Парный портрет

Парный портрет

Судьбы Лужкова и Явлинского в современной России тесно переплелись. Как бы не казались эти два видных персонажа современной истории нашей страны антиподами, они скорее похожи на две стороны одной медали. Что на языке у одного, то на уме у другого. И наоборот.

Когда пытаешься охарактеризовать Явлинского без пристрастной любви его сторонников, на ум приходят слова не “честный” и “умный”, а “никакой”. Если усилием воли все-таки заставляешь себя ухватить какой-то позитив в его образе, то это напоминает попытку маленький кусок масла намазать на слишком большой ломоть хлеба.

С Лужковым — иное дело. Он начал с “никаких”, а теперь — он и “сильный хозяйственник”, и “сильный лидер”, и “оратор”. В нем напористость, даже наглось — все то, что Явлинский вымучивает в себе. Но есть и обратное. Если Явлинский задавил в себе мальчишескую писклявость и непосредственность реакций, то Лужков хочет быть “широко мыслящим”, “экономистом”, “стратегом”, и тоже вымучивает из себя заунывные “рассуждалки” на макроэкономические темы, разного рода умничанья. Из тупого советского номенклатурщика он стремится стать демократом с душой нараспашку, добиться того состояния, которое Явлинский пытается покинуть. В этом смысле Явлинский и Лужков сближаются в своей театральности, ненатуральности реакций, фальшивости манер.

Вспомним как близки оказались Явлинский и Лужков в 1991 году. Они столкнулись нос к носу в правительственных коридорах и понравились друг другу надолго. Причем, до такой степени, что избрали прототипом для собственного переобустройства именно того человека, с которым имели дело в 1991. Лужков заторопился с программой “500 дней для Москвы”, которую вынес на обсуждение от имени своего, Московского “правительства реформ”, скроенного по российской же схеме Гавриилом Поповым. Явлинский, напротив, от макроэкономики отошел и попытался заняться “практической работой” — сначала на Лужкова, потом на Немцова со своим “ЭПИцентром”. С тех пор, правда, и тот, и другой не любят вспоминать глупости с 500-дневными авантюрами. Зато уже в 1995 Явлинский руководит разработкой проекта “Московская приватизация”.

Вероятно именно в этот период возникла та пуповина, которая связала столь разных людей — группа “Мост” Владимира Гусинского. А еще — американские партнеры, к которым тот и другой регулярно ездили за советом и одобрением.

Еще одно качество, которое объединило Лужкова и Явлинского — это постоянный отказ от своих же собственных позиций. Только Явлинский сначала выдумывает какой-нибудь тезис или программу, а по прошествии времени обрушивается на того, кто имел глупость этот тезис или эту программу взять на вооружение. Лужков, наоборот, ничего сам не придумывает, а тех, кто пытается ему навязать какой-то план, стремится унизить, чуть ли не изничтожить. Но через несколько лет, глядишь, обруганная и оболганная программа во всей своей полноте начинает воплощаться в жизнь от имени самого Лужкова. У одного обычно нет дел, у другого — мыслей. Отсюда и паразитические повадки.

Явлинский с мучительным для себя усилием выдавил из себя пацифиста. Не до конца, конечно. Но теперь он не кричит с трибуны “А вы, если такой умный, возьми ружье и пойди туда”. Теперь он поддерживает разгром чеченских банд и старается не вспоминать о своих словах в 1994–1996, о своей причастности к подписанию позорного Хасавьюртовского мира. От того периода остались многочисленные оговорки и условия. Лужков же за этот период прошел обратный путь — от всемерной поддержки “всенародно избранного”, что бы он ни делал — до союза с сепаратистами из “Всей России”, которые и тогда были на стороне Дудаева, и теперь — на стороне все тех же бандитов.

