Есть ли жизнь после санкций
Есть ли жизнь после санкций
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», – писал Толстой в начале своего романа, который, возможно, еще постигнет судьба новосибирского «Тангейзера», но мы не об этом.
Каждая страна, подпавшая под санкции, тоже «несчастлива по-своему». Посмотрим на Иран. Возможно, его опыт в чем-то нам пригодится.
Иран живет под американскими санкциями с 1980-х годов, в наиболее жестком виде они были наложены с 2012 года, когда был резко ограничен экспорт иранской нефти, страну отрезали от мировой финансовой системы.
Санкции, наложенные на Россию, жалкое подобие антииранских.
Иранской экономике нанесен существенный ущерб. Уже в 2013 году падение ВВП составило 5 %, в 2014-м – рост на 1 % (данные доклада Исследовательского управления конгресса США). Иранская экономика была бы на 15–20 % больше, если бы не санкции последних лет. Безработица составляет от 13 до 20 % (по разным источникам), инфляция в марте достигла 25 %. Падение производства автомобилей упало за два года с 1,6 млн штук на 40 %. Экспорт нефти сократился с 2,5 млн баррелей в сутки в 2011 году (общая добыча была 4 млн) до 1,1 млн в прошлом (из добываемых 2,6–2,8 млн). Ее прекратил покупать ЕС (закупавший 600 тыс. баррелей в сутки).
Индия и Китай, на которые мы так рассчитываем, также сократили закупки иранской нефти на треть. Хотя КНР остается крупнейшим покупателем иранской нефти, она сотрудничает с США в части ограничения доступа Тегерана к конвертируемой валюте. На этот счет США ввели отдельные санкции 6 февраля 2013 года, предписывающие платить Ирану за нефть в основном в его же валюте (вопреки распространенным у нас представлениям, продавать нефть за нацвалюту – это в данном случае наказание).
Иран может получать за нефть в валюте не более $700 млн в месяц плюс $65 млн целевым назначением для оплаты обучения иранцев за границей. Китай предпочитает расплачиваться с Ираном товарами – одеждой или продукцией машиностроения (например, вагонами для метро). Те китайские фирмы, которые заключили контракты с иранцами в области энергетики, передали их местным компаниям на субподряд либо не ведут работ. Американцы сделали исключение для газодобывающих проектов Ирана. Например, для разработки месторождения Шах-Дениз на Каспии (где участвует также «ЛУКойл»).
Валютный дефицит привел к жесткому ограничению импорта, начиная от автомобилей и кончая мобильными телефонами. По этим позициям «товаров роскоши» он фактически прекращен. Из 100 млрд золотовалютных резервов Ирана 80 млрд «заморожено» за границей. Доля «плохих» долгов в иранских банках достигает 30 %.
Достигли ли санкции декларированных целей?
В упомянутом докладе конгрессу признается, что точно не достигли в части сокращения влияния Ирана в регионе: он продолжает поддерживать дружественные ему группировки, начиная от «Хезболлы» в Ливане и кончая хуситами в Йемене. Деньгами и оружием. Несмотря на трудности с импортом современных вооружений и продукции двойного назначения (до недавних пор – даже запчастей для гражданской авиации), в стране налажено производство старых образцов. Иран производит ракеты малой и средней дальности, крылатые ракеты, покупая ряд вооружений (например, подлодки) у стран, не подчиняющихся санкциям, таких как КНДР.
Санкции не сказались на режиме.
«Оттепель», якобы наставшая с избранием президента Рухани, весьма относительна. Главное, что Иран, не изменивший политику, которую США называли «поддержкой международного терроризма» (за что были наложены первые санкции), не свернул и ядерную программу. Нынешнее соглашение во многом базируется на его условиях. США пошли на смягчение, чтобы добиться сотрудничества с Ираном в ряде горячих точек региона (в Ираке, Афганистане, Сирии и т. д.), а заодно разыграть «иранскую карту» против Москвы.
Вместо 1,5 тыс. центрифуг по обогащению урана, имевшихся у Ирана несколько лет назад, сегодня есть 19 тыс., из них работают почти 10 тыс. Речь идет о сокращении их числа примерно до 6 тыс., хотя раньше США настаивали на нескольких сотнях. Иран отстоял право на обогащение урана (в «мирных целях») и сохранит все ядерные объекты, включая особо защищенный, хотя обещает их перепрофилировать, отказавшись от производства оружейного плутония. В лучшем случае это очень ограниченные результаты действия санкций.
Это подтверждает другую закономерность. Санкции, как подсчитали в свое время (G.C. Hufbauer, J.J. Schott, K.A. Elliott, B. Oegg, «Economic Sanctions Reconsidered», Washington, 2007), оказываются действенными лишь в трети случаев. Относительно большая эффективность наблюдается тогда, когда они применяются против режимов, где правит некая коллективная хунта. Там можно сыграть на трениях между разными ее фракциями, там режим более чувствителен к ущербу тем или иным институтам (например, военным).
