Прокурор, похожий на человека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Прокурор, похожий на человека

Борис Ельцин в мемуарах упрекал Скуратова в том, что ему «удалось втянуть и меня, и Совет Федерации, и страну в свой мелкий, грязный скандал».[129] По словам Ельцина, первым о скандальной пленке узнал руководитель Администрации президента Николай Николаевич Бордюжа. И якобы именно он предложил Скуратову добровольно уйти в отставку. В прошлом офицер Комитета государственный безопасности, Николай Бордюжа не мог не видеть заказной характер появившегося компромата, не мог не понимать, что доказать подлинность пленки крайне трудно, как трудно и однозначно утверждать, будто на ней запечатлен именно Скуратов. Но Бордюжа, очевидно, выполнял данное ему Ельциным приказание — нужно было сломить сопротивление генерального прокурора, если нужно — даже прибегнув к шантажу. Ситуация сама по себе кажется совершенно фантастической. В руках руководителя администрации президента оказалась пленка, добытая преступным путем. И высокопоставленный кремлевский чиновник фактически шантажирует генерального прокурора этой видеокассетой, имеющей криминальное происхождение. Понятно, что главным шантажистом в данном случае выступает сам Ельцин. Дескать, уйдешь по-тихому, никто этих позорных кадров не увидит, а начнешь артачиться — пеняй, брат, на себя… Спрашивается, о какой законности может идти речь в стране, если сам президент лично занимается шантажом?.. В марте 1999 года все здравомыслящие люди имели веские основания размышлять о том, что «в любом уважающем себя государстве государственное СМИ никогда не посмеет выпускать в эфир столь сомнительный материал, полученный к тому же антизаконным путем. Но в России все иначе. Материал, компрометирующий крупнейшего государственного чиновника, был показан именно по государственному телеканалу».[130]

Скуратов, рассказывает Ельцин, сначала согласился было уйти по-тихому, даже заявление об отставке написал, но потом решил бороться за свое прокурорское кресло до последнего. Биограф Юрия Скуратова А.В. Тиваненко пишет: «…когда Борис Ельцин в присутствии Евгения Примакова и Владимира Путина стучал карандашом по кассете с пленкой, Скуратов даже не поинтересовался, в каком виде и с кем он на ней запечатлен, точно так же, как глазом не повел в сторону пододвинутой стопки фотографий (распечатки). Равнодушны к компромату только те, кто не чувствует за собой никакой вины — оправдываться не в чем. Заявление об отставке написал, но не по причине “действительности” события, запечатленного на скандальной пленке. Скуратов видел состояние Бориса Ельцина: в минуты прострации невменяем, ему бесполезно что-либо доказывать».[131]

Одним из главных виновников появления компромата на Скуратова называли управляющего делами Генеральной прокуратуры Назира Хапсирокова, которого Юрий Ильич называет «завхозом». В прокуратуре этого предприимчивого человека также величали Хапсом. Скуратов вспоминает, как в январе 1999 года Хапсироков пришел к нему с конфиденциальным разговором. «Юрий Ильич, наш разговор — под секретом, — сказал “завхоз”. — У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из генпрокуратуры уходить».[132] Скуратова возмутил не столько сам факт сбора компромата (к чему он был морально готов), сколько поведение «завхоза», который предложил генеральному прокурору уйти «по-хорошему». Юрию Ильичу стало понятно, что Хапсироков начал этот разговор не по собственной инициативе, а был кем-то подослан. Скуратов тогда еще не знал, что близким другом Хапсирокова является банкир Ашот Егиазарян, которого называют организатором скандальной видеозаписи, запечатлевшей «человека, похожего на генерального прокурора», в постели с проститутками. Не исключено, что Хапсироков принимал личное участие в изготовлении компромата на Скуратова, то есть был соавтором «художественного произведения», попавшего на стол руководителю администрации президента Николаю Бордюже.

