* *

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

* *

*

Л.Д.“Троцкий”, Г.Е.“Зиновьев”, Л.Б.“Каменев”, Н.И.Бухарин, когда по своему вождистскому высокомерию впадали в бюрократизм всякий раз, не желая вникать в суть дела (или будучи не способны к этому по недостатку ума или образования), возлагали полноту ответственности за дело на подчинённых им специалистов-профессионалов. Но наряду с этим они же были «идейными» марксистами, к тому же посвящёнными в бoльшие или меньшие степени масонства или как минимум примасоненными. А масонство — один из факторов, дисциплинирующих бюрократию в процессе её работы на тот или иной политический проект, суть которого весьма далека от эгоистичных интересов каждого бюрократа.

Как видно даже из приведённых выше выдержек из воспоминаний А.С.Яковлева и В.Г.Грабина, И.В.Сталин бюрократом, как носителем ранее перечисленных качеств, не был:

· Он был убеждённым большевиком, и потому стремился дойти до сути дела, работая непосредственно со специалистами-профессионалами, зная поимённо возможно многие тысячи профессионалов разных дел в разных отраслях и прибегая к их помощи в понимании конкретных вопросов, с которыми сводила его общегосударственная управленческая деятельность.

· Вне зависимости от того, знал и помнил ли И.В.Сталин определение бюрократии К.Марксом, он знал, что доверять докладам бюрократов о порученном им деле — значит погубить дело, поскольку бюрократам свойственно скрывать свои ошибки и прямые злоупотребления властью и представлять в качестве достижений свои же провалы в работе и разного рода «пустышки», клеветать на конкурентов с целью их устранения. Поэтому:

O Работу с письмами, заявлениями и жалобами он не перекладывал на бюрократический аппарат, а работал сам с затронутыми в них вопросами, и работал по существу этих вопросов. Аппарат (секретариат) И.В.Сталина тоже соучаствовал в этом процессе, но нёс функцию фильтрации общественно и государственно значимой информации от потока обывательских жалоб и кляуз.

O Одной из задач спецслужб было поставлять «наверх» достоверную информацию о положении на местах, работе и поведении представителей органов государственной власти и партийной власти.

O Кроме того некоторые источники сообщают, что помимо официальных спецслужб, в СССР сложилась, существовала и выходила за его пределы некая сеть информаторов и исполнителей, основанная на личностных взаимоотношениях, работой которой руководил сам И.В.Сталин, а её «документация» проходила в потоке документации ведомств, в которых работали участники сети, и в потоке личной корреспонденции [201].

Вследствие систематического действия трёх названных факторов именно сталинские репрессии были в своём большинстве обоснованными. Но беда общества в СССР была в том, что кроме сталинских были ещё репрессии, организованные масонско-марксистскими кругами, и репрессии, организованные безъидейной бюрократией как таковой просто сдуру и из желанию доказать свою полезность и раж «хозяину».

Одна из первых же проблем, с которой столкнулся масонско-марксистский режим в России и в СССР — лавина бюрократизма такого, о каком в эпоху империи даже подумать не могли. С одной стороны вожди типа Л.Д.“Троцкого” порождали его сами тем, что не желали вникать в те дела, за руководство которыми брались либо по недостатку ума и образования, либо по высокомерию [202] и проявлению рабовладельческих наклонностей [203], проистекающих из их родного иудаизма.

Должность генерального секретаря ЦК, в тот период, когда её занял И.В.Сталин, была во многом технической должностью, назначение которой было готовить заседания Политбюро ЦК, т.е. совещания “вождей”, документировать их ход и принимаемые на них решения. Как можно понять из воспоминаний Б.Бажанова [204], пока в 1920-е гг. “вожди” на Политбюро обсуждали проблемы большой политики и балагурили, И.В.Сталин занимался более важным делом: он знакомился с людьми и на основе своего личного знакомства, используя положение генерального секретаря, формировал аппарат государственной и партийной власти, т.е. подбирал конкретных людей и способствовал их продвижению на те или иные конкретные должности. Делал он это судя по всему хорошо, поскольку управленческий профессионализм аппарата, рос. Поэтому И.В.Сталин на должности генерального секретаря, если не считать личных упрёков В.И.Ленина в его адрес (“Письмо к съезду” и др.), устраивал “вождей”, в том числе и тем, что избавлял их от необходимости вникать в суть множества «мелких», — с их точки зрения — дел.

