Глава 10 ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ

Как всегда, первой реакцией испанцев на беспорядки среди индейцев было попытаться перехватить инициативу. Эрнандо послал своего брата Хуана с 70 всадниками — фактически это были все лошади, находившиеся в Куско, — с целью разогнать индейцев, собравшихся в долине Юкай. Когда они ехали по зеленому холмистому плато, которое разделяет долину Куско и долину Юкай, они встретили двоих испанцев из свиты Манко. Он обманом уговорил их вернуться, тогда как сам продолжил свой путь в Ларес. Вот они и возвращались в Куско, в полном неведении относительно начавшегося восстания. Люди Писарро впервые увидели размах восстания, когда подъехали к краю плато и взглянули вниз на прекрасную долину у своих ног. Это один из красивейших видов в Андах; река внизу вьется по широкой ровной долине, чьи скалистые края так резко поднимаются вверх, как будто это задний план фантастического пейзажа на картине XVI века. Склоны имеют четкие контуры благодаря аккуратным линиям террас, построенных инками, а над ними, в некотором отдалении, в разреженном воздухе ослепительно сияют снежные вершины гор Калька и Паукартамбо. Но в тот момент долина была заполнена индейскими войсками, новобранцами Манко, которых он призвал на службу из окружающего Куско района. Испанцам пришлось с боем переправляться через реку, пустив коней вплавь. Индейцы отступили на склоны гор и позволили кавалерии занять Кальку, в которой они обнаружили огромное количество золота, серебра, женщин и всякого добра. Они занимали город три или четыре дня, а индейцы по ночам тревожили их часовых, но не предпринимали других попыток изгнать испанцев. Причина этого стала понятна только тогда, когда галопом прискакал конный гонец от Эрнандо Писарро, чтобы со всей возможной скоростью отозвать назад кавалерию, так как неодолимые орды индейцев стали скапливаться в горах вокруг самого Куско. Этот кавалерийский отряд испанцев постоянно подвергался агрессивным выпадам со стороны противника по дороге назад, но успел войти в город, к облегчению остававшихся в нем жителей.

«Когда мы возвратились, мы обнаружили, что к Куско продолжают прибывать и разбивать лагери на самых крутых склонах отряды индейских воинов в ожидании, когда соберутся все силы. Когда они все собрались, их лагерь был и на равнине, и на склонах гор. Собралось столько войск, что они заняли все поля. Днем они выглядели как черный ковер, покрывающий всю землю на пол-лиги вокруг города, а ночью было столько костров, что они напоминали ни много ни мало, а ясное звездное небо». Это был один из важнейших моментов в истории империи инков. Военачальники Манко, обладая организационным даром, сумели собрать воинов, вооружить их, организовать их питание и привести их к столице. Все это было сделано вопреки тому, что все коммуникации в империи были разрушены, а склады опустошены, и эти их действия явились полнейшей неожиданностью для коварных и подозрительных чужестранцев, оккупировавших их страну. Испанцы были захвачены врасплох мобилизацией индейцев, проведенной прямо у них под носом, и ошеломлены ее масштабом. По их подсчетам, им противостояли от 50 тысяч до 400 тысяч воинов, но принятое большинством хронистов и очевидцев число составляло 100-200 тысяч человек.

Со всех сторон вокруг Куско до самого горизонта располагалась огромная несокрушимая армия индейских воинов во всем своем многообразии красочных облачений. Титу Куси с гордостью писал, что «Курьятау, Койльяс, Тайпи и многие другие военачальники прибыли со стороны Карменки… и перекрыли выход из города своими людьми. Уаман-Килькана и Кури-Уальпа вошли со стороны кунти-суйю из Качикачи и перекрыли пространство длиной в половину лиги. Все были отлично экипированы и стояли в боевом строю. Льикльик и многие другие военачальники пришли со стороны колья-суйю с огромной армией, которая приняла участие в осаде города. Анта-Аклья, Ронпа Юпанки и многие другие приблизились со стороны анти-суйю и завершили окружение испанцев».

Наращивание военной мощи индейцев вокруг Куско продолжалось в течение нескольких недель после возвращения кавалерии Хуана Писарро. Воины научились уважать испанскую кавалерию на ровной местности и держались поближе к горам. Во главе войск, осаждающих город, стоял генерал Инкиль, ему помогал верховный жрец Вильяк Уму и молодой военачальник Паукар Уаман. Манко оставался в своем штабе в Кальке.