Раньше Явлинский не держал себя за язык и то и дело говорил глупости. Теперь его интервью стали настолько бесцветными, что читать или слушать их просто невозможно. Перед нами актер, натужно играющий важного номенклатурного политика. У Лужкова все наоборот. Раньше он каменел от собственной солидности, а после психологического слова, выплеснувшегося в реве “Ельцин — это свобода! Ельцин — это победа!” (1996), лепит все, что на ум придет.

И Явлинский, и Лужков хотят выглядеть оппозиционерами, но это тоже игра. Оба для власти безвредны и никогда не позволят себе сказать что-то резкое в адрес Кремля. Более того, когда для власти возникает какая-то серьезная опасность, оппозиционность куда-то улетучивается. Так, в январе 1997 Явлинский выступил против вполне вероятного отстранения от должности тяжело больного Ельцина. Лужков тоже проходил этап охлаждения отношений с Ельциным, но постарался сделать это так, чтобы никто ничего не заметил. Теперь он в явной оппозиции и даже говорит, что “верит всему, о чем пишут газеты”, но, заметим, что ни одного резкого слова в адрес лично Ельцина или Путина он не произносит, ни одного принципиального политического тезиса не выдвигает.

Сегодня Явлинский и Лужков признают друг в друге собственные постаревшие отражения. Оба делают ставку на продолжение ельцинизма без Ельцина, оба обижены на власть за отсутствие к ним горячей любви — все же ветераны демдвижения с огромными заслугами перед врагами России…

Оппозиционность Явлинского, как и Лужкова, совершенно не распространялась на финансовую сферу. Явлинский, всячески защищает независимость и бесконтрольность Центрального Банка (соответствующий закон вышел из недр его фракции), систему “уполномоченных банков”. Свои “уполномоченные банки” есть и у Лужкова — вроде “Банка Москвы”, ставшего главным инструментом обеспечения собственного политического проекта для столичного мэра. В “атмосфере нефти и газа” Явлинский и Лужков тоже сближаются — первый лоббирует перевод стратегических месторождений в режим “раздела продукции” с западными инвесторами, второй реально использует топливо в “кругообороте” огромных денежных ресурсов, действуя через могучего посредника, собственного своими руками и для своих людей — Центральную топливную кампанию. Один готов к легализации легких наркотиков, другой уже позволил каждому третьему старшекласснику столицы приобщиться к дурману.

Путь, который Лужков и Явлинский проходят друг навстречу другу, чрезвычайно опасен для каждого из них. Для первого он чреват впадением в крайнюю истеричность (известно, что его прототип в 1985 году лечился в соответствующем заведении, а в 1991 упал в обморок у трупа одного из ГКЧпистов), второго в конце этого пути обозначилась полная утрата человеческих эмоций и превращение в гипсовую статую. Положительных черт в этой эволюции оба не приобретают, становясь малопонятными и невнятными. Что хочет сегодня “Яблоко”? Какую позицию занимает “Отечество” (или уже “ЕдиОт”? Этого не знает никто, включая ближайших соратников наших персонажей. Складывается впечатление, что им и власть-то не нужна — настолько безыдейны и аморфны все их высказывания и программы.

Для чего, к примеру Явлинский согласился взять себе в поводыри Степашина? Для чего Лужков спрятался за спину Примакова? Как это совместить с безмерной амбициозностью, которую ни тому, ни другому не скрыть? Может быть это трусость?

Валерия Новодворская, известная своим откровенным мракобесием, высказалась как-то о Явлинском: “Я думаю, что, если он станет президентом, это будет большой, может быть, даже незаслуженный подарок для страны. Я думаю, что он постарается вытащить страну на нормальный западный путь. Его превосходит своим демократическим потенциалом, правозащитным героическим имиджем только Константин Боровой”.

Пожалуй, эти слова подходят как для Явлинского, так и для Лужкова. Они готовы устроить для страны “нормальный западный путь” в духе Борового, стать для России очередным “подарком” — этакой миной-ловушкой.