5.1. Революционная иерархия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5.1. Революционная иерархия

Исторический опыт «революций 1.0» и «движений 2.0» показывает, что геополитические разработки англо-американского истеблишмента одерживали успех не только в силу овладения новейшими технологиями информационно-психологического воздействия над критической массой активного населения стран-мишеней, но и в силу принципиальных заблуждений элит последних, а именно:

а) убежденности лидеров как «исторических союзников», так и ряда стран Восточной Европы и бывшего СССР в собственной незаменимости в качестве партнеров США;

б) надежды на уменьшение давления извне в случае уступок во внутренней политике (адаптация законодательства в части прав политических и иных меньшинств, свободы самовыражения и др.) и во внешней политике (приверженность евроатлантическому партнерству, диверсификации энергопоставок в ЕС и т. п.);

в) расчета на приостановку проектов «суррогатных революций» после смены правящей партии в США (эта иллюзия подкреплялась ангажированной американской кино— и телекритикой правящего Белого дома), на активную примирительную публичную дипломатию, в том числе в ответ на американские инициативы «перезагрузки» (этот термин применялся дипломатией США с рядом стран, в частности с Пакистаном).

На практике эти иллюзии опрокидывались реальностью, поскольку:

а) глобальная постиндустриальная повестка дня определялась на уровне постоянно действующих наднациональных (непубличных и публичных) институтов, а реализация ее приоритетов заведомо предполагала разрушение (деидентификацию) цивилизаций и десуверенизацию наций-государств, особенно полюсообразующих, без учета каких-либо исторических заслуг государств, а тем более современных лидеров;

б) смена руководства США, обеспечиваемая идеологически настроенными и наднационально инкорпорированными пропагандистскими ресурсами и контролируемая через систему выборщиков, не отменяла экспансионизма внешней политики;

в) проекты «ненасильственных революций» были составной частью исполнительного звена глобалистского стратегирования, а институты-исполнители — специализированными дочерними структурами англо-американского университетского сообщества с общей программной ресурсной базой, контролируемыми через стратегические учреждения (RIIA, CFR);

г) наступление мирового финансового кризиса отдало приоритет стратегиям, мобилизующим ресурсы «мягкой власти», инструментарий которых был дополнен сетевым потенциалом, а тактика — таргетированием (целевым вовлечением) уязвимых сообществ стран-мишеней с конкурирующими чаяниями и потребностями, позволяющим достичь максимального эффекта хаотизации обществ-мишеней;

д) вовлечение незрелой (инфантильной) части обществ-мишеней не только формировало транснациональный «анархо-авангард», но и приумножало прямой и косвенный экономический ущерб странам-мишеням и, соответственно, усиливало бегство капитала из стран-объектов в страны-субъекты.

Взаимодействие стратегических фондов, по своей миссии обслуживающих межгосударственные (англо-американские, американо-израильские и др.) внешнеполитические задачи, с университетскими центрами создавали многолетние постоянно действующие форматы а) научных дискуссий, б) координации планирования, в) обмена опытом. Итогом этой общей деятельности становятся новые структуры, сохраняющие интеллектуальные связи с материнскими университетами, но получающие самостоятельные финансирование из других источников и кадры из других институтов и корпораций. В случае если учреждение предназначено для особо деликатных функций, оно может не афишировать своей связи с материнским университетом или выдавать свое возникновение за инициативу частных лиц, как на своей территории, так и за рубежом.

В 1960-х годах, например, Esalen Institute, где исследовались «состояния измененного сознания», не афишировал свое родство с Stanford Research Instituite (SRI) и тем более со спецведомствами, поскольку на его калифорнийскую базу приглашались специалисты из номинально гуманитарных областей страны-противника (СССР и восточноевропейских стран). Университетские кафедры, выполнявшие государственные задачи в формате отношений с тем же СССР и арабскими странами в номинальном контексте «описательных наук» (например, департамент этнографии Джорджтаунского университета), также не афишировали предназначения своих исследований.

В период подготовки «революций 1.0» ныне широко известный Институт Эйнштейна (Albert Einstein Institution) в Бостоне также позиционировался перед приглашаемыми кадрами как самостоятельная структура, воспитывающая «ненасильственных оппозиционеров» сугубо по идейным побуждениям, для чего в штате состояли декоративные ветераны Движения за гражданские права М.Л. Кинга.

