После побега

После побега

Вопрос о сроке заключения приводит осужденного Р. в замешательство. Наконец он собирается с мыслями:

– Дело в том, что по амнистии 2000 года мне сократили срок как участнику боевых действий. В итоге мне остается отбыть восемь лет. Но я бы уже сейчас вышел на свободу, если бы не сбежал из колонии. Потому что в бегах я был ровно восемь лет.

Осужденный Р.

– Родился я 1 января 1968 года в городе Мурманске. Отец – военный, дед – Герой Советского Союза, ему поставлен памятник в Мурманске. Мне есть чем гордиться… Когда я закончил восемь классов, поступил в Суворовское училище в Ленинграде. Но не закончил училище – выгнали за драку. Уехал опять в Мурманск, где закончил техникум по специальности моторист-судоводитель. Потом я пришел в военкомат и подал заявление о том, что я хочу служить в «горячей точке» – в Афганистане. Служил в Файзабаде, Кандагаре и Джелалабаде. Я принимал непосредственное участие в операциях, имею два ранения и два ордена Красной Звезды. Есть благодарность за службу от Верховного Совета Советского Союза и личное поощрение Горбачева.

– За что вас поощрили?

– Во-первых, за сопровождение Переса де Куэльяра, когда он прилетал в Кабул. Он возглавлял тогда ООН. А во-вторых, за сопровождение Розенбаума Александра по всему Афганистану. Он ездил с концертами. Наша группа его сопровождала.

– Ну а вы в какой должности были?

– Я был командиром взвода.

– Во время сопровождения были нештатные ситуации?

– В принципе, обычная война…

– Я имею в виду ситуации, при которых возникала угроза жизни Розенбауму?

– Вообще, Сашка молодец! Он объездил весь Афган…

– Общались с ним?

– Мы и сейчас общаемся. Мужик очень хороший.

– Чем вы занимались после Афганистана?

– Вернулся в Мурманск. И уже на четвертый день устроился работать на 287-ю базу снабжения Северного флота. Потом заинтересовались мною органы госбезопасности – в то время КГБ. Потому что я знаю три языка в совершенстве.

– Какие?

– Фарси, английский и норвежский.

– Где вы их изучили?

– Сам. И отец учил.

– То есть дома?

– Ну, не только. Я ходил в школу английского языка, ходил в клуб юных моряков, закончил художку, закончил музыкалку…

– Понятно. Что было дальше?

– Мне предложили закончить школу гозбезопасности и работать у них. Я согласился. Работал в группе «Сосна», которая занималась радиоразведкой северного региона. В этой группе я проработал до 1994 года. Как раз в 1994 году я попал под суд. Дело в том, что я уже перешел работать в другой отдел, и вот это уголовное дело выросло практически из моей работы. В том, что я попал в колонию, виноваты те амбиции… именно то, что прошел службу в Афганистане… Немножко сыграло роль высокомерное отношение к тому, что я работал в Комитете. Я позволил себе сделать то, чего не надо было делать. И еще стечение обстоятельств.

– За что вас осудили?

– Осудили меня, еще по старому Уголовному кодексу, по 102-й статье – это убийство, по 146-й – разбой, по 144-й – кража, и по 218-й – оружие.

– И вы утверждаете, что все исходило из вашей работы?

– Нет, дело в том, что часть исходила из работы, а часть исходила из побуждения лучшего. Мое дело разделили на два уголовных дела… А вообще, когда завели дело, то я уволился годом назад, чтобы не попасть в сводки по Комитету.

– То есть уволился задним числом?

– Да, я уволился задним числом. Я пошел на это, потому что начальство относилось ко мне хорошо. И меня попросили.

– Расскажите о своем преступлении.

– Дело в том, что я очень сильно увлекаюсь автомобилями. Знаю их «от и до». Ну и связался с компанией… Перебивал номера на дорогих иномарках. И перекрашивал машины.

– У вас была своя мастерская?

– Да, я сделал себе мастерскую…

– Большие деньги крутились?

– Да, нам троим перепадало… Собрались мы, трое «афганцев», нам перепадали деньги, и мы держали этими деньгами два детских дома.

– Что значит «держали»?

– Ну… приносили туда деньги, то есть поддерживали ребят.

– И вы в то же время работали в КГБ?

– Да.

– И перебивали номера краденых машин?

– Да.

– Был страх, что вас когда-нибудь разоблачат?

– Я уже анализировал свои ощущения. Может быть, не хватало адреналина после войны.

– Но вы жили в ожидании чего-то?

– Как сказать… просто это было несерьезное занятие. Никто очень серьезно к этому не относился.

– Но ведь кто-то реально угонял машины?

– Реально угоняли машины те люди, с которыми мы связались.

– То есть в деле было больше людей, а не только вы трое?

– Да, было гораздо больше людей. А мы втроем только перебивали номера. И делали это так, что потом ни одна экспертиза практически это не могла доказать.

– Вы сказали, что вас осудили еще за убийство.