В результате нескольких лет такой работы на всей территории СССР аппарат — партийное и государственное чиновничество — стал во многом подчинённым И.В.Сталину как минимум неформально на основе личностных взаимоотношений. Потом выяснилось, что аппарат, будучи постоянно действующим фактором, стал оказывать решающее воздействие на жизнь партийных организаций на местах и в частности на то, каких делегатов местные партийные организации направляют для работы съездов партии. Так внутрипартийная демократия к концу 1920-х гг. оказалась аппаратно управляемой, а не исходящей снизу из партийной массы. Собственно говоря “вожди” «идейных» марксистов, посвящённые в некий эзотеризм, к этому изначально и стремились, но у них возникла проблема. Проблема состояла в том, что И.В.Сталин, который сосредоточил в своих руках бразды правления аппаратом, оказался неуправляемым со стороны “вождей” — Л.Д.“Троцкого”, Г.Е.“Зиновьева”, Л.Б.“Каменева” и примыкавшего к ним Н.И.Бухарина, как то ими предполагалось при выдвижении этой «посредственности» на должность генерального секретаря ЦК.

В результате того, что “вожди” из числа «идейных» марксистов своевременно не заметили этого, они со временем стали систематически терпеть поражения на съездах и пленумах ЦК, хотя в низовых партийных организациях они по-прежнему имели достаточно сторонников из числа таких же как и они «идейных» марксистов — начитанных и образованных интеллигентов и полуинтеллигентов, за которыми — при других условиях — могли бы пойти менее образованные и начитанные партийцы. Так из рук “вождей” стала ускользать публичная власть. Это — само по себе было уже преступлением марксистов-масонов перед вышестоящими кураторами масонско-марксистского проекта. Кроме того, выигрышное поле политики, — построение социализма в одной отдельно взятой стране, — обеспечивавшее в тот период времени поддержку зарубежного масонства в его марксистской ветви тоже оказалось прочно занятым И.В.Сталиным и сталинцами.

При этом И.В.Сталин в этот период времени марксизм не критиковал, программа строительства марксистского как бы социализма, изложенная “Троцким” в 1907 г., реализовывалась, а развитие культуры и экономики СССР под общим руководством И.В.Сталина, хотя и без призывов к революционной войне, тем не менее по умолчанию подразумевало, что это необходимо для обеспечения решительной победы мировой марксистской как бы социалистической революции в революционной ситуации, которую ещё предстояло создать. Пока же наряду с развитием культуры и экономики надо было создавать привлекательный «имидж» [205] СССР.

Личностные же амбиции Л.Д.“Троцкому”, Г.Е.“Зиновьеву”, Л.Б.“Каменеву” не позволили наступить на горло их собственным сольным партиям и стать верными сподвижниками этого «неотёсанного грубияна-выскочки» с Кавказа. То же касается и их сторонников как в партии, так и беспартийных.

Т.е. «идейные» марксисты без разбора на «эзотеристов» и «экзотеристов» совершили множество политических ошибок: своевременно не учуяли смены глобального политического сценария, не переключились на новый, но остались рабами прежнего сценария мировой марксистской революции; не заметили как публичная власть перетекла из их рук в другие руки; не ушли сами из публичной политики.

Если бы они ушли из политики, то возможно дожили бы до глубокой старости в уважении как «вожди революции и сподвижники великого Ленина, которые, сделав своё дело, уступили дорогу молодому поколению строителей коммунизма». Однако их же властные амбиции не позволили им спокойно отойти от дел и стать почётными ветеранами, как то во многих случаях позволяет масонская система; вместо этого они полезли на рожон, развернув так называемую «подпольную борьбу» — а по сути неформальную масонскую деятельность — против И.В.Сталина и сталинцев за восстановление своей власти в партии и государстве, обвиняя И.В.Сталина в извращении марксизма, нарушении норм внутрипартийной демократии и обюрокрачивании партии и Советской власти. Собственно говоря их антисталинская активность и привела их самих и множество их сторонников к гибели.

Сказать, что И.В.Сталин создал бюрократию и поддерживал её целенаправленно, будучи сам контрреволюционером и бюрократом, как в том его обвиняют марксисты-троцкисты и гуманисты-абстракционисты, было бы то же неправильно.

Действительно, бюрократия эпохи социалистического строительства, которая заместила собой в государственном и партийном аппарате бюрократию эпохи революции и гражданской войны, в процессе «ротации кадров», руководимом И.В.Сталиным с поста генерального секретаря ЦК, оказалась для «идейных» марксистов без различия среди них «эзотеристов» и «экзотеристов» противником, с которым они не смогли справиться: она их сначала вытесняла и подавляла, а потому — уничтожила безжалостно именно как претендентов на власть.

Причины этого поражения и гибели масс «идейных» марксистов:

· с одной стороны — в полной беспринципности и безъидейности бюрократов как системообразующем принципе генерации и воспроизводства бюрократии,

· а с другой стороны — в “элитаризме” самих “вождей” «идейных» марксистов [206], не желавших вникать во множество «мелких» дел, и в управленческой несостоятельности марксизма как такового, в силу чего на его основе невозможно создать социальную базу управленческого корпуса, который не будет бюрократическим.

