От Минска до Москвы

От Минска до Москвы

Первые недели войны особое беспокойство Сталина и военного командования вызывала обстановка на Западном направлении. Здесь танки Гота и Гудериана, окружив войска 10-й и 3-й армий Западного фронта, 28 июня после упорных боев взяли Минск.

Обстановка на других фронтах тоже не радовала. И все же на Северо-Западном направлении немцы к 1 июля еще не форсировали Западную Двину, а на Юго-Западном продолжалось упорное сражение в районе Луцк, Львов, Дрогобыч. Командующим Ф.И. Кузнецову и М.П. Кирпоносу удавалось достаточно твердо руководить войсками, отводить их в глубь страны, усиливать за счет подкреплений.

Командующий же Западным фронтом Д.Г. Павлов потерял управление войсками. Штаб Западного фронта не знал местоположения целых армий, войсками не управлял, приказы Павлова зачастую оставались только на бумаге. Генштаб, в свою очередь, сутками не имел связи с Западным фронтом и не мог получить от Павлова доклада о происходящих событиях. Войска Западного фронта в тяжелейшей обстановке были вынуждены на свой страх и риск выполнять довоенный план прикрытия Государственной границы, без связи, без разведки, без тылового обеспечения, без авиационной поддержки.

Принято считать, что Сталин пытался свалить на Павлова ответственность за приграничный разгром. При этом на Киевском направлении, в Прибалтике дела складывались тоже далеко не просто, тяжелая ситуация была на Балтийском флоте в связи с потерей баз в Прибалтике. Поэтому предание Павлова суду ничего не объясняло и ответственность ни с кого не снимало. Да и в речи Сталина нет ни слова о враждебных элементах, саботажниках и тому подобном, а неудачи объясняются совсем иными причинами.

Необходимо четко понимать, что Дмитрий Григорьевич Павлов был осужден и расстрелян за то, КАК он работал на посту командующего Западным фронтом. Правда состоит в том, что главной причиной полного разгрома войск фронта, потери танковых и авиационных частей, пленения большого числа наших солдат стал полный паралич управления. При этом считается, что Павлов сам просил Сталина назначить его командующим округом с кабинетной должности начальника Главного Автобронетанкового управления Красной Армии.

Характерно несовпадение показаний на суде Д.Г. Павлова и бывшего командующего 4-й армией генерала А.А. Коробкова. Павлов утверждал, что в мае 1941 года направил генерала В.С. Попова к Коробкову с приказом до 15 мая вывести из Бреста четыре дивизии 4-й армии. По словам Павлова, командарм Коробков самовольно не выполнил этого приказа, в результате чего войска оказались запертыми в Брестской крепости и погибли. Трудно представить себе, как Коробков мог не выполнить такого серьезного приказа Павлова. Однако еще больше непонятно, как Павлов мог не заметить того, что его приказ подобного масштаба остался невыполненным. Данный эпизод, по-моему, очень красочно раскрывает качество работы Павлова, которое иначе как халатностью назвать трудно.

Задумывался ли Сталин о злом умысле в действиях Павлова? Я полагаю, что в дни после падения Минска Сталин не мог не думать о поведении высшего генералитета. Это сегодня мысль о том, что Тимошенко и Жуков в условиях начавшейся войны могли договориться с немцами, открыть фронт и установить в СССР военно-фашистский режим, кажется бредовой. Тогда же Сталину приходилось иметь в виду и такие варианты, ибо политикой — искусством возможного он владел в совершенстве.

Надо также сказать, что летом 1941-го как-то незаметно была выведена из войны Финляндия. Формально перемирие между нашими странами было заключено только в 1944 году. Однако Сталин через англичан намекнул финнам, что воевать с СССР — значит в случае нашей победы потерять Финляндию как государство. И Финляндия, несмотря на категорические требования Гитлера, заняв потерянные ею в 1940 году территории, с СССР почти не воевала. «Умиротворение» Финляндии было только одним звеном в цепи побед советской дипломатии в 1941 году. 10 августа 1941 года Советское правительство сделало Заявление об уважении территориальной целостности Турции, поддержанное Англией. В этом документе две великие державы крайне осторожным дипломатическим языком рекомендовали Турции ради собственной выгоды держаться в стороне от войны. Не удалось Гитлеру также втянуть в войну с СССР и Японию. Благодаря правильной политике советского руководства внешнеполитический фон германской агрессии складывался совершенно не так, как рассчитывал Гитлер. Причем надо понимать, что наши внешнеполитические успехи возникли не на пустом месте, а стали естественным продолжением и прямым следствием довоенной политики СССР и Сталина.

Взяв Минск, германские войска устремились к Смоленску — древнему русскому городу, издревле считавшемуся ключом к Москве.