Чтобы оценить место Einstein Institution в системе англо-американских ИЦ (см. Приложение 2), следует рассмотреть происхождение его идей и рецептур. Они восходят к тем историческим персонажам, опыт которых изучали в Оксфорде — где учился Джин Шарп и писал совместную монографию с Адамом Робертсом, ныне президентом Британской академии, и «глубинным экологом» Арне Нэссом. Они приведут нас к Махатме Ганди — жизненный путь и философия которого формировались не только в его цивилизационной среде, но и в Британском Вегетарианском обществе, связанном с так называемой Сведенборговской церковью. Шарп ссылался также на «первого эскаписта» Генри Дэвида Торо, но, как показал в упомянутой выше книге Тони Чейткин, его биоэтика также была результатом переработки его другом, бостонским масоном и основателем «трансцендентализма» Ральфом Уолдо Эмерсоном, идей Томаса Карлейля.

Кадровый состав Albert Einstein Institution в 1990-е годы формировался из бывших коллег Шарпа по Гарварду, военных аналитиков из RAND, а также — их было большинство — специалистов по «дерадикализации» авраамических религий и проповедников идеи «пределов роста» и глобального потепления. Одна из первых стран-мишеней, Сербия, была (и перестала быть) индустриальным лидером Юго-Восточной Европы. Сербские воспитанники Шарпа и его ученика и коспонсора Питера Аккермана после переворота стали учредителями фонда «Экотопия», а затем сами занялись тренингом молодежи стран-мишеней.

Имел ли Albert Einstein Institution прямые связи с калифорнийскими центрами? На этот вопрос ответил Питер Аккерман, заявивший на Открытом форуме госсекретаря 29 июня 2004 года дословно следующее: «Мы сотрудничаем с Lawrence Livermore National Laboratory в разработке новых коммуникационных технологий, которые могут быть использованы в новых революционных движениях молодежи. Это несомненно демократизирующие технологии, создающие цифровую концепцию права на собрания и продуцирующие децентрализованную активность… Они в конечном итоге обрушат китайский режим».

Примечательно, что Патрик Мендис, как раз в это время работавший в Центре исследований глобальной безопасности (Center for Global Security Research) в составе LLNL, ни в коем случае не упоминает ни о каком «обрушении китайского режима»: во множестве статей, адресованных Китаю (где он преподает в Гуандунском университете), он делает китайскому руководству множество реверансов, расточает похвалы Дэн Сяопину и разве что намекает на необходимость «избавиться от феномена принцев», то есть разбогатевших детей высших партийных работников. Впрочем, это позиционный камуфляж соседствует с постоянным подчеркиванием ведущей, непреходящей и мистической роли Вашингтона в формате «одного мира на двоих».

Период «технологий 2.0» также вовлек целое множество структур с продуманным разделением труда. 8 августа 2009 года помощник генпрокурора Ирана Абдор-Реза Моджтаба в своем публичном докладе о преодоленной попытке переворота, приуроченного к выборам, перечислил, ссылаясь на информированного агента, ее основных спонсоров: а) Совет по международным отношениям (CFR), включая его европейский филиал; б) Rockefeller Foundation; German Marshall Foundation, в) Центр демократических исследований (речь идет о Centre for the Study of Democracy при University of Westminster); г) Open Society Institute; д) Ford Foundation; е) Einstein Institution; ж) проект «Демократия в Иране» в Стэнфорде под руководством Аббаса Милани, Ларри Даймонда и Майкла Макфола; з) Беркмановский центр Интернета и общества Гарвардского университета, «в особенности — Джон Пэлфри, который называет себя племянником Кермита Рузвельта (Кермит Рузвельт, внук Теодора Рузвельта, сотрудник ЦРУ, в 1953 г. разработал и возглавил операцию по свержению правительства иранского премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка; Кермита Рузвельта иногда называют «отцом оранжевых революций». — Прим. ред.), и Этан Цукерман, ранее работавший в Фонде Сороса»; и) агентство HIVOS (Нидерланды); к) Институт исследования ближневосточных медиа MEMRI (Израиль); л) бывший посол США в Венгрии Марк Палмер.