Последнее надо пояснить. Когда дети растут, мечтают и фантазируют о своём будущем, то мало кто из них желает стать чиновником. Самые яркие детские мечты большинства детей по существу о том, как состояться в профессии созидателя или защитника созидания. В нормально живущем обществе дети в их большинстве хотят быть художниками, артистами, строителями, лётчиками, шоферами, военными, милиционерами, и только меньшинство заявляет о том, что они хотят быть разбойниками-бандитами или быть царём-королём, чтобы шикарно жить и ничего не делать. В подростковом возрасте (по крайней мере в ХХ веке и в наши дни) появляется довольно широкая группа детей, у которой взрослые сумели погасить их детские мечты и они уже ничего не желают и не знают, чего пожелать; либо уже настроились на жизнь по принципу «что бы ни делать, лишь бы не работать», т.е. жить вне непосредственного созидания. Один из стимулов, подталкивающих к этому в обществе — невозможность «трудом праведным нажить палаты каменные», т.е. обеспечить себе и своей семье достойное качество жизни как в смысле наличия свободного времени, необходимого для полноценного отдыха и удовлетворения так называемых «духовных потребностей», так и в смысле удовлетворения так называемых «материальных потребностей».

Для тех, кто настроился на принцип «что бы ни делать, лишь бы не работать», в зависимости от других особенностей их психики и обстоятельств, в жизни открываются три пути:

· в опустившийся люмпен, — отбросы общества, производимые всеми социальными слоями, всеми общественными классами;

· в криминалитет;

· в руководители, которые при таком отношении к делу в условиях цивилизованности и развитый институтов государственности и бизнеса неизбежно становятся бюрократами [207].

Общественный строй Российской империи был таков, что люмпена она производила в избытке, включая и люмпен-интеллигенцию самого разного происхождения — от простонародья до высшей аристократии, перегруженной своею манерностью.

Уничтожив и изгнав за рубеж прежние образованные группы населения интернацистский масонско-марксисткий режим тем самым создал множество вакансий в сфере государственного управления политикой, а в силу национализации подавляющего большинства средств производства коллективного пользования — и в сфере управления хозяйством. Заместить эти вакансии людьми, знающими соответствующее дело и при этом верными идеалам социализма, было невозможно просто за отсутствием в обществе такого количества людей. И их было невозможно подготовить быстро, в том числе и в силу управленческой несостоятельности философии марксизма, как ты его ни пропагандируй.

В таких условиях в стране, где 85 % населения не умели читать и писать, человек умеющий читать и писать более или менее разборчиво и грамотно, если того желал и ему позволяло классовое происхождение или личные отношения с представителями власти, мог занять если не любую, то многие должности.

Но и этого мало для понимания той эпохи. Культура России на протяжении многих веков культивировала и поощряла психологию холопства, как бы ни возражали против этого утверждения те патриоты, которые идеализируют имперское прошлое. Это психологическое, во многом не осознаваемое наследие прошлого, определяло алгоритмику бессознательных уровней психики если не миллионов, то сотен тысяч людей. Оно не исчезло сразу же под воздействием провозглашения лозунгов социализма типа «человек человеку — друг, товарищ и брат», поскольку перестройка организации психики личности требует от самой личности целенаправленной работы над собой, а это далеко не просто и требует времени и сил.

В силу названных обстоятельств бюрократия в СССР не возникнуть в послереволюционное время просто не могла. И она возникла, но пока она была подвластна «идейным» марксистам и вдохновлявшим их “вождям”-масонам, она не была врагом “вождей”, а порицания бюрократизма с их стороны носили характер в большей степени декларативный и служили системным средством припугивания в меру бюрократов, чтобы те не зарывались и помнили кому, служат.

Но когда власть над бюрократией стала перетекать к большевикам (их — особенно грамотных и тем более хорошо образованных было мало) «идейные» марксисты и их «вожди”-масоны стали борцами с бюрократией, а в её лице — с укрепляющимся большевизмом.

Что касается бюрократии, то она по своему качеству — не субъект политики, а холоп носителей политической воли. Поэтому эпоха, начало которой положило устранение “вождей” «идейных» марксистов из публичной политики [208], стала для бюрократии полным кошмаром, который завершился по сути только истеричным докладом Н.С.Хрущёва на ХХ съезде.

Причина этой истерики в том, что большевики и «идейные» марксисты давили на бюрократию с двух сторон. Причём каждая сторона оказывала давление в своих взаимоисключающих интересах и при этом пользовались одним и тем же марксистским лексиконом, а бюрократия не могла понять, кто есть кто, кому надо подчиняться и чьи решения надо саботировать; а за неподчинение её безжалостно били и большевики, и «идейные» марксисты.