Вильяк Уму настаивал на немедленном нападении, но Манко велел ему ждать прибытия самых последних отрядов, пока силы нападающих не вырастут настолько, что им будет невозможно противостоять. Он объяснил, что испанцам будет полезно пережить такое же сужение жизненного пространства, какое он пережил сам, и в должное время он придет, чтобы собственноручно покончить с ними. Вильяк Уму был очень расстроен этой отсрочкой, и даже сын Манко критиковал за нее своего отца. Но Манко предвосхитил здесь мысль Наполеона, который говорил, что искусство полководца состоит в том, чтобы прийти на поле боя с армией, значительно превосходящей силы противника. Он полагал, что единственной надеждой его воинов в бою с испанской кавалерией было их ошеломляющее количество. Вильяку Уму пришлось довольствоваться тем, что была занята цитадель Куско, Саксауаман, и разрушены оросительные каналы, из-за чего были затоплены поля вокруг города.

Испанцы в Куско были охвачены огромной тревогой, как и рассчитывал Манко. В городе находились только 190 испанцев, и только 80 из них имели лошадей. Вся тяжесть боя падала на кавалерию, так как «большая часть пехотинцев были худыми и слабыми людьми». Обе стороны признавали, что испанский пехотинец стоял ниже индейского воина, который был более проворным на такой высоте над уровнем моря. Эрнандо Писарро разделил кавалеристов на три части, которыми командовали Габриэль де Рохас, Эрнан Понсе де Леон и Гонсало Писарро. Сам он был вице-губернатором, его брат Хуан — губернатором, а Алонсо Рикельме, королевский казначей, представлял королевскую власть.

В самом начале осады, когда инки еще собирались с силами, испанцы испробовали свою излюбленную тактику бросков в гущу врага. Она принесла значительно меньший успех, чем обычно. Много индейцев было убито, но большое скопление воинов остановило стремительное продвижение коней, и как только индейцы увидели, что кавалерия уже сильно увязла в толпе, они набросились на нее с кровожадной решимостью. Группа из 8 всадников, дерущихся вокруг Эрнандо Писарро, увидела, что ее окружают, и решила отступить в город. Один из них, Франсиско Мехия, который был алькальдом города, замешкался. Индейцы «преградили дорогу его коню и схватили и его, и коня. Они оттащили их от других испанцев на расстояние полета камня и отрубили им обоим головы: и Мехия, и его красивому белому коню. Так, в этой стычке индейцы были явными победителями».

Успех в схватке с кавалерией на ровной местности сильно приободрил нападавших. Они настолько близко подошли к городу, что их походные палатки стояли уже непосредственно напротив жилых домов. Как это у них было принято во время межплеменных войн, они пытались деморализовать врага, выкрикивая насмешки и оскорбления и «показывая им свои поднятые голые ноги, чтобы показать, как они их презирают». Такие стычки случались каждый день, и обе стороны демонстрировали большую отвагу, но ни одна не добилась ощутимых успехов.

Наконец, в субботу 6 мая, в праздник Святого Иоанна, воины Манко начали свое главное наступление. Они стали спускаться из крепости вниз по склону горы по крутым узким тропам между Колькампатой и главной площадью. Многие из этих троп и по сей день заканчиваются длинными каменными лестницами между белеными домами и являются одним из самых живописных уголков Куско. «Индейцы поддерживали друг друга самым действенным образом, думая, что все уже позади. Они устремлялись по улицам с величайшей решимостью и дрались с испанцами врукопашную». Им даже удалось захватить древний дворец Кора-Кора, который располагался на северной стороне главной площади на углу. Эрнандо Писарро, оценив его важность, приказал обнести его частоколом в день накануне нападения индейцев. Но пеший гарнизон этого укрепления был выбит оттуда на заре.

Если лошадь была самым эффективным средством испанцев, то праща, без сомнения, была таковым у индейцев. Обычно метательный снаряд для пращи представлял собой гладкий камень размером приблизительно с куриное яйцо, но Энрикес де Гусман утверждал, что «они могут бросать огромные камни с силой, достаточной, чтобы убить коня. Ее эффективность почти так же велика, как выстрел из аркебузы. Я видел, как камень, пущенный из пращи, сломал надвое меч, который находился в руке человека на расстоянии 30 ярдов от стрелявшего». Во время атаки на Куско индейцы придумали новый убийственный способ применения своих пращей. Они раскаляли докрасна камни в своих походных кострах, оборачивали их в хлопок и метали в тростниковые крыши городских домов. Сухие стебли загорались, и огонь начинал яростно бушевать, прежде чем испанцы успевали даже понять, как это произошло. «В тот день дул сильный ветер, а так как крыши домов были покрыты тростником, то в какой-то момент показалось, что город превратился в сплошную стену огня. Индейцы громко кричали, и дым был такой густой, что люди не могли ни видеть, ни слышать друг друга… Индейцы на них так наседали, что они едва могли защищаться или биться с врагом врукопашную». «Они подожгли Куско одновременно со всех сторон, и он весь сгорел за один день, так как крыши были тростниковые. Дым был такой густой, что испанцы чуть не задохнулись: он причинял им большие страдания. Они выжили только потому, что дома с легко воспламеняющимися крышами были только с одной стороны площади. Если бы дым и жар наступали на них со всех сторон, они оказались бы в чрезвычайно трудном положении, так как и то и другое было очень сильным». Таким образом, пришел конец столице инков, ограбленной в первый раз ради выкупа Атауальпы, затем опустошенной испанскими мародерами, а теперь сожженной своим собственным народом.

