел милиции города Лиозно Витебской области священник местной церкви, к которому она обратилась за помощью, сообщили в отделении информации и общественных связей УВД Витебского облисполкома.

По словам женщины, она ничего не помнит о себе до осени 2003 года. Она утверждает, что находилась в горном чеченском селении, где ее передавали от хозяина к хозяину, заставляли выполнять домашнюю работу, насиловали. Помнит, что ее поили таблетками, растворенными в воде, и называли Идой. От последнего глухонемого хозяина ей удалось бежать.

Очередное воспоминание связано с автотрассой и указателем «Самара. 600 км». Женщина на попутных машинах добралась до Москвы. По ее словам, в Москве она обратилась в правоохранительные органы, с ней работали психологи, которые сделали вывод, что она уроженка Белоруссии.

После того как ей приснился сон о том, что ей поможет священник Ярослав из Лиозно, она отправилась в Витебскую область. Как сообщили в УВД, действительно в Лиозно настоятелем местной церкви служит отец Ярослав. Однако он не узнал женщину и привел ее в милицию.

По словам сотрудников отделения, женщина хорошо одета, на вид ей 35-40 лет. Общительна, владеет белорусским языком, знает английскую грамматику, играет на фортепиано. В милиции обратили внимание на то, что она хорошо разбирается в правоприменительной практике и знает тонкости юридического процесса.

Как сообщили в УВД, потерпевшую поместили на обследование в стационар Витебской областной психоневрологической больницы. По словам врачей, это первый случай тотальной амнезии, хотя во врачебной практике такое заболевание встречается. В настоящее время врачи не комментируют состояние больной, ссылаясь на нормы врачебной этики.

После того как сюжет о потерявшей память был показан по местному телевидению, в больницу обратились две женщины, которые узнали в пациентке дочь и подругу. Однако при личной встрече они ее не опознали.

Июль 2004 года. Москва

Будни Черкизовского рынка («Новые Известия»)

– Ты ищешь работу? – на ломаном русском спросил меня азербайджанец Афган, владелец лотка с колготками на Черкизовском рынке. – Русским владеешь свободно? Хорошо. Где живешь?

– В деревне, в Тверской области, – соврала я.

– Отлично, – улыбнулся работодатель, внимательно оглядывая меня сверху донизу. —Пока будешь жить у меня.

Принадлежность к женскому полу и отсутствие столичного жилья означают на Черкизовском профпригодность. Все торговки по очереди живут у хозяина и называют свою повинность «быть в гостях». В гостях девушки готовят, стирают, убирают, ну и, конечно, развлекают повелителя. Ублажают и друзей хозяина, на кого тот укажет. Отказ от хозяйского гостеприимства означает потерю работы. За торговлю платят по 100-150 рублей в день, что на рыночном жаргоне называется «получать на выходе». Иногда часть денег удерживается за жилье и еду с хозяйского стола. Работают торговки с 9 до 17 часов, без выходных…

Торговля шла бойко. Когда у нас заканчивались колготки «Sanpellegrino», мы доставали нужную обертку и клали в нее «Golden Lady». Если заканчивалась «тройка», самый ходовой размер колготок, мы вынимали из-под прилавка наклейки и лепили эти «тройки» на все, что только попадалось под руку.

– Наташка! – услышала я у себя за спиной голос Джимми, торговавшего шапками. – Мне Султан разрешил тебя. Идем!

Наташка, 23-летняя украинка из отдела детской одежды, молча поплелась за Джимми в сторону туалета. Туалет Черкизовского – больше чем уборная. Это пункт удовлетворения хозяйских потребностей и место для наказания за преступления. Преступлением считается, если девушка влюбляется не в хозяина и не в его друга. Если «нахалка» флиртует без разрешения, ее бьют и заставляют «гостевать» на работе со всеми желающими. Наташку, после того как она отсутствовала с Джимми, били на моих глазах прямо у прилавка. Зрелище собрало любопытных. Просто стояли и смотрели.

Воспользовавшись шумихой, я в тот же день сбежала домой, не дождавшись 100 рублей «на выходе». У дверей павильона сидела на бетонном полу Наташка. Она работает на Черкизовском 3 года. Восемь классов образования, родители – алкоголики, курит с детства. Стандартная для рыночной торговки биография.

– Ты когда-нибудь была с мужчиной в кафе? – спросила она меня. Я кивнула. – Счастливая. А дома тебя кто-нибудь ждет?

Я промолчала.

– Вот и мне пойти некуда, – Наташка от безысходности чувствовала во мне собрата по несчастью. – «В гостях» забьют, а на других рынках то же самое.

Сентябрь 2004 года. Республика Ингушетия

Родственники президента Аушева держат русских рабов (газета «Завтра»)

В нашем редакционном архиве находится очень любопытный материал. Его передал нам один из офицеров, проходивших службу в Северной Осетии. Передал вместе с видеокассетой, на которой местным управлением ФСБ был записан допрос сбежавшего из ингушского плена русского раба Сергея Дудкина. В рабстве он находился в семье родственника тогдашнего президента Ингушетии Руслана Аушева. Документ этот интересен тем, что русский раб находился в плену у высокопоставленного чиновника местного МВД и дает предельно ясную картину царящих там нравов, Впрочем, пусть каждый делает свои выводы.

«В мае 1994 года я прибыл по приглашению в город Моздок на заработки. Двое неизвестных молодых людей посмотрели мои документы (паспорт, военный билет), посадили в автомобиль «Волга» и повезли в неизвестном направлении. Как я позже понял, меня привезли в ингушское село Верхние Ачалуки, где передали семье Ехьи Аушева.

С мая 1994 года по настоящее время меня заставляли бесплатно работать с утра до поздней ночи, кормили плохо, систематически избивали. Ночевал я в гараже, в непригодных для спанья условиях. Меня охраняли, постоянно контролировали мое передвижение в доме и за воротами. Предупреждали, что мне не уйти, а если попробую убежать, расстреляют на месте. Люди, которые приезжали к Ехье, рассказывали, что Ехья занимает большой пост, контролирует ГАИ. Как мне стало известно, Ехья и его люди занимаются покупкой и продажей оружия, вымогательством. Я лично видел у него собственный пистолет, автомат и гранатомет. В феврале 1995 года неизвестные мне люди на автомашине «ВАЗ 2101» зеленого цвета привезли в дом к Ехье 2 пулемета с лентами и 12 коробок с пулеметными патронами. Как я понял из разговоров, ведущихся в доме,

Ехья поставлял оружие в Чечню и продавал его там с целью наживы, Он, его семья, родственники и все приезжающие гости настроены антироссийски, ненавидят русских. Многие хвастались тем, что сами имеют рабов, и их отцы имели рабов, и деды имели русских рабов. И вообще, русские должны быть только рабами, а их женщины – проститутками.