И при понимании такого характера власти в СССР история 1930-х гг. предстаёт совсем не такой, как её изобразил Н.С.Хрущёв в своём докладе: якобы тиран И.В.Сталин избивает якобы пламенных борцов за счастье народное и множество других людей ради сохранения якобы своей личной диктатуры.

Процесс глобализации во второй половине ХХ века привёл к тому, что в исторической науке возникло новое течение, так называемые «новые историки», суть деятельности которых состоит в том, что они стараются выяснить, что стоит за разногласиями различных исторических школ, выражающих ту или иную сугубо национальную или узкоклассовую точку зрения. Один из них Д.А.Гети занялся ревизией господствующих представлений об истории СССР и США и их противостояния на протяжении ХХ века. Он был допущен к работе в архивах России. В 2002 г. “Комсомольская правда” на протяжении полутора месяцев опубликовала серию статьей [209] под общим заголовком “Жупел Сталина”, посвящённую тому, что Д.А.Гети «накопал» в российских архивах по теме тёмных мест в истории СССР. Приведём некоторые выдержки из этой серии статей (сноски по тексту — наши):

«Знакомясь с документальными первоисточниками сталинского времени, он и сделал открытие, которое привело к настоящей публикации. Д.А.Гетти во всеуслышание объявил, что зловещему 1937 году предшествовал примерно трёхлетний период либеральных сталинских реформ. Более того, что именно неудача этих реформ привела к репрессиям, которые несправедливо назвали „сталинскими“. (…)

— Да, действительно Арч Гетти совершил открытие, — считает ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Николаевич Жуков, — но, поскольку эта тема для него лишь сопутствующая, он просто застолбил её для науки.

И Юрий Николаевич показал документ, который сам обнаружил в архивах.

Это образец избирательного бюллетеня по выборам в Верховный Совет СССР первого созыва. В окончательном варианте, который этот бюллетень приобрёл ко дню выборов 12 декабря 1937 года, в нём остался только один — безальтернативный, как мы сказали бы сегодня, — кандидат от партии и комсомола. Однако вплоть до июня 37-го года всё ещё предполагалось, что выборы пройдут на альтернативной основе, то есть наряду с кандидатом от партаппарата рабочие и служащие какого-либо завода могли бы выдвинуть своего кандидата, а колхозники — ещё одного. Но прошёл бы только один из троих, в бюллетене так и написано: оставить ОДНОГО кандидата — остальных вычеркнуть.

Ну а вдруг избиратели 37-го года дружней всего вычеркнули бы именно представителей правящей партии в однопартийной стране? Если бы миллионы таких бюллетеней извлекли из урн, какой разразился бы гром: партия осталась без власти! Но, может, это всего лишь популизм по-сталински? Однако Юрий Николаевич возразил:

— Сталин хотел другого: вообще отстранить партию от власти [210]. Поэтому и задумал сначала новую Конституцию, а потом, на её основе, альтернативные выборы. По сталинскому проекту, право выдвигать своих кандидатов наряду с партийными организациями предоставлялось практически всем общественным организациям страны: профсоюзам, кооперативам, молодёжным организациям, культурным обществам, даже религиозным общинам. Однако последнюю схватку Сталин проиграл и проиграл так, что не только его карьера, даже жизнь его оказалась под угрозой. Однако так ничего не понять, давайте с самого начала» (“Комсомольская правда”, 5 ноября 2002 г.).

«Новый курс» [211] и охота на ведьм

— В чьих руках тогда были главные бразды правления — ЦИК или Политбюро?

— Однозначно не ответишь, эти два органа переплетались. Всего состоялось семь очередных съездов Советов [212], восьмой, чрезвычайный, был уже неурочный и последний. В периоды между съездами и призван был действовать Центральный исполнительный комитет — подобие парламента, куда входило около 300 человек. Но он почти не собирался в полном составе, постоянно функционировал лишь избранный им Президиум.

— Эти триста человек были хотя бы освобождёнными работниками?

— Конечно, нет. Они представляли как широкое, так и узкое руководство страны. Что касается Президиума ЦИК, то в него входили только члены Политбюро и Совнаркома. Уникальный парадокс советской системы управления тех лет состоял ещё в том, что его сросшиеся ветви, а по сути одну-единственную ветвь власти от макушки до корней обсел партаппарат [213]. Всё это Сталин решил поломать с помощью новой Конституции. Во-первых, отделить в советских органах исполнительную власть от законодательной, а их отделить от судебной, которая напрямую подчинялась наркому юстиции Крыленко [214]. Во-вторых, отделить от этих властных структур партию и вообще запретить ей вмешиваться в работу советских органов. На её попечение оставить только два дела: агитацию и пропаганду и участие в подборе кадров. Грубо говоря, партия должна была занять то же место в жизни страны, что, скажем, занимает католическая церковь в жизни Ирландии: да, она может влиять на жизнь государства, но только морально, через своих прихожан. Реформа, которую задумал Сталин, призвана была консолидировать наше общество ввиду почти неминуемого столкновения с фашистской Германией [215].