С захваченного укрепления Кора-Кора индейские пращники продолжали губительный обстрел площади. Ни один испанец не отваживался выйти на нее. Теперь осажденные оказались загнанными в два дома, которые стояли друг против друга на восточной стороне площади. Один из них был зал Сунтур-Уаси, на месте которого в настоящее время стоит собор, а другой — Хатун-Канча, «большое огороженное место», где у многих конкистадоров были земельные участки. Эрнандо Писарро возглавлял защитников одной из этих построек, а Эрнан Понсе де Леон — защитников другой. Никто не осмеливался выйти из них. «Завеса из камней, пущенных из пращей и попадавших внутрь через дверные проемы, была так густа, что, казалось, это сыпался частый град, как будто небеса разразились бурей». «Город продолжал гореть и в тот, и на следующий день. У индейских воинов появилась уверенность в том, что испанцы уже не в состоянии защитить себя».

По необъяснимой причине тростниковая крыша Сунтур-Уаси не загорелась. Зажигательный снаряд приземлился на его крышу. Педро Писарро сказал, что и он, и многие другие своими глазами видели, как это случилось: крыша начала гореть, а затем потухла. Титу Куси утверждал, что испанцы разместили на крыше негров, чтобы гасить огонь. Но другим испанцам это показалось чудом, и к концу века таковым этот эпизод и стал считаться. Писатель XVII века Фернандо Монтесинос писал, что появилась Дева Мария в голубом плаще и погасила пламя белыми покрывалами, в то время как святой Михаил, находившийся рядом с ней, бился с бесами. Эта чудотворная сцена стала излюбленной темой картин и скульптурных изображений на религиозные темы, а в память об этом необыкновенном спасении была построена церковь Триумфо.

Испанцы уже начали отчаиваться. Даже сын Манко Титу Куси почувствовал некоторую жалость к завоевателям: «В глубине души они боялись, что настали последние дни их жизни. У них не было надежды на спасение ниоткуда, и они не знали, что им делать». «Испанцы были чрезвычайно напуганы, потому что индейцев было так много, а их так мало». «После шести дней таких активных действий и опасностей враг захватил почти весь город. Испанцы теперь удерживали только главную площадь и несколько домов вокруг нее. Многие простые испанцы проявляли признаки усталости. Они советовали Эрнандо Писарро покинуть город и поискать какой-нибудь путь к спасению их жизней». Измотанные защитники часто совещались друг с другом. Предлагался отчаянный план: прорвать окружение и достичь побережья, двигаясь на юг к Арекипе. Другие считали, что им следует попытаться выжить, оставаясь в Хатун-Канче, куда вел один только вход. Но командиры решили, что единственный выход для них — оказывать сопротивление, и если надо — умереть в бою.

В суматохе уличных боев инки были находчивы и изобретательны. Они разработали разнообразную тактику сдерживания и изматывания своего ужасного противника; но они не обладали оружием, которое могло убить конного, закованного в латы испанца. Группы индейцев занимались рытьем каналов для направления вод рек, протекающих через Куско, на поля вокруг города, чтобы лошади скользили и увязали в образовавшейся топи. Другие индейцы рыли рвы и небольшие ямки, чтобы лошади спотыкались, если их всадники отважатся двинуться через сельскохозяйственные террасы. Продвинувшись вперед в город, осаждающие укрепили там свое положение, воздвигнув на улицах баррикады из ивовых плетней. В них были маленькие бреши, через которые юркие воины могли выдвинуться для атаки. Эрнандо Писарро решил, что эти баррикады надо уничтожить. Педро дель Барко, Диего Мендес и Франсиско де Вильякастин возглавили отряд испанских пехотинцев и 50 союзных воинов-каньяри, который ночью напал на баррикады. Кавалеристы прикрывали их с флангов, пока они работали, но инки продолжали вести заградительный огонь с соседних крыш.

Когда во время первого большого пожара в Куско крыши домов сгорели, ровные наверху стены обнажились. Индейцы обнаружили, что они могут бегать вдоль стен поверху, недосягаемые для атакующих внизу всадников. Педро Писарро вспоминал эпизод, когда Алонсо де Торо вел за собой по улице группу кавалеристов по направлению к крепости. Индейцы открыли по ним огонь, засыпав их камнями и саманными кирпичами. Некоторые испанцы попадали со своих лошадей и оказались полузасыпаны обломками каменной кладки