В прессе был даже назван точный адрес, где якобы проходили регулярные встречи генерального прокурора с девочками по вызову — дом 3/9 по улице Большая Полянка. Эта квартира была приобретена «Уникомбанком» для Сурена Егиазаряна, брата банкира Ашота Егиазаряна. В разгар расследования Генеральной прокуратурой громких дел фирма «Конус», которая охраняла Национальный резервный банк Александра Лебедева, начала слежку за членами семьи генпрокурора Скуратова — кто где бывает, с кем встречается… Банкир Лебедев был многим обязан главе Центробанка Сергею Дубинину, и враг у них был сейчас общий — прокурор Скуратов, который обложил руководителя главного банка страны со всех сторон. Однако ничего криминального и порочащего в жизни прокурорской семьи выявлено не было. Но результаты наружного наблюдения просочились в Интернет. Юрий Ильич Скуратов обратился в Министерство внутренних дел, и милиция быстро вышла на фирму «Конус». Прямых улик о том, что именно Лебедев пытался найти компромат на Скуратова, найдено так и не было. Об участии Александра Лебедева в кампании по дискредитации Скуратова убежденно говорил банкир Ашот Егиазарян: «По моим сведениям, Юрия Ильича поставили в известность, кто автор этой пленки и кто ей помог попасть на телевидение. Об этом уже написали многие газеты. Кстати, в материалах уголовного дела, возбужденного Главной военной прокуратурой по фактам вмешательства в личную жизнь генпрокурора, есть данные о том, что глава НРБ Александр Лебедев не раз обещал Юрию Скуратову представить на него компромат, если тот будет слишком усердствовать в расследовании дела НРБ. Если вы помните, первые неприятности у НРБ начались летом 1997 года. Когда Генпрокуратура провела обыски в офисе банка и на квартирах его руководителей. И аккурат тогда же в прессу попала пленка, запечатлевшая банные развлечения тогдашнего министра юстиции Валентина Ковалева с девочками… Обыск по уголовному делу Скуратова был проведен именно в помещении службы безопасности НРБ. Наконец, первая публикация о “прегрешении” Скуратова появилась в подконтрольной НРБ “Новой газете”. В статье содержались такие подробности, которые не были известны даже расследующим это дело работникам Генпрокуратуры».[133] В своей книге «Исповедь бунтаря» Борис Немцов не называет имя Александра Лебедева, одного из организаторов скандальной съемки. Но пишет, очевидно, именно о нем: «Прокурор так достал предпринимателя своими просьбами и оргиями с молодыми девочками, что тот решил искать защиты у президента».[134]

После встречи с Николаем Бордюжей, на которой Скуратову показали скандальную пленку, генеральный прокурор решил взять тайм-аут и лечь в больницу. Ему о многом надо было подумать. В Центральную клиническую больницу Скуратову позвонил Примаков:

— Юрий Ильич, надеюсь, вы не подумали, что я сдал вас?

— Конечно, нет.

Пока Скуратов находился в больнице, в Совет Федерации был внесено предложение президента об отставке генерального прокурора. Администрация президента спешила расправиться со Скуратовым, команда Ельцина надеялась, что удастся убрать прокурора по-тихому, с помощью компромата. Но сенаторы недоумевали — причины отставки казались туманными, тем более им было известно, что Скуратов находится на больничном. Предложение Ельцина было отвергнуто.