— Можете вкратце перечислить её основные цели?

— Первая: ликвидировать так называемых лишенцев [216]. До революции значительная часть населения лишалась избирательных прав по цензу осёдлости и имущественному цензу, после революции это были «социально чуждые элементы». Сталин решил наделить избирательными правами всех граждан, за исключением тех, кто лишён этих прав по суду, как и делается во всём мире. Второе: выборы равные для всех общественных классов и социальных слоёв. До революции все преимущества были у так называемых землевладельцев, то бишь помещиков, которые автоматически проводили гораздо больше депутатов, нежели представители крестьян, рабочих, горожан. После революции рабочие автоматически имели в пять раз больше своих депутатов, нежели крестьяне. Теперь их права выравнивались. Третье: выборы прямые, то есть вместо старой многоступенчатой системы каждый гражданин прямо выбирает местную, республиканскую, союзную власть [217]. Наконец, выборы тайные, чего ни при царской, ни при Советской власти никогда не было. Но самое поразительное: в 1936 году Сталин во всеуслышание заявил, что выборы должны стать ещё и альтернативными, то есть на одно место должны баллотироваться — не выдвигаться, а баллотироваться — по нескольку кандидатов.

— Выдвигаться и баллотироваться: в чём разница?

— Выдвигать можно сколько угодно кандидатов, а баллотировать — значит утвердить на выборы определённое число кандидатур. Это была первая попытка мягко, бескровно отстранить от власти широкое партийное руководство [218]. Ведь не секрет: первый секретарь обкома, или крайкома, или ЦК Компартии союзной республики был на своей территории и царём, и Богом. Просто отстранить их от власти можно было только нашим привычным путём — по обвинению в каких-то грехах. Но сразу отстранить всех невозможно: сплотившись на Пленуме, они сами могли отстранить от власти кого угодно. Вот Сталин и задумал мирный, конституционный переход к новой избирательной системе [219]. Первые секретари немедленно возразили, что в «сталинский парламент» попадут в основном попы. Действительно, верующих тогда было больше половины народу.

— И что делал бы Сталин, если бы Верховный Совет собрался наполовину из попов?

— Я не думаю, что народ, выбрав тех, кому доверяет, расшатал бы власть. Скорее помог бы её укрепить [220]. Зато Сталин предвидел, что подавляющее большинство первых секретарей [221], баллотируясь в Верховный Совет, всё-таки на тайных выборах не пройдут. Не простит им народ перегибов в коллективизации и индустриализации, злоупотреблений фактически бесконтрольной властью. Ясно, что всем, кому избиратели отказали бы в своём доверии на первых выборах в Верховный Совет, пришлось бы покинуть и партийные посты. Именно так, мирно и бескровно, Сталин задумывал избавиться от партийных вельмож, укрепить Советскую власть — ну и свою [222], разумеется.

— Но не мог же он не понимать, что играет с огнём?

— Понимал, но надеялся переиграть партократию.

— Каким образом?

— Апеллируя к народу [223]. Ведь Сталин сознавал, что именно в нём народ видит того, кто способен обуздать эту партократию… Судебный процесс над Зиновьевым и Каменевым в августе 36-го года стал последней точкой в борьбе с троцкистско-зиновьевской оппозицией [224]: от этого удара она уже не оправилась. Но, как ни парадоксально, выпровоженная в дверь, она вернулась в окно, правда, уже в виде мифа. Чем реальнее и ближе становилась перспектива того, что страна станет жить по новой Конституции, тем громче первые секретари кричали о существовании широких заговоров троцкистов и зиновьевцев на их территориях, которые, дескать, могут сорвать выборы в Верховный Совет. Единственный способ предотвратить такую угрозу — развернуть репрессии против них. Даже по стенограмме видно: и Сталин, и Жданов, и Молотов настойчиво говорили о необходимости перестройки системы управления, подготовки выборов в парторганизациях, подчёркивая, что до сих пор там подлинных выборов не проводилось, была только кооптация [225]. А им в ответ — даёшь репрессии! Сталин им уже прямым текстом говорит: если такой-то товарищ — член ЦК, то он считает, что знает всё, если он нарком, тоже уверен, что знает всё. Но так не пойдёт, товарищи, нам всем надо переучиваться. И даже идёт на явную хитрость, обращаясь к первым секретарям: подготовьте себе двух хороших заместителей, а сами приезжайте на переподготовку в Москву. Но те не лыком шиты, соображают: это один из легальных способов убрать человека с занимаемой должности.

