ЯДЕРНЫЙ ПИАР

ЯДЕРНЫЙ ПИАР

После того как в апреле 2009 года Обама произнес пражскую речь, целиком посвященную будущему безъядерному миру, стало очевидно, что проблема ядерного разоружения является идеей фикс для нового американского президента. Он рассчитывал подписать с русскими рамочное соглашение, которое могло бы лечь в основу нового договора о сокращении ядерных вооружений. В декабре 2009 года истекал срок действия договора СНВ-1, подписанного в 1991 году, и после лондонской встречи Медведева и Обамы Россия и США в срочном порядке начали работать над документом, который должен был прийти ему на смену. Российскую группу экспертов возглавил директор департамента МИД по вопросам безопасности и разоружения Анатолий Антонов, американскую – заместитель госсекретаря США по контролю над вооружениями Роуз Гетемюллер. С апреля по июль они провели несколько раундов переговоров и очень спешили, чтобы подготовить рамочное соглашение к визиту Обамы в Москву, который был намечен на 6–8 июля. Однако, как отмечал вице-президент фонда «Наследие» Ким Холмс, «спешка при заключении договоров в области разоружения почти всегда приводила к браку». Не менее скептично был настроен проректор МГИМО Алексей Богатуров. «За три месяца, – говорил он, – можно подписать капитуляцию, но не серьезное соглашение. В столь сжатые сроки дипломаты и военные эксперты просто не успеют достичь компромисса»[662]. А вопросов, в которых у России и США имелись разногласия, было довольно много. И хотя американцы пошли навстречу российским партнерам, согласившись учитывать при подсчете не только боеголовки, но и средства их доставки, нерешенной оставалась проблема так называемого возвратного потенциала США. Снимая боеголовки с носителей, американцы их не утилизировали, а отправляли на склады и при необходимости могли оперативно (за 4–6 месяцев) нарастить арсенал развернутых стратегических ядерных боезарядов более чем на 3000 единиц.

На переговорах Соединенные Штаты пытались протолкнуть концепцию «минимального сдерживания», которая предполагала радикальное сокращение боеголовок. Для американцев это был оптимальный вариант, поскольку никто пока не может оспорить их превосходство в обычных вооружениях. Что же касается России, было очевидно, что если в результате переговоров ядерные потенциалы будут сокращены до количества боеголовок, которое можно нейтрализовать с помощью постоянно расширяющейся и совершенствующейся американской системы ПРО, Кремль окажется в проигрыше. Поэтому российская сторона пыталась увязать сокращение стратегических наступательных вооружений с отказом США от размещения элементов ПРО в Восточной Европе. И хотя вначале администрация Обамы это предложение отвергала, со временем стало очевидно, что новый президент готов поторговаться и в обмен на отказ от размещения ПРО в Восточной Европе требовал от России помощи в переговорах с Тегераном. Как утверждал бывший посол США в ООН Джон Болтон, «предложенная сделка по принципу quid pro quo полностью противоречит позиции Рональда Рейгана, который предостерегал своих преемников от использования программ, связанных со стратегической обороной в качестве разменной монеты на переговорах»[663]. Однако многим на Западе предложение Обамы пришлось по душе. «Идея связать ПРО в Чехии и Польше с компромиссом по иранскому вопросу, на мой взгляд, является дипломатической находкой, – отмечал Анатоль Ливен. – Если Москве и Вашингтону совместными усилиями удастся убедить Тегеран отказаться от ядерной программы необходимость в ПРО отпадет сама собой и США свернут раздражающий Россию проект, не теряя при этом лицо»[664].

Правда, специалисты были убеждены, что Обаме не позволят свернуть программу ПРО, ведь финансирование на нее было выделено вплоть до 2015 года. Президенту объясняли, что не следует напрасно раздражать принимающие участие в проекте крупные военные корпорации США, такие, как «Боинг», «Локхид Мартин» и «Нортроп», и даже грозили ему судьбой Джона Кеннеди, который не поладил с представителями американского ВПК. «Если американцев удалось убедить, что в 1960-е годы строптивого президента убил маньяк-одиночка Ли Харви Освальд, – отмечал корреспондент The Nation, – то их будет так же легко уверить в том, что Обаму устранили радикальные расисты из «Ку-клукс-клана»[665].