На одном из эпизодов этого периода (на первый взгляд, не самом важном) следует, пожалуй, остановиться подробнее. Юрий Скуратов пишет в мемуарах, что когда скандал только-только разгорался, ему позвонил директор ФСБ Владимир Путин, который, сообщив, что информация о пленке уже проникла в печать, внезапно сказал: «Говорят, что на меня также есть такая же пленка!»[135]Трудно предположить, что директор ФСБ просто пересказал некий слух. У Путина должны были иметься веские доказательства того, что подобный компромат был сфабрикован и в отношении него. Возможно, «фабриканты компромата» пытались посадить на крючок и Путина, заставить и директора ФСБ играть по правилам клана «семьи» Ельцина. Не исключено! Любопытную версию «войны компроматов» предложил петербургский публицист Роман Перин, который попытался объяснить, почему так нелепо прокалываются люди, которые, казалось бы, должны быть профессионалами в области информационной безопасности. Он считает, что перед назначением на высокую должность (например, министра юстиции или генерального прокурора) чиновник должен сам придумать компромат на себя! Скуратов, как полагает Перин, знал, что «его “пишут”, знал, что это условие его пребывания в прокурорском кресле и гарантия его физической жизни (не убьют, а просто сольют со скандалом)».[136] Если продолжить мысль Романа Перина, то можно утверждать, что тайный до поры компромат имеется на каждого высокопоставленного чиновника страны — причем, компромат, подготовленный им самостоятельно при вступлении на ответственный пост. Не будет этого «самодельного» компромата — не будет и назначения, иначе как держать чиновника на крючке?.. Жаль только, что Перин не рассказал, а кто тот могущественный кукловод, который дергает за ниточки, на которых висят чиновники-марионетки?..

А в средствах массовой информации наперебой обсуждали, что случилось с генеральным прокурором на самом деле. И тогда прозвучали первые робкие предположения, что, возможно, Скуратов копнул слишком глубоко. Может быть, говорили журналисты, у Скуратова есть компромат на кого-то из приближенных к президенту людей.

Следующим шагом войны против Скуратова и стала трансляция скандального порно. Запись была дана в эфир, когда в Кремле поняли: Скуратов не только не собирается уходить, но и даже готов обнародовать накопленный Генеральной прокуратурой компромат на ельцинское окружение. Юрий Ильич прекрасно знал, что та омерзительная видеопленка, которую ему показал Бордюжа, будет обнародована — как следующее предупреждение. Тем не менее Скуратов решил идти до конца. Наверное, сейчас он не жалеет об этом, ибо поступил по совести!

В прессе появилось интервью главного редактора программы «Вести» Алексея Абакумова, который непосредственно ставил в эфир сюжет о «человеке, похожем на генерального прокурора»:

«— Когда и кем было принято решение о показе кассеты?

— Вечером в среду позвонил председатель компании Михаил Швыдкой и сказал, что принято решение о показе фрагментов пленки. Потом он приехал в “Вести” и сказал, что запись должна быть выпущена в эфир.

— Швыдкой присутствовал при подготовке материала?

— Конечно.

— Кто-нибудь “сверху” просил вас снять материал?

— Мне звонков не было.

— А коллеги-телевизионщики знали о его подготовке?

— Мы никого не ставили в известность.

— Когда пленка попала в ВГТРК?

— Она была доставлена в компанию анонимно. Первой, днем раньше показа, о ее существовании сказала Татьяна Худобина в “Подробностях”. И я полагаю, что она попала в компанию в понедельник. Худобина сказала и о том, что мы не будем ее использовать. Но ситуация изменилась. Если бы Скуратов, подав прошение, ушел в отставку, то у нас не было бы никакого морального права эту запись давать — в этом случае она представляла бы частную жизнь частного лица. Но поскольку Скуратов продолжает оставаться на посту генпрокурора, то пленка стала фактом общественной жизни. Главным образом потому, что сам Скуратов говорит об имеющемся материале как о компрометирующем, и сам говорит, что его этим материалом шантажируют. Пока эта пленка не обнародована, любое физическое или юридическое лицо может использовать ее ему во вред. А после обнародования шантаж теряет всякий смысл. Так что в данном случае мы действительно защищали интересы государства. Я видел исходник пленки — это около пятидесяти минут записи. И поскольку точно сказать, Скуратов это или нет, мы не можем, мы дали материал с формулировкой “человек, похожий на Скуратова”.

— Почему пленку показала именно ВГТРК?

— ВГТРК посчитала нужным показать эту пленку, потому что мы государственный канал. Именно государственный канал должен был встать на защиту государства, общества и самого генерального прокурора.

— Кто готовил текст ведущего?

