17 — 18 апреля, суббота, воскресенье

17 — 18 апреля, суббота, воскресенье

Весна повсюду, апрель дышит в окна! На южных косогорах, там, где нет деревьев, где солнышко уже растопило снега, налились соком травяные корешки, набухли почки, выглянули на Божий свет веселыми желтыми глазками одуванчики. Низенькие, только-только очнувшиеся, преодолели они упругий настил прошлогодних листьев, брошенные на землю сучки, растолкнули веточки, поднялись к небу упрямыми головками и очаровали.

— Цветочки! — звонко прокричал Илюша.

Пригорок был покрыт яркими желтыми брызгами — тут и там пестрели неукротимые посланцы весны. Нина Петровна разрешила Илюше сорвать три одуванчика, и когда мальчик принес их домой, то поставил в маленькую рюмку на окне в столовой.

— Папе подаришь, у него сегодня день рождения!

Илюша удовлетворенно кивнул.

— Получается, папа совсем взрослый! — с расстановкой заметил малыш.

— Взрослый, правильно, — отозвалась мама. — Если ты будешь хорошо кушать, тоже станешь взрослым и сильным.

— А я кушаю!

Солнце слепило через окна, заливало столовую, соединенную широким проемом с гостиной. Обе огромные комнаты смотрели на Москву-реку, не заслонялись растущими близко елями, как было на противоположной стороне дома. Нина Петровна попросила работниц прикрыть шторы, а на теневой стороне, лишь распушить тюль, а сами гобеленовые занавеси не трогать, а то бы пространство погрузилось в полумрак. На полянках снег совершенно растаял, а вот ближе к елкам держался, да там, где территорию пересекал высокий забор и около кособоких хозяйственных построек, куда солнечные лучи проникали плохо, лежал несимпатичными грязными кучами, и, конечно, на месте сугробов криво громоздился. Так что, как ни пригревало солнышко, как ни старалась весна, а таять снегу долго.

Никита Сергеевич спустился к завтраку в новом кремовом костюме, при ослепительной сорочке и, конечно, при галстуке, темном, по последней моде, тонким, с элегантным маленьким узелком. Полуботинки на нем были лакированные, коричневые, с узкими носами.

— Никитушка, дорогой мой, с днем рождения! — Нина Петровна бросилась целовать мужа, за ней, зажав в кулачке три желтых цветка, спешил Илюша.

— Это тебе! — протянул букетик сын. — Я тебя поздравляю и очень сильно люблю!

Никита Сергеевич подхватил мальчугана на руки.

— И я тебя люблю, сильно-сильно, мой зайчик-попрыгайчик!

— Я тебе еще рисунок со зверями приготовил, пусти, принесу!

— Беги, мой милый! — отпуская художника, сиял Никита Сергеевич.

— Какой ты у меня красивый! — любуясь на мужа, всплеснула руками Нина Петровна.

Юбиляр сиял. Запыхавшись, прибежал Илюша и протянул листок с рисунком, где в разных местах были изображены нелепые, детской рукой выведенные фигуры животных.

— Вот лошадка, а рядом — единорог, волшебное существо! — объяснял Илюша. — У него есть крылья, он летающий!

Поблизости с единорогом стояло рыжее животное, с черными полосами, выяснилось, что это тигр. Рядом с тигром разместился верблюд с огромным горбом. Змея была изображена волнистой линией.

— Удав, — с наслаждением показал Илюша.

— Здорово! — похвалил отец. — Ты всех зверей знаешь?

— Ага. А ты сказочного единорога в лесу встречал? — очень серьезно спросил мальчик.

— Не встречал.

— Не расстраивайся, еще встретишь! — пообещал сын. — Единорог приносит удачу, — пояснил ребенок. — Тебе, пап, удача пригодится, — он протянул рисунок. — Бери, здесь единорог есть!

— Ну, спасибо! — Никита Сергеевич чмокнул сынка в макушку.

— Понравился мой подарок?

— Очень.

— Ты куда его денешь?

— Куда? — задумался Хрущев. — На работе повешу.

— Правильно, — одобрил Илюша. — Там любоваться будешь!

В этот момент в комнате появились Рада и Сергей.

— Поздравляем! — в один голос сказали они.

— А я первый папу поздравил! — подпрыгивая от удовольствия, сообщил маленький Илья.

Никита Сергеевич обнял детей. Сергей подарил отцу ручку с золотым пером, а Рада связала свитер. Никита Сергеевич скинул пиджак и натянул свитер сверх рубашки.

— В самый раз! Прям тютелька в тютельку, и цвет что надо! — примерив подарок, расхвалил отец.