— Странно: все это происходило уже после одобрения новой Конституции, которую 5 декабря 1936 года принял Всесоюзный съезд Советов и демократические достоинства которой уже отметил весь мир. А всего через два месяца борьба вспыхнула с новой силой. В чём дело: приняли «не ту Конституцию»?

— Да нет, Конституцию приняли «ту самую». Даже главу XI «Избирательная система», которую написал лично Сталин и за судьбу которой он тревожился больше всего, одобрили без изменений. Последнее, что утвердили делегаты съезда, — это «право выставления кандидатов за общественными организациями». Короче, это была очень большая победа и сокрушительное поражение группы Сталина.

— В чём состояла победа?

— В Конституции было всего 146 статей. Впервые и только один раз партия упоминается в статье 126-й как «ядро общественных организаций»…

— То есть никакой «руководящей роли партии»?

— Такое положение появится только в брежневской Конституции 1977 года, на новом, «сусловском» витке троцкизма [226].

— Тогда в чём же группа Сталина потерпела поражение?

— Сталин намеревался провести выборы в Верховный Совет в конце 1936 года, когда истекал срок полномочий делегатов VII съезда СССР. Это обеспечило бы плавный переход от старой к новой системе власти. Но… съезд [227] отложил выборы на неопределённый срок и, больше того, передал ЦИК право утвердить «Положение о выборах» и назначить дату их проведения. Два года тяжёлой борьбы оказались потерянными: всё приходилось начинать сызнова. В этом весь драматизм 37-го года: уже примерив новую, реформированную модель власти, оставалось только утвердить её избирательный закон, — страна ещё не вырвалась из тисков старой политической системы. Впереди — июньский Пленум, там они столкнутся лоб в лоб» (“Комсомольская правда”, 13 ноября 2002 г.).

«Дело „Клубок“

— Юрий Николаевич, не кажется ли вам, что между мартом и июнем в Сталине и произошла решающая метаморфоза? Еще не высохли чернила на новой Конституции, как она уже грубейшим образом нарушена: в апреле 1937 года при Совнаркоме СССР созданы сразу три неконституционных органа власти. Комиссия для разрешения вопросов секретного характера, ещё какая-то «хозяйственная» комиссия и Комитет обороны СССР вместо упраздненного Совета по труду и обороне. Во всех трёх случаях одни и те же имена: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, иногда «разбавленные» ещё двумя-тремя: Микоян, Чубарь Была «пятёрка», стала «семёрка», но не в этом суть. Суть в том, что, отрицая партию, сталинская группа именно через партию узурпировала власть. Вы с этим согласны?

— Конечно. Борьба вступила в последнюю стадию, и то, что произошло в апреле, по всем классическим канонам определяется как дворцовый переворот. «Центристская группа» прекрасно отдавала себе отчёт в том, что, если упустит инициативу, ближайший Пленум ЦК может её просто смести. Закрепившись в центральных органах партии и государства, она сама развернула чистку и перетряску высшего партийного аппарата. Но было бы ошибкой думать, что в «широком руководстве» у сталинистов были одни враги. Кстати, быть сталинистом означало в то время быть сторонником «нового курса», и только в среде высшей партократии [228] это слово звучало с явно негативным оттенком. Хочу остановиться ещё на одной фигуреѕ но тут вы, наверное, подпрыгнете на стуле. Но когда-то и я предположить бы не мог, что прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский был человеком либеральных взглядов.

— Уже и Вышинский либерал?! Да не таким ли людям слово «сталинист» и обязано своим нарицательным смыслом?

— А вы прочитайте протоколы Политбюро тех лет, там есть чему изумиться. В 1935 году, едва став прокурором, Вышинский потребовал пересмотра решения о высылке из Ленинграда так называемых «социально чуждых элементов». После убийства Кирова НКВД [229] «очистил» город от бывших дворян, сенаторов, генералов, интеллигенции — почти 12 тысяч человек были лишены политических и гражданских прав, многие осуждены по надуманным обвинениям. Политбюро, где тон задавала «пятёрка» [230], поддержало протест прокурора. Большинство лишенцев смогли вернуться в Ленинград, с них сняли судимости и обвинения, восстановили в избирательных правах, отдали невыплаченные пенсии. 1936 год: Вышинский добивается отмены судебных приговоров по закону от 7 августа 1932 года — так называемому закону «о трёх колосках», от которого пострадал целый миллион крестьян! За совершенно ерундовое хищение социалистической собственности. Теперь этот миллион крестьян тоже мог участвовать в первых выборах в Верховный Совет. 1937 год: прокурор СССР настоял на пересмотре дел инженеров и техников угольной промышленности и потребовал реабилитации всех, кто проходил по «делу о Промпартии». Тем и другим вернули ордена, звания и, само собой, право избирать и быть избранными [231]. Ну как может серьёзный историк, читая всё это подряд, не прийти к совершенно однозначному выводу, что периоду массовых репрессий предшествовал период либерализации, пусть вынужденной, оправданной борьбой за власть? И тогда уже задаться точным вопросом: что же помешало продолжению этого курса, какая катастрофа его оборвала?