— Текст смотрел я, как главный редактор, и председатель (Михаил Швыдкой. — А.-К.), который вносил необходимые правки, — сюжет должен был быть юридически корректным. Было необходимо объяснить также, что из большой кассеты мы выбрали те куски, которые давали бы представление о том, что на пленке, и не оскорбили бы общественную нравственность. А также чтобы в соответствии с законом о СМИ лица тех женщин, которые там фигурируют, не были бы узнаваемыми и все подробности не просматривались бы. Есть еще один важный нюанс — поскольку этот выпуск повторяется на Дальний Восток в записи в 11 утра по дальневосточному времени, этот фрагмент “Вестей” был изъят из показа — его видели только на территории Центральной Европейской части поздно ночью».[137]

Показ этого порносюжета — одна из самых постыдных страниц в истории отечественного телевидения, но Михаил Швыдкой, возглавлявший в то время ВГТРК, как ни странно, до сих пор гордится своим участием в этом вбросе компромата. В интервью петербургскому информагентству «Фонтанка» Швыдкой говорил: «Я был участником всех этих информационных битв 1990-х годов, во всяком случае, в один из самых их напряженных моментов, в 1998–1999 годы. ВГТРК, которым я в тот момент руководил, представлял интересы Кремля. Я говорю об этом совершенно спокойно, потому что нашим учредителем и единственным владельцем было государство. Причем в непростой момент. У Кремля, как вы помните, тогда была своя политика, у Белого дома, когда его возглавлял Примаков — другая… Все это было очень сложно. Телеканалы НТВ и ОРТ играли тогда важную политическую роль, они были заточены под определенные политические силы, то есть это была “свобода” в интересах определенных бизнес-элит. В этом смысле там была дисциплина куда более жесткая, чем на канале “Россия”. Поверьте мне. Что касается пленки про “человека, похожего на генпрокурора”, я могу сказать следующее. Естественно, эта пленка тогда была у всех, если говорить честно. И я тогда для себя понимал одну простую вещь: если бы НТВ или ОРТ показали эту пленку, их бы засудили. В законе о печати есть пункт, который гласит, что распространение подобного рода материалов в определенных интересах частных лиц является предметом уголовного преследования. В данном случае у нас не было частных целей, потому что мы были государственным телевидением. Поэтому я считал, что если кто-то и может донести эту информацию до общественности, то без последствий это получится только у государственного телеканала… НТВ тогда поддерживало Примакова и Скуратова, получая от этого большие дивиденды… В принципе, эту пленку мог показать любой частный канал, но все частные каналы понимали, чем это грозит. Я не хочу рассуждать о добре и зле в данной ситуации, я поступил как журналист, которому интересно было дать в эфир материал, который никто не может показать по тем или иным причинам. Или не хочет. Я, конечно, понимал, что этот материал будет сенсационным. И я горжусь, что, похоже, моим лучшим и уж точно самым известным литературным сочинением является ставшая впоследствии крылатой фраза: “Человек, похожий на генерального прокурора”». Я ее написал своей рукой».[138]

Пленка, которая транслировалась по телевидению, была столь скверного качества, что однозначно узнать в запечатленном на ней мужчине Юрия Скуратова было совершенно невозможно. Важно, что сам оригинал пленки так и не был найден, существовали лишь копии. По словам самого Скуратова, «голос на пленке мой, подлинный… Следствием доказано, что звуковой ряд собран из отдельных фрагментов и наложен на изображение. На пленке явные признаки монтажа. Эксперты показали наглядно, что пленка неоднократно переписывалась…»[139] По некоторым заключениям, «представленный… видеоряд не соответствует фонограмме»[140], то есть пленку собирали из разных элементов как мозаику — из большого количество записанных разговоров Скуратова вырезались отдельные слова и затем склеивались в общую запись. Конечно, технически это достаточно сложная операция, но ведь цель оправдывает средства — пленка должна была любой ценой дискредитировать генерального прокурора. «Комбинированность разговора, — пишет А. Тиваненко, — ясна и из нестыковки тембра голоса, дат и предмета беседы. Так, объясняя, вероятно, свою усталость (неспособность к совершению полового акта?), “человек, похожий на Скуратова”, говорит: “Мы же летели… издалека, с Камчатки. Девять часов с Камчатки…” Разговор происходил 2 января 1998 года; командировка Генерального прокурора на Камчатку действительно была, но 25–30 июля 1997 года».[141]

