Об изменении окружающей среды
Об изменении окружающей среды
Человек отличается от животных тем, что он изменяет окружающую среду.
Люди, которые считают, что человек жил в гармонии с природой до изобретения двигателя внутреннего сгорания, путают человека с макакой. Человек рыл каналы, выжигал леса, пас стада, занимался подсечно-огневым земледелием и своей деятельностью всегда нарушал существовавшую до него экосистему, создавая на ее месте свою, ему удобную.
Иногда это приводило к катастрофам. Это вполне понятно. Возможность мыслить — это и возможность ошибаться. А возможность изменять окружающую среду — это и возможность ее уничтожить. В XIII в. войска Чингисхана уничтожили сложную оросительную систему Афганистана, основанную на использовании подземных каналов — кяризов, — и превратили страну цветущих долин и богатых городов, которую до Чингисхана завоевывал каждый, в страну бесплодных пустынь и пустынных гор, которую после Чингисхана завоевать не мог никто. В XX в. жители плодородного Гаити, не имея электричества, вырубили на дрова все леса, и любой ливень приводит к оползням, в которых гибнут тысячи людей.
Очень важно понять несколько вещей.
Во-первых, катастрофическое воздействие человека на природу всегда было локально. Оттого, что монголы уничтожили экологию Афганистана, в Квебеке ничего не переменилось.
Во-вторых, это катастрофическое воздействие никак не связано с уровнем цивилизации . Гаитяне устроили экологическую катастрофу не из-за высокого уровня развития, а из-за отсутствия такового. Вероятность экологической катастрофы куда вероятней в неразвитом обществе, чем в развитом, и ГПЗ в Астрахани засоряет небо куда больше, чем химический комплекс в Людвигсхаффене.
Пустыни Ближнего Востока и леса Латинской Америки скрывают руины культур, погибших из-за экологических катастроф, и мысль о том, что в прежние века был экологический рай на Земле, а мы вот в XХ в. развели ад — это опасная иллюзия. Человечество никогда не вдыхало столько канцерогенов, как c дымом примитивного очага; римляне пили воду из свинцового водопровода, барышни XIX в. белились свинцовыми белилами, а викторианская Англия умудрилась обклеивать дома обоями, крашеными красками с настолько высоким содержанием мышьяка, что нередко лежачие больные поправлялись просто оттого, что их выносили на свежий воздух.
И еще, вы будете смеяться — по мере развития цивилизации мы сжигаем все меньше и меньше углерода на единицу энергии. На протяжении тысячелетий основным источником тепла для человечества служило дерево, в котором на десять атомов углерода приходится один атом водорода. Когда мы сжигаем природный газ, мы сжигаем топливо, в котором на один атом углерода приходится четыре атома водорода.
Майкл Крайтон, автор The State of Fear , ставшей Библией климатических скептиков, в одной из своих речей ехидно заметил, что этот тренд декарбонизации действует с начала XIX в., и что здесь, как и в других аналогичных случаях, авторы искусственно создаваемой панической идеологии пытаются представить давно существующую тенденцию как свою заслугу. Если человечество захочет вернуться к путям своих предков, сохраняя существующий уровень энергопотребления, оно не только вырубит все леса, но и выпустит в атмосферу куда больше CO2, чем сейчас.
Для того чтобы бороться с загрязнением окружающей среды — надо бороться с фенолами и сточными водами, диоксидом серы и тяжелыми металлами. Не надо бороться против CO2, который мы пьем с газировкой.
Это как с правами рабочих: для того чтобы бороться за 8-часовой рабочий день, надо бороться за 8-часовой рабочий день. Не надо бороться за диктатуру пролетариата. Как показывает опыт, борьба за диктатуру пролетариата не приводит к улучшению жизни трудящихся. Она приводит к необъятной власти тех, кто возглавил борьбу. Это и есть первый признак тоталитарной идеологии — когда вам врут, причем нагло, о том, против чего вы боретесь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.