Что же касается СНВ, никто не сомневался, что будет принято решение об умеренном сокращении ядерных арсеналов. Цифра в 1500 боезарядов, судя по всему, полностью устраивала американских и российских военных. Конечно, была возможность спуститься и на более низкий уровень в 1200 или даже 1000 единиц, но переговорщики выбрали пошаговый сценарий и планировали достичь этого уровня лишь через несколько лет. «Если говорить о сокращении арсеналов ниже планки в 1000 боеголовок, – отмечал директор «ПИР-Центра» Владимир Орлов, – осуществить его будет намного сложней. Россия потребует от США отказа от размещения в космосе ракет-перехватчиков и сокращения числа носителей, оснащенных обычными боезарядами, которые носят стратегический характер»[666]. Российские военные не соглашались на радикальное сокращение ядерных боеголовок, поскольку для них это было единственное средство сдерживания американской военной мощи. С другой стороны, содержание чересчур внушительного арсенала Россия давно уже не могла себе позволить и вынуждена была сокращать его, чтобы уменьшить расходы.

Эксперты были убеждены, что новый договор по СНВ может наполнить российско-американские отношения реальным содержанием, чего им явно не хватало в тот период, когда у власти находились Буш и Путин. «За восемь лет, – говорили эксперты, – не было подписано ни одного серьезного соглашения – только ни к чему не обязывающие декларации, дорожные карты, совместные заявления и провальный договор 2002 года о сокращении наступательных стратегических потенциалов, который так и не был доведен до ума». Администрация Буша относилась к проблеме ядерного разоружения пренебрежительно и не хотела заключать юридически обязывающее соглашение, содержащее механизмы контроля. Как отмечал спичрайтер экс-президента Марк Тиссен, «Буш стремился избежать затяжного переговорного противостояния с русскими, когда тысячи боеголовок становятся предметом торга и яростные баталии ведутся по поводу каждого пункта и каждой запятой»[667].

Новые хозяева Белого дома были настроены иначе. Они во что бы то ни стало стремились прийти к компромиссу с Россией. Не случайно администрация Обамы возвращала в строй ветеранов переговоров по контролю над вооружениями, которые имели дело еще с советскими чиновниками. Как отмечала The Wall Street Journal, «Госдепартамент наводнили динозавры-разоруженцы, которые мечтают вернуться к формату переговоров, характерному для эпохи холодной войны. Эти люди не способны понять, что в XXI веке соглашения по контролю над вооружениями выглядят таким же анахронизмом, как наскальные рисунки, и чтобы провести сокращение ядерных арсеналов, нам больше не нужны пергаментные свитки и орды экспертов»[668].

Критики в Вашингтоне обвиняли Обаму в том, что «ради собственного пиара он готов начать одностороннюю гонку разоружений и оказаться в Москве в роли просителя». «Российская политика нового президента является близорукой, – писала The Washington Post. – Разговаривая с экономически и технологически слабой Россией, как с великой державой, Обама делает ее лидерам большое одолжение»[669]. Консервативные американские политологи отмечали, что Белый дом идет на серьезные уступки Кремлю, лишь бы не сорвать заключение нового договора по СНВ. Соединенные Штаты спокойно отреагировали на потерю ключевой для операций в Афганистане киргизской авиабазы «Манас» (некоторое время Штаты могли использовать ее лишь для транспортировки невоенных грузов), практически свернули военное сотрудничество с Варшавой и начали закрывать глаза на действия Москвы в Грузии. «Надежды на то, что умиротворение России сделает проще переговоры по ядерному разоружению, являются утопией, – утверждал директор программы стратегических исследований Американского института предпринимательства Гэри Шмит. – Конечно, Обама получит очередной повод для самолюбования, но Москва, скорее всего, решит, что Запад согласился с ее претензиями на постсоветское пространство»[670]. Правда, оптимисты в США связывали надежды с новым российским президентом. «Несмотря на то, что Медведев озвучивает иногда более жесткие и эпатирующие вещи, чем Путин, – говорили они, – политика его намного мягче».