Впоследствии всплыли и другие факты о том, как фабриковалось дело. В передаче «Человек и закон» предстала одна из героинь скандальной записи — девушка по имени Наталья Асташева, которая рассказала, что ее привели на допрос, показали пленку, а оперативник ткнул пальцем в экран и сказал: «Это — ты! Если будешь отрицать, пожалеешь!»[142]

Изучив материалы уголовного дела, следователь Генеральной прокуратуры Петр Георгиевич Трибой дал такое заключение: «В ходе криминалистических исследований видеозаписи, обозначенной в СМИ как пленка “о человеке, похожем на Генерального прокурора РФ”, данных, дающих достаточно оснований считать, что Скуратов Ю.И. и лицо, запечатленное на скандальной видеопленке, является одним и тем же лицом, не получено»[143]. Однако когда позиция следователя стала определенной, он тут же был отстранен от ведения «дела Скуратова».

Вскоре после показа скандальной пленки в оппозиционных Кремлю СМИ появились публикации такого содержания: «Из кругов, близких к Березовскому, стало известно, что здесь рассматриваются планы дальнейшей дискредитации Скуратова. В качестве вариантов называются открытие счета на имя генпрокурора в одном из “дружественных” иностранных банков с закачкой туда крупной суммы валюты и фальсификацией подписи, фальсификация документов на “незаконное” получение Скуратовым квартиры и дачи от президентской администрации, а также подготовка публичного выступления одной или нескольких “сексуальных партнерш” прокурора на канале ОРТ (особенно привлекательным считается вариант “соблазнения несовершеннолетней”) и тому подобное. Все эти атаки должны скомпенсировать “информационный удар” Скуратова по “семье” и Березовскому».[144]

В сложной ситуации весьма достойно повела себя супруга Генерального прокурора — Елена Дмитриевна. Естественно, после «сексуального скандала», в котором оказался замешан ее муж, внимание журналистов было постоянно приковано к Елене Скуратовой. В интервью «Аргументам и фактам» Елена Дмитриевна сказала о муже: «Он не бабник. А на пленке — абсолютно другой человек. И потом, я была предупреждена, когда в ноябре мой муж сказал: “Мы выходим на Березовского, имей в виду — возможно все”».[145] А «телекиллер» Сергей Доренко говорил в эфире контролируемого Борисом Березовским ОРТ: «Может ли генеральный прокурор России являться согражданам с голой задницей? При том, что мы категорически осуждаем тайную видеозапись и надеемся, что виновные в этом будут найдены и наказаны. Просто вот так случилось. Предположим, что генпрокурор с согласия собственной жены, то есть, например, он не лгал жене, она знала заранее, и на свои деньги, то есть он не на чужие деньги, а на свои из зарплаты нанял бы проституток. Это не так, но давайте предположим. И предположим, что в этом случае, когда с согласия жены на свои деньги с зарплаты он нанял проституток, какие-то негодяи записали на видео всю процедуру. Как мне представляется, даже если человека совершенно незаслуженно облили грязью, то он не может испачканный компрометировать собой пост генпрокурора, потому что он не эстрадный артист, он не Мик Джаггер, чтобы с голым задом бегать на виду у всего пляжа».[146]