— Цвет, как ты любишь, темно-синий, и с высоким горлом.

— Сколько же на этот свитер времени ушло?

— Четыре месяца, — за дочь ответила Нина Петровна.

— Носи на здоровье! — улыбалась Рада.

— А первый подарок мой! — заявил Илюша. Сынок обиженно поджал губки, ему показалось, что он остался в стороне — родительское внимание было целиком отдано старшим.

— Иди ко мне, золотце! — раскрыв руки, проговорила Нина Петровна.

Илюша заулыбался и прильнул к маме.

В гостиной появился Букин, подошел к первому секретарю и протянул «Правду». Никита Сергеевич развернул газету. На первой полосе, с портретом, в полстраницы, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда.

Награждение происходило в Георгиевском зале.

— От всего сердца поздравляем тебя с высшей наградой Родины! — говорил Климент Ефремович Ворошилов. — Партия и Правительство высоко оценили твои заслуги, ты давно заслужил эту награду, нет, завоевал ее! Никогда не оставался в стороне, всегда был на переднем краю. Позволь же, дорогой друг, вручить тебе Орден Ленина и Золотую Звезду Героя!

Со всех сторон раздались аплодисменты. Ворошилов взял с подушечки, которую держал перед собой Булганин, звезду и прикрепил Хрущеву на грудь. Никита Сергеевич благолепно моргал.

— Спасибо, Климент Ефремович! — с дрожью в голосе простонал он.

Орден Ленина юбиляру прикрепил председатель Совета министров Маленков.

— Звезду и этот высокий орден ты по праву заслужил! Правильно Климент Ефремович сказал, давно эта награда тебя дожидалась!

Маленков не ушел, а остался стоять рядом. Никита Сергеевич всплакнул от счастья. Казалось, вместе с ним расплакались от радости и присутствующие в зале: Георгий Максимилианович утирал глаза крохотным платочком; Ворошилов с Микояном осушали слезы ладонью; Булганин всерьез плакал и тянул к Никите Сергеевичу руки; Молотов, Суслов, Косыгин моргали сухими глазами, выжимая появление слезинок умиления; Каганович делал вид, что уже отплакался. Поспелов, Первухин, Сабуров, Шепилов и Шелепин стояли в стороне с носовыми платками наготове. Серов и Жуков во весь рот улыбались и по-настоящему радовались; Екатерина Алексеевна Фурцева хотела броситься к обожаемому герою на шею, но сдержалась и скромно держалась в стороне. Допущенные в зал министры и члены Центрального Комитета смущенно выстроившись вдоль стен, ожидая своей очереди для поздравлений.

— Спасибо, Егор! — сквозь слезы процедил Хрущев.

Маленков пожал Никите Сергеевичу руку, похлопал по плечам, чмокнул в губы и величественно удалился. Следующим в очереди поздравляющих был маршал Булганин. Он трижды облобызал друга и крикнул во все горло:

— Слава Герою!

Зал разными голосами восславил Никиту Сергеевича.

— Слава! У-ра! Ур-ра-а-а! Ге-ро-ю-ю!!! Сла-а-а-ва-а!

— Тебе эту награду раньше надо было дать, раньше! — шептал в ухо друга Николай Александрович.

Никита Сергеевич утирал непокорные слезы. Как только Булганин отвернулся, к Никите Сергеевичу приблизился первый заместитель председателя правительства, министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов.

— Дорогой Никита Сергеевич! — начал он. — На любом участке, куда бы тебя ни направила Родина, ты добросовестно выполнял порученное дело: в Москве, на Украине, на фронте. Звезда Героя Социалистического Труда — это не наше признание, это признание страны! Хочу, чтобы и впредь ты стоял на защите нашего социалистического государства, в первых рядах сражался за коммунизм!

Все громко хлопали.

— 17 апреля — особый день, — начал свое выступление заместитель председателя правительства, министр торговли Анастас Иванович Микоян. — в этот день родился Герой Социалистического Труда, Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев!

Когда хлопки утихли, Анастас Иванович продолжал:

— Этот день войдет в историю нашего государства как знаменательная дата. Кавказского тебе долголетия и отменного здоровья! За тебя!

