Столкновение на национальной почве
Столкновение на национальной почве
Увенчанный главными «Оскарами» года американский фильм «Столкновение» политкорректен только на первый взгляд. Мозаичные конфликты на межнациональной и межрасовой почве, образующие его сюжетную ткань, изображены здесь новаторски: взаимные претензии сторон, чреватые насилием и убийством, во многих случаях оправданны и практически всегда понятны. Если в знаменитой ленте недавнего прошлого «С меня хватит!» берущийся за оружие клерк, которого достали, выглядит и является психопатом, то в «Столкновении» та же патологически агрессивная реакция на других — они же чужие — предстаёт нормой. Чудовищной, но нормой. Вот белый полицейский, пытающийся помочь больному отцу, сталкивается с чёрствостью и тупостью медсестры-афроамериканки и бросает ей (справедливое) обвинение: тебя взяли на это место по программе расовой компенсации, предпочтя полудюжине компетентных белых, — а она в ответ ведёт себя как мстительная расистка. А полицейский после этого как бы беспричинно издевается над темнокожим телеведущим, незначительно нарушившим правила уличного движения, и тот терпит и даже извиняется, понимая, что, поведи он себя по-другому, его могут просто-напросто пристрелить за сопротивление при аресте. Это вроде бы «плохой полицейский», но несколькими часами позже, спасая жену телеведущего, он совершит подвиг, тогда как «хороший полицейский», гнушающийся быть напарником расиста, внезапно запаниковав, застрелит темнокожего юношу, которого сам же вызвался подвести в непогоду. И запаникует он, кстати, правильно — паренёк, на сей раз безоружный, вообще-то является налётчиком и уже успел, наставив пушку, отнять машину у окружного прокурора. А налётчиком он — младший брат крупной шишки в городской полиции — стал по идейным соображениям: ему кажется, будто белые, по большому счёту, грабят чёрных, а он всего-навсего восстанавливает справедливость. На чёрных он, однако же, нападает тоже. А вот плохо говорящий и понимающий по-английски и злящийся из-за того, что все на него косятся, принимая за араба, иранец вызывает слесаря-пуэрториканца починить замок на двери в собственный магазин. Замок я заменил, объясняет слесарь, но менять нужно не его, а дверь. Иранец не понимает, магазин обносят, и разорённый лавочник берёт пистолет и идёт убивать пуэрториканца. Эпидемия насилия на национальной почве, раздуваемая сейчас отечественными СМИ (и всеми, кому не лень), сильнее всего смахивает на спецоперацию с легко просчитываемыми намерениями и результатами. Никакой эпидемии нет, а проблема есть. Традиционная — даже не вековая, а тысячелетняя — проблема бытовой ксенофобии в мегаполисах, время от времени по ряду причин обостряющаяся. Не будет слишком большим преувеличением предположить, что едва ли не первая история такого рода вошла в Священное Писание как вавилонское смешение языков. Люди перестают понимать друг друга; чужой язык, чужой культурный код они истолковывают как враждебный — и башня рушится.
Из исторического центра Петербурга, где я живу, одно время «вымыло» продуктовые магазины и магазинчики: сплошные бутики, суши-бары и почему-то аптеки. Сейчас эти магазины и магазинчики возвращаются, открываясь в каких-то подвалах, полуподвалах и, в лучшем случае, пристройках. И во всех работают, сказал бы расист, чёрные. Работают пришлые. Работают семьями, кланами, работают круглосуточно, постепенно прирастая всё новыми подвалами и закутами. Торгуют ли они наркотиками? Наверняка. Особенно если считать наркотиком дешёвое пиво. На днях я присмотрелся в одном таком подвальчике к помидорам, на диво для майских праздников недурным. «Из Азербайджана или из Армении?» — спросил я у молодого продавца, скорее всего таджика. «Кто? Я?» — испуганно встрепенулся он. «Да нет, помидоры; откуда ты, мне без разницы». Помидоры, впрочем, оказались турецкими, и брать их я не стал, отправившись вместо этого в соседний подвал: молодые люди славянской наружности держат там тоже по нынешним временам недурной виски-бар.
2006
Данный текст является ознакомительным фрагментом.