«Никто приблизиться не смеет…»

«Никто приблизиться не смеет…»

Никто приблизиться не смеет —

настолько чужд, настолько чушь

мне омерзительна, что семя

моё для женщины – не куш.

Оно сливалось, как помои,

в отверстия ничтожных баб.

А я мечтал, само собою,

красавице поставить кляп.

Ничто меня не занимало,

лишь только баснословный миг,

которого мне было мало,

когда поставлен к стенке книг.

Они – пропитанные кровью

великих авторов мечты —

стояли выше суесловья

и выше похоти почти.

Реальность, как всегда, старалась

продемонстрировать ничто,

и память обо мне стиралась,

и становился я мечтой.

И вот я превратился в книгу,

фантазии к себе маня,

и женщина ласкает фигу,

другой рукой открыв меня.