В руках у Микояна оказался бокал с вином. В зале с воодушевлением чокались. К Никите Сергеевичу выстроилась очередь. Речи плавно перешли в тосты. Было выпито два ящика «Столичной», ящик вина, одиннадцать бутылок армянского коньяка. Екатерина Алексеевна пила шампанское. Закусывали бутербродами с севрюжьей икрой, канапе с «Оливье» и сырно-чесночной закуской, на стол подали рыбное заливное, карбонат и колбасы. Напоследок появились соленые огурцы и маслины. Кто организовывал фуршет — неясно, предусмотрительный комендант Кремля лежал в больнице с аппендицитом, а скрупулезный Роман Андреевич был в отпуске, потому в угощениях случилась сумятица. Перед Булганиным росла гора косточек от маслин, он один их ел, периодически требуя к коньячку лимончик. Маршал Буденный достал гармошку заиграл и душевно затянул:

Из-да-ле-ка-а-а дол-го-а-а!!!

Течет река Во-лга-а-а,

Течет река Во-лга-а-а,

А мне семна-адца-ать лет! —

полетела песня.

На следующее утро к Никите Сергеевичу прикатили Серов и Жуков, вслед за ними два офицера втащили в дом здоровенную морду носорога, точнее чучело головы носорога. С обратной стороны на деревянной подставке были прилажено металлическое кольцо, чтобы громоздкую тяжесть крепить к стене.

— Вы что, сдурели?! — увидев носорога, ужаснулся Никита Сергеевич.

— В далеких африканских племенах человек, у которого в доме находится голова носорога, считался защищенным от бед, — отрапортовал Серов и хлопнул ладонью по неподъемной морде.

— Вы где ее взяли, в зоопарке? — растерялся Никита Сергеевич.

— Не-е! — мотал головой председатель КГБ. — Он из Конго приехал.

— Чтобы ты, Никита Сергеевич, этим рогом врагов крушил! — залихватски добавил маршал Жуков. — Чтобы ни одна сволочь к тебе не подобралась, ни спереди, ни сзади!

— Спасибо, ребята, — уставился на жуткого зверя именинник. — Что же я с ней делать буду? В прихожей повешу, что ли?

— Очень разумно. Как говорят индусы, чтобы ауру каждого входящего носорожий рог чистил! — Жуков постучал кулаком по изогнутому рогу. — Чтоб он все зло крушил!

— Мне Илюша единорога подарил, и вы теперь с носорогом! Ладно, скажу Букину, чтоб над дверью приладил.

— Здорова! — разглядывая носорожью морду, поражался Первый Секретарь. — В такую бронемашину без промаха угодить надо, а не то он тебя на тот свет отправит!

— Носорога, Никита Сергеевич, не из ружья убили, а зарезали, — раскрыл секрет Серов. — Если его ножом прикокнуть или копьем проткнуть, только тогда чучело обретает исключительные свойства, а если пулей стрелять — обычный трофей.

— Брешешь!

— Всего пара охотников в Африке есть, кто может носорога без пули продырявить. В Конго они как национальные герои.

— Специально для тебя его и прикончили! — подтвердил Жуков.

— Спасибо, друзья! Только б Нина меня вместе с вашей головой не выгнала!

Под руководством Букина два лейтенанта стали вещать носорожью голову.

— А еще, Никита Сергеевич, тебе другой подарок, — выговорил маршал Жуков. — Как известно, швейцарцы лучшие в мире часовщики. Вот тебе самые точные и безотказные часы! — и маршал поставил на стол полированный ящик, где лежал каминный «Брегет».

— Полный репитер! — добавил Георгий Константинович.

— Большое тебе человеческое спасибо! — открыв коробок, поблагодарил Хрущев. — Я, грешным делом, подумал, что часы тоже из Конго приехали, песочные, туземцами сделанные.

— Подъе…ываешь?!

— Шучу, шучу! — обняв Жукова, смеялся Никита Сергеевич.

К часам была приделана золотая табличка «Н.С. Хрущеву в день шестидесятилетия от Министерства Вооруженных Сил Советского Союза».

— Екатерина Алексеевна подъехала, — сообщил дежурный.

— Вот и женщины пожаловали! — подмигнул маршал.

Екатерина Алексеевна, как всегда, была хороша, даже прославленный Жуков задержал на ней оценивающий взгляд.

— Здрасьте! — поздоровалась секретарь горкома.

— Заходи, Катя, заходи! Смотри, какую мне ребята рожу подсунули, — указывая на носорога, проговорил Никита Сергеевич.

— Я бы такое чудище дома не держала.

— И я о том.

— Никита Сергеевич охотник! — запротестовал Серов.

— Охотник, но в России носороги не водятся.

— Обидеть хотите? — хмурился Жуков.

— Пусть висит! — примирительно отозвался именинник.

— Никита Сергеевич, хочу пригласить вас проехаться по бывшей Большой Калужской улице, на месте которой открыт широченный проспект. Ленинский проспект! — проговорила Екатерина Алексеевна.