— Верно ли я уловил вашу концепцию: чтобы обеспечить торжество начатой политической реформы, Сталин решил стать «диктатором на час»?

— Было ли подобное намерение у Сталина, можно только гадать. Уже шестьдесят пять лет историки мечтают увидеть одно следственное дело, которое спрятано теперь в архиве ФСБ, потому что в нём — ключ к пониманию того, что произошло между мартом и июнем 1937 года. Однако добраться до него невозможно.

— Дело «Клубок»?

— А вы откуда знаете?

— Я — из вашей книги «Тайны Кремля», из ваших статей. А вот откуда узнали вы, раз это такая архивная тайна?

— Видите ли, периодически наши службы безопасности любят пустить пыль в глаза, дескать, у них от широкой общественности нет никаких тайн. Выпустят архивные документы мизерным тиражом, а потом говорят: ну как же, мы не только рассекретили, но и опубликовали! Так несколько лет назад в Казани вышел сборник «Генрих Григорьевич Ягода. Документы и материалы». Тираж — триста экземпляров. Мне пришлось пустить в ход все свои связи, чтобы раздобыть один из них. А большинство историков так и остаются в неведении о том, что прецедент рассекречивания «Клубка» всё-таки состоялся. В сборнике приведены протоколы допросов Ягоды, который, будучи главным чекистом, «прозевал» заговор против группы Сталина [232]. Удалось найти и допросы некоторых главных участников заговора, в частности коменданта Кремля Петерсона. Он был задержан в Киеве в апреле 1937-го, и с этого началась волна арестов в армии. Многие имена, обнаружившиеся в заговоре, Сталина буквально потрясли, но особенно сильно — два: Енукидзе и Тухачевского.

— Юрий Николаевич, а не миф ли этот заговор? Может, именно миф и засекречен?

— Скорее тут другая причина. Петерсон, который отвечал за охрану высших лиц государства, знал все помещения Кремля, знал, где обычно встречалась руководящая «пятёрка». В своих показаниях он говорит, что для её ареста ему требовалось не более 10 — 15 человек.

— Когда реально возник этот заговор «Клубок»?

— В 1934 — 1935 годах. Это было реакцией на «новый курс» Сталина, который начался со вступления в Лигу Наций и получил продолжение в разработке новой Конституции страны. И вот что, с моей точки зрения, важно отметить. Это оппозиция нового типа, не имеющая ничего общего со старыми, «идейными»: в ней впервые соединились ортодоксальные коммунисты, «аппаратчики» и военные [233]. Но тут и начинается чисто детективный роман, который нам, историкам, приходится домысливать за героев» (“Комсомольская правда”, 14 ноября 2002 г.).

«— И все-таки, что мы знаем абсолютно достоверно?

— Что 2 июня 1937 года Сталин приехал на расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны СССР. После доклада Ворошилова, который сообщил об аресте Тухачевского, Путны, Корка, Якира, Уборевича и других замешанных в заговоре военачальников, выступил и Сталин. Нет никаких сомнений в том, что «кремлёвский заговор», открывшийся в самый канун июньского Пленума 1937 года, был для Сталина сильнейшим ударом. Он лишился опоры в армии и теперь в дальнейшей борьбе с партийными догматиками [234] мог рассчитывать только на НКВД.

Кровь пошла

— Объясните мне одну загадку, Юрий Николаевич: Сталин ещё в январе 1935-го узнал, что против него сложился разветвлённый партийно-военный заговор, но только в мае 1937-го обрушил на заговорщиков свой гнев. Почти два с половиной года караулить момент для расправы!

— Сталин разъединял участников заговора, а точнее, своих возможных противников. И делал это в административных рамках: назначал в разные места и обязательно под контроль НКВД. Разъединял, чтобы таким образом затруднить их контакты, сломать их игру. И если бы «Клубок» развязался сам по себе, возможно, тем бы дело и кончилось. Но он, к сожалению, не развязался, и Сталин это знал. Когда наступил час главной битвы, решил заблаговременно показать кулак.

— Так это с его стороны был упреждающий удар?

— Да, и не один. Второй упреждающий удар был нанесён по партократии. Смысл предпринятой чистки был совершенно ясен: сбрасывая первый балласт, Сталин давал понять, что реальная власть в его руках и тех, кто окажет сопротивление новому избирательному закону, может постигнуть такая же участь. Короче, тон был задан. И в этот момент, с моей точки зрения, сталинская команда совершила очень серьёзную ошибку.