В те дни драматической борьбы Ельцина и Скуратова главная оппозиционная газета России «Завтра» писала: «Рассматривая Скуратова как тихого карьериста, упорно, шаг за шагом восходящего по службе, можно предположить, какая огромная дилемма возникла перед крупным госчиновником, которого известные силы заставляли “не раскручивать” некие уголовные дела, грозя в противном случае уничтожить профессиональную репутацию и семейный очаг. И Скуратов готов был сдаться, ибо для людей такого сорта “потеря лица” означает конец не только карьеры, но и места в системе профессиональных и общественных связей. По всей видимости, Скуратов готов был поддаться на шантаж. Но что-то его остановило. То есть как раз сработало знание нравственного закона, в нарушении которого обвиняют Скуратова “чистые в помыслах” журналисты. И действительно, поддайся Скуратов на шантаж — профессионального краха и позорной памяти прокурору было бы не избегнуть. Народ оценит поступок прокурора, ибо люди наши не так глупы, как кажется ведущим телевизионных аналитических программ. Народная поддержка Скуратову обеспечена. Люди простят ему десять тысяч подружек, посади он в Бутырку хотя бы двух вельможных мздоимцев и губителей Родины, коих так много нынче скопилось у президентского кресла».[147]

2 апреля 1999 года заместителем московского прокурора Вячеславом Росинским было возбуждено уголовное дело против Скуратова. Прокурор Москвы Сергей Иванович Герасимов рассказывал Скуратову: «Утром ко мне пришел Росинский, мой заместитель, и заявил, что ночью его вызывали в Кремль, после чего он возбудил против вас, Юрий Ильич, дело. По статье 285-й, части первой, “злоупотребление должностными полномочиями”. Возбудил после того, как ему показали пленку и… поставили вопрос ребром. Я спросил Росинского: “Почему не доложил раньше, почему не позвонил мне ночью, не рассказал все? Где материалы, по которым ты возбудил уголовное дело? Где постановление?” Росинский заявил, что пытался звонить мне, но не дозвонился».[148] В тот же день Борис Ельцин подписал указ об отстранении Юрия Скуратова от должности генерального прокурора.

17 марта 1999 года Юрий Скуратов выступил в Совете Федерации и заявил, что его вынудили написать прошение об отставке. Сенаторы проголосовали против отставки генерального прокурора, тем самым отвесив звонкую оплеуху Борису Ельцину. Совет Федерации хотел знать правду о тех громких делах, которые вела Генеральная прокуратура под руководством Скуратова. Все понимали, что администрация президента пытается заткнуть рот неугодному прокурору. В те времена Совет Федерации — верхняя палата российского парламента — формировалась из глав регионов России, и при такой системе несговорчивость сенаторов становилась особенно угрожающей для президента Ельцина. «Во время перерыва ко мне подходили многие сенаторы, старались поддержать. А один из них сказал довольно откровенно: “Ни хрена у Кремля из этого не получится. Все будет нормально, Юрий Ильич!” — вспоминал Скуратов.[149] Три раза Совет Федерации рассматривал вопрос об отставке Скуратова и три раза отказывался удовлетворить волю Ельцина. Отказ отпускать Скуратова в отставку выглядел как настоящий губернаторский бунт. Тем самым Ельцину подавался сигнал о том, что в регионах зреет недовольство его политикой. Самый влиятельный среди мэров и губернаторов России — градоначальник Москвы Юрий Лужков — назвал ситуацию со снятием Скуратова «торжеством произвола» и сравнил ее с действиями «троек» во время сталинского террора.[150] А глава администрации Брянской области Юрий Лодкин с трибуны Совета Федерации провозгласил: «Наблюдая за тем, что происходит вокруг Генеральной прокуратуры, я и многие мои коллеги испытывали два чувства. Первое — это чувство стыда. И второе — чувство государственного бессилия».[151] Действительно, для всех россиян становилось очевидно, что власть в лице Ельцина, повязанная по рукам и ногам путами коррупционной зависимости, все больше теряла самостоятельность и оказывалась лишь исполнителем воли криминала и олигархов.

С четвертого раза, уже после прихода к власти Владимира Путина, Совет Федерации все-таки отправил Скуратова в отставку. К тому времени острота противостояния с Кремлем уже заметно сгладилась. Времена изменились, команда Ельцина начала сходить с исторической сцены.

Нельзя сказать, будто Юрий Скуратов выиграл войну со «спрутом».

Но он и не проиграл ее!

Пожалуй, это была ничья.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.