– Это уже другое дело. Суть в том, что, когда я перешел в другой отдел, мне приходилось работать с сексотами, то есть с сотрудниками, которые числились у нас. Была такая мамочка проституток, работавшая в элитной гостинице «Арктика». Те иностранцы, которые через них проходили… Девчонки собирали сведения и передавали нам. Вот… как остальное случилось, мне бы не хотелось говорить.

– Но вы кого-то убили?

– Нет, на моих руках крови нет. Часть моей вины есть – это то, что я знал, мог предвидеть, это есть…

– Расскажите, как вообще было возбуждено уголовное дело? Какие факты вскрылись?

– А вскрылось все как? Вскрылось так, что… вообще война между милицией и комитетчиками как была, так и остается. В милиции обрадовались, что взяли сотрудника КГБ, тем более за убийство, за оружие. Это дало погоны и другие плюсы тем людям, кто этим делом занимался… То, что я прошел через пресс-камеру, и то, что у меня два ножевых ранения… Меня прозвали даже «железобетонным столбом» за то, что я не давал показания. Меня посадили в обычную камеру – не для бывших сотрудников. Это была пресс-хата. Когда в ней произошла драка, одному я сломал руку, второму – ребра сломал. После этого я уже переехал в камеру для бывших сотрудников. То есть меня оставили в покое.

– Какой срок вам дали?

– Сначала дали тринадцать лет. Потом им показалось мало. Прокурор отменил решение. Меня пересудили и дали пятнадцать лет. Но со сроком получилась интересная штука. Дело в том, что я сбежал из этой зоны.

– Когда это было?

– Это было в 1999 году. В зоне я очень хорошо зарекомендовал себя. Отпустили меня в отпуск. Жена у меня сейчас живет в Сибири. Я поехал к жене. Все было нормально, и я уже возвращаться хотел обратно сюда, в зону… то есть не было у меня мыслей о том, чтобы отсюда сбежать. Тем более десять лет срока было впереди – пять лет я уже отсидел. Отношение начальника зоны ко мне было очень хорошее. И подводить людей я просто не хотел. Мне даже доверяли машины, которые шли в зону в ремонт. Я ехал из отпуска на чужой машине. И в последний момент я позвонил родителям в Мурманск. Отец сказал, что мать в очень плохом состоянии. Нужна операция. Я позвонил одному из сотрудников зоны – не буду говорить кому, сейчас он уже здесь не работает – и он сказал мне: «Ну, вернешься в зону – решим». А отец и мать для меня – это всё. И мне надо было всего лишь четыре дня, чтобы слетать туда на самолете, найти деньги на операцию, потому что отец нигде бы не стал просить. И я бы вернулся обратно. В зону я не поехал. Развернул машину, доехал на ней до Свердловска. Гнал днем и ночью, потому что чувствовал, что меня вот-вот объявят в розыск. Машину оставил в Свердловской области и попал – не буду говорить, каким путем, – в Мурманск. В Мурманске мне помогли друзья – дали денег, много, – и я отвез матушку вместе с отцом в Москву. Матери сделали операцию. Потом я вернулся обратно в Мурманск. Я уже находился в розыске. Можно было сдаться в тот момент. Но надо было отдавать деньги. Потому что я людям пообещал отдать деньги. Я опять уехал в Москву. Устроился охранником к Славе Зайцеву на проспекте Мира, 24. Потом работал по оформлению земли, стал директором базы отдыха, потом стал работать в Ленкоме артистом. Устраиваться мне помогали те люди, которые после Афганистана работали в охране. Помогали и те, кто работал в Комитете когда-то со мной.

– Они знали, что вы сбежали из колонии?

– Знали.

– Где вы еще работали?

– Снимался в кино.

– В каком?

– В сериале «Адвокат». Это первая часть. Шестая, седьмая и одиннадцатая серии. Правда, без моей фамилии.

– Кого там играл?

– В одиннадцатой серии – наемного убийцу, в шестой и седьмой – водителя.

– С кем-нибудь из известных актеров общался?

– Да, со многими.

– Ну и кто запомнился больше всего?

– Бондарчук-младший.

– А в Ленкоме кого вы играли?

– В четырех спектаклях я играл.

– В каких?

– Дело в том, что там не моя фамилия указывалась, поэтому не буду говорить. Я был в бегах и представлялся под другим именем.

– И что же, при оформлении на работу у вас не спрашивали документы?

– Мне верили на слово. Просто помогали те люди, которые меня везде рекомендовали.

– Что дальше было?

– Я заработал приличные деньги, вернул долг. Встретил в Сергиевом Посаде женщину. Она верующая, очень хороший человек. В Сергиевом Посаде я начал учиться писать иконы. Прошел обучение, помог восстановить в самой лавре некоторые иконы. Потом вернулся в Москву и устроился таксистом.

– Сколько лет вы были в бегах?

– Всего восемь лет.

– И судя по вашему рассказу, особо-то вы и не скрывались.

– Но с психологической точки зрения быть в бегах очень тяжело. Потом даже следователи удивлялись тому, что за эти восемь лет я не совершил ни одного правонарушения.

– Как же вас вычислили?