— Тем, что вызвала огонь на себя?

— Я бы сказал по-другому: тем, что заставила партократию сплотиться.

— В списках подвергнутых остракизму были и первые секретари?

— Четыре человека: Разумов, Шеболдаев, Лаврентьев (Картвелишвили) и Румянцев, которые соответственно представляли Восточно-Сибирский крайком, Курский, Крымский и Западный (Смоленско-Брянский) обкомы партии. Это и были самые заметные фигуры среди 28 лиц, подвергнутых опале. Однако какая конкретная провинность перед партией и страной им инкриминируется, так и не было сказано, мол, разберётся НКВД. В самой аморфности, абстрактности обвинения, которое могло быть предъявлено любому участнику Пленума, и была цель этого превентивного удара на случай, если бы высший партаппарат попытался заблокировать принятие нового избирательного закона.

— И как же аппарат перенёс этот удар?

— Как говорится, молча. Никто не задал ни единого вопроса, все проголосовали «за». Но 28 июня, в день открытия Пленума, в Москву прибыли ещё далеко не все члены Центрального Комитета: ехали ведь на поездах. Казалось, можно праздновать победу. Но эйфория, усыпившая бдительность команды Сталина, длилась ровно один день, 28 июня. В этот день в кулуарах Пленума и произошёл сговор первых секретарей, которые успели обдумать, чем ответить на генеральную линию Политбюро [235].

Было 29 июня, Пленум уже заканчивался, когда от первого секретаря Новосибирского обкома партии Р.И.Эйхе в Политбюро поступила записка, в которой он обращался к Политбюро с просьбой временно наделить его чрезвычайными полномочиями на подведомственной территории. В Новосибирской области, писал он, вскрыта мощная, огромная по численности, антисоветская контрреволюционная организация, которую органам НКВД не удается ликвидировать до конца. Необходимо создать «тройку» в следующем составе: первый секретарь обкома партии, областной прокурор и начальник областного управления НКВД, с правом принимать оперативные решения о высылке антисоветских элементов и вынесении смертных приговоров наиболее опасным из числа этих лиц. То есть фактически военно-полевой суд: без защитников, без свидетелей, с правом немедленного исполнения приговоров. Мотивировалась просьба Эйхе тем, что при наличии столь мощной контрреволюционной организации выборы в Верховный Совет могли принести нежелательный политический результат.

— Как объяснить, почему Сталин и его группа, которые на предыдущих Пленумах ЦК уже не раз отбивали требования партаппарата ввести репрессии, на этот раз молчаливо приняли позицию большинства? Боялись проиграть? Но ведь сделанный ими выбор привел к поражению не только «нового курса», они и сами навсегда потеряли лицо…

— Моё объяснение сводится к тому, что, если бы сталинская группа пошла наперекор большинству, она была бы немедленно отстранена от власти. Достаточно было тому же Эйхе, если бы он не получил положительной резолюции на своё обращение в Политбюро, или Хрущёву, или Постышеву [236], любому другому подняться на трибуну и процитировать Ленина, что он говорил о Лиге Наций или о советской демократи… достаточно было взять в руки программу Коминтерна, утверждённую в октябре 1928 года, куда записали как образец ту систему управления, которая была зафиксирована в нашей Конституции 1924 года и которую Сталин порвал в клочки при принятии новой Конституции… [237] достаточно было всё это предъявить как обвинение в оппортунизме, ревизионизме, предательстве дела Октября, предательстве интересов партии, предательстве марксизма-ленинизма — и всё! Я думаю, Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов до конца июня не дожили бы. Их бы в ту же минуту единодушно вывели из ЦК и исключили из партии, передав дело в НКВД, а тот же Ежов с величайшим удовольствием провёл бы молниеносное следствие по их делу. Если логику этого анализа довести до конца, то не исключаю уже и такого парадокса, что сегодня Сталин числился бы среди жертв репрессий 1937 года, а «Мемориал» и комиссия А.Н.Яковлева давно выхлопотали бы его реабилитацию [238].

— Но это если бы он сказал «нет». А он сказал «да». Какая разница миллионам людей, которым это страшное соглашательство причинило столько бед, почему оно произошло и как при этом терзалась душа товарища Сталина?

— А знаете, разница есть. Если бы её не было, история пошла бы по-другому. Ведь уже в 1938 году Сталин отомстил. Почти все участники этого Пленума, которые, сломив Сталина, вдребезги разбили его «новый курс», сами пошли под репрессии, на сей раз действительно сталинские» [239] (“Комсомольская правда”, 16 ноября 2002 г.).