В докладе назывались только структуры, непосредственно участвовавшие в поддержке иранского «Зеленого движения». Стратегическими мозговыми центрами «исламской реформации» (термин Резы Аслана) были: а) Brookings Institution, прежде всего его Центр ближневосточных исследований, он же Сабановский центр — по имени его спонсора, уроженца Египта и профессионального режиссера Хаима Сабана, а также Вулфенсоновский центр развития; б) филиалы RAND Corp., Джорджтаунского университета и Университета Карнеги-Меллона в Катаре; в) Центр системного мира George Mason University; г) Международный институт мира, учрежденный Конгрессом США (Группа по изучению Ирана); д) Центр исламских исследований Duke University (проект «Транскультурный ислам» с Оксфордским центром исламских исследований).

Помимо архивов Оксфорда, использовались материалы Вильсоновского центра при Smithsonian Institution, Ближневосточного института (MEI), библиотек Конгресса США, Йельского, Тафтсовского, Брауновского университетов. В правовой подготовке были задействованы RAND Corp. с Вильсоновским центром, Университет Джорджа Вашингтона, Нью-Йоркский университет, Американский университет в Каире, Carnegie Endowment, аналитические структуры Госдепартамента и USAID.

В свою очередь, применение интернет-технологий готовилось New America Foundation и его партнерами в Йеле и Гарварде, где были учреждены центры Интернета и общества.

Все ресурсы «исламской Реформации» были мобилизованы в 2007 году, когда одновременно произошли перестановки в руководстве CFR, Гарварде и Brookings Institution. В Гарварде «ретрограда» и «сексиста» Ларри Саммерса в должности президента сменила мужеподобная Дрю Джилприн-Фауст (специалист по проблеме смерти в американской культуре), а в правление Harvard Corporation вошел Роберт Рубин. После этого в Беркмановский центр из Йеля переходит профессор Йохай Бенклер, специалист по «переводу информации в экономические эффекты», и под его руководством изучается арабои фарсиязычная блогосфера. Наконец, в Стэнфорде запускается программа «Технологии освобождения» под руководством философа Джошуа Коэна, политолога Ларри Даймонда и технолога, «отца Google» Терри Винограда.

Театровед Этан Цукерман, упомянутый в докладе иранского прокурора, вместе с сотрудницей New America Foundation Ребеккой Маккиннон является соучредителем сети Global Voices. Эти же два лица вошли в наблюдательный совет Wikimedia, одновременно с предоставлением самому популярному сетевому энциклопедическому изданию гранта от фондов Omidyar Network и Sunlight Foundation (оба фонда при поддержке Рокфеллеров участвуют в проекте «Альянс молодежных движений»).

«Машина революций» строилась и совершенствовалась в течение десятилетий на той же базе, которую формировали еще в 1950-х годах «технари» из военных институтов — RAND, PARC, Rome Laboratory, рука об руку с психологами-бихевиористами: из этой школы вышли и Терри Виноград, и философ Джошуа Коэн, и инженер Эрик Шмидт, в руках которого в 2010–2011 годах было управление всем IT-инструментарием, а также руководство New America Foundation. И в течение всего этого времени оси Оксфорд — Гарвард и Кембридж — Стэнфорд, в пансионах Богемской рощи и на трибунах конференций (где встречались Адам Робертс, Тимоти Гартон Эш, Джин Шарп, Питер Аккерман, их канадско-израильский коллега Берель Родаль и др.), снабжали стратегические учреждения — RIIA и CFR — проектными разработками, примененными к конкретным цивилизациям и обществам. Управление «революциями 2.0» было последним этажом этой машины, питающейся, как от источника черной энергии, от мальтузианских фондов, а их «полезный» опыт обобщался сетью специализированных ИЦ (Оксфордский институт Интернета, туринский NEXA Center и др.).

Таким образом, суррогатные революции с использованием оснащенной новыми коммуникативными средствами молодежи в качестве «тарана» (и в итоге — пушечного мяса) представляют собой:

а) составную часть проектов унифицирующей трансформации религий, деидентификации цивилизаций и деструкции государств;

б) продукт совместной и целенаправленной деятельности фондов, университетских центров, специализированных (экспериментально-тренинговых) институтов, специализированных (правозащитных, антикоррупционных (watchdogs), экологистских, гендерных) НПО и местных ассоциаций и клубов, «групп давления», новейших партий (в том числе «выращенных в Интернете») и сект;

в) механизм с разделением труда между специалистами по мировым культурам, стратегами-сценаристами, IT-технологами, организаторами-фандрайзерами, международными и местными наставниками-методистами, собирателями досье, блогерами, «полевыми» рекрутерами, «культовыми» митинговыми вождями и сетевыми информаторами-пропагандистами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.