Собственно, определенная растерянность Сталина проявлялась в непонимании, куда исчезают дивизии и корпуса, тысячи танков и самолетов, которые он отправлял на фронт. Почему действия Красной Армии так неэффективны? Ведь в Смоленском сражении генералам уже сложно было объяснить неудачи внезапностью нападения. Пытаясь переломить ситуацию, власти применяли пропаганду и партийный контроль в возрастающих пропорциях.

До самой Москвы Сталин, мотивируя военных, налегал в основном на моральный фактор, часто менял командующих фронтами и армиями, пока не убедился в том, что причины наших поражений носят системный характер и для их устранения требуется методичная работа. При этом у Сталина вызывали негодование попытки военных загородить надвигающуюся на страну катастрофу забором из военных терминов и под отступление подвести теоретическую базу.Сталин считал крайне важным защищать Смоленск, зная из истории значение города при иностранных нашествиях, и выбил из Тимошенко заверение о том, что Смоленск сдан не будет.

Смоленское сражение по протяженности фронта было одним из крупнейших за время войны, оно развернулось по всей ширине Белоруссии от Великих Лук до Чернигова. При этом характер сражения на Днепре был совершенно иным, чем на границе. Здесь уже Западный фронт под командованием Тимошенко показал определенный характер, правда, немцы, опьяненные победами, этого не заметили. Героически дрались части генерала Романова из состава 13-й армии в районе Могилева, постоянно атаковали врага, попавшие в окружение части 20-й и 16-й армий под Смоленском, жестокие удары получили немцы от войск оперативных групп генералов Качалова и Масленникова, 62-го стрелкового корпуса генерала Петровского. 14 июля реактивная батарея капитана Флерова нанесла удар по Оршанскому железнодорожному узлу из установок «БМ-13», легендарных наших «катюш».

Однако ни наше военное командование, ни Красная Армия в целом не могли еще добиться успеха в столь крупном, сложном в смысле управления сражении. Теперь главным фактором успеха гитлеровцев стала не внезапность, а качественное превосходство над нашей армией. Это факт, ничего с ним не поделаешь. Кроме того, разумеется, сохранялось и существенное количественное превосходство противника, особенно в танках и авиации.

Не будучи профессионалом в военном деле, Сталин, я думаю, именно при потере Смоленска нутром понял, что противопоставить тотальной истребительной войне немцев можно только запредельную, скифскую самоотверженность. Важно, что Сталин не сорвался на репрессии, не стращал генералов беспрерывно расстрелом, а становился все более человечным с ними. И в те страшные дни Сталин не приказывал, а больше просил. Звоня Жукову под Ельню, Сталин говорил: «Очень прошу Вас согласиться отдать авиацию на Юг. Я могу вам взамен дать полк Яков». Стиль работы Сталина был деловой, без нервозности. Сталин, вопреки установившемуся мнению, никогда не ругался матом. Даже в самые критические минуты в личном общении он не выходил из пределов корректности.

Однажды уже в 1943 году по вине промышленности фронту были поставлены несколько сотен истребителей Як с дефектной обшивкой. Вот-вот должна была начаться Курская битва, и Сталин был вне себя! Он назвал Яковлева «гитлеровцем», но без крика, мата. Через минуту Иосиф Виссарионович успокоился и перешел к вопросу устранения дефектов. Трудно представить себе, чтобы Сталин кого-либо унижал, материл, «накачивал».

У Сталина не было никакой капризной, диктаторской гневливости — наказания следовали, как правило, за дело. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев вспоминал, как однажды в годы войны во время совещания в кабинет Сталина прибыл один из командармов, вызванный в Ставку. Когда генерал вошел, присутствующие обомлели — он был мертвецки пьян, шатаясь прошел к столу, ухватился за край.

«— Вы как будто не здоровы? — мягко спросил Сталин.

— Да, — еле проговорил генерал.

— Ну, тогда мы с вами встретимся завтра, — сказал Сталин и отпустил генерала.

Когда дверь закрылась, Сталин заметил_у ни к кому, собственно, не обращаясь:

— Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет...».

Как раз в эти дни от Минска до Москвы, когда нервы у всех были на пределе, когда история отсчитывала нам последние дни, когда ни Жуков, ни Тимошенко, ни тем более Рокоссовский и Конев не могли найти нужных ответов и решений, Сталин показал себя, по выражению Рокоссовского, исполином. Спокойная мудрость, сила духа и вера Сталина были в те горькие дни для наших людей решающим источником силы для противостояния врагу.

И всякий раз, когда немцы добивались очередного тактического успеха, перед ними вместо оперативного простора возникал уже подготовленный Сталиным новый стратегический эшелон обороны.