Почти всегда бездейственны санкции против персоналистских режимов. Тамошняя элита «в испуге» сплачивается вокруг вождя, внутриэлитные «измены» невозможны в силу жесткого контроля, происходит сплочение нации вокруг правителя.
В таких странах «вождь» предпочитает отчаянно идти до конца, не имея возможности отступать (некуда, а альтернативных сил, с которыми имело бы смысл о чем-то договориться, нет). Эта закономерность прослеживается даже на примере латиноамериканских стран, которые «под боком» у США и к которым санкции применялись часто (их анализирует Уильям Уолдорф в одном из последних номеров журнала Political Science Quarterly, «Sanctions, Regime Type, and Democratization: Lessons from US – Central American Relations»).
Иранский режим можно отнести если не к персоналистским, то к режимам, где все равно «сплоченность общества» высока (минимум межфракционных трений по ключевым вопросам, как и при любом персоналистском режиме). Она покоится на идейно-религиозной (и антизападной) основе. В этом смысле угроза элитарных «измен» тут тоже минимальна.
Как, скажем, и на Кубе, где санкции оказались бессильны изменить режим. Кстати, еще до Фиделя американские санкции (о которых у нас мало знают) оказались ровно так же бессильны в попытках изменить поведение другого «персоналистского» диктатора – Батисты. Произошла предсказуемая смена одного «вождя» на другого, который для инициаторов санкций (США) оказался еще хуже прежнего.
Иран «после санкций» для Америки тоже во многом окажется «хуже прежнего». С ним придется считаться гораздо больше: США зависят от Тегерана в решении многих региональных проблем.
Еще один урок истории антииранских санкций: санкции легко вводить, но куда труднее – и дольше – отменять. А стране, долго жившей под санкциями, очень трудно реинтегрироваться в систему международных экономических и технологических отношений.
Как быстро Иран вернется на нефтегазовый рынок? Не раньше конца года. Он сразу выльет на рынок тот объем нефти, который сейчас хранит в танкерах, – примерно 30 млн баррелей. Для наращивания нефтедобычи до прежних объемов потребуются большие деньги.
По оценкам США, Иран недополучил за последние годы $60 млрд инвестиций в энергосектор. Сам Тегеран считает, что ему потребуется $130–145 млрд до 2020 года только для того, чтобы предотвратить падение нефтедобычи.
Состояние (технологическое) нашего энергосектора в чем-то схоже с иранским, хотя не столь печально. Ряд специалистов в связи с этим указывает на падение коэффициента извлекаемой нефти в России по сравнению даже с советскими временами до уровня США 1960-х годов.
Сегодня сохранение уровня нефтедобычи иранцами поддерживается во многом за счет газовой отрасли. Газ экспортируется в основном в Турцию и Армению. Комплексная разработка одного лишь нового газового месторождения Южный Парс потребует до $100 млрд. Технологий по производству сжиженного газа у Ирана нет. Это предсказуемая картина: процесс возвращения на международную арену страны, долго пребывавшей в изоляции, дорогостоящий и трудоемкий. А период полной реинтеграции уходит в бесконечность.
Иран достиг некоторых успехов в импортозамещении и диверсификации экономики. Несмотря на зависимость от импорта комплектующих и отсутствие нормального кредитования. Немалую роль в том сыграли сплоченность иранской правящей элиты, ее нацеленность на защиту интересов страны, относительно низкий уровень коррупции и, напротив, высокий уровень реальной (со своей спецификой, разумеется) демократии и «обратной связи» с населением. Что представляет вполне типичную картину для «идеократических» режимов вообще.
За годы санкций выросло производство (в том числе на экспорт) цемента, металлов, удобрений, сельхозпродукции, даже продукции традиционного машиностроения. Ненефтяной экспорт обеспечил в 2014 году две трети поступлений валюты, нужной для критически важного импорта, снизив зависимость от нефти. Во многом «импортозамещение», конечно, свелось к мерам жесткой экономии. А успехи в промпроизводстве не в последнюю очередь объясняются высоким образовательным уровнем рабочей силы и высокой инженерной культурой: Иран на первом месте в мире по доле людей с высшим инженерным образованием. Он избежал упадка науки и образования. Многие иранцы учатся за границей, государство не только не ограничивает такое стремление, но и поощряет по мере сил.
Если санкции против России продлятся и будут усилены, то и наше «возвращение» (оно неизбежно рано или поздно) будет отличаться своей спецификой. У нас уже был опыт такого «возвращения», в начале 1990-х. Это была, конечно, высадка на иную планету. Мы узнали для себя много нового – в технологиях, общественных, экономических и корпоративных практиках и т. д., в чем были дремуче несведущи.
Я уверен, что СССР в свое время убила именно «несовременность» руководства и интеллектуального класса страны. С тех пор все процессы (особенно касающиеся прорывных технологий и науки) лишь ускорились. Так что следующая «высадка» может происходить еще на более дальнюю от нас «планету». Неизвестно, будет ли она пригодна для жизни, к которой мы у себя к тому времени уже привыкнем, пойдя, как водится, «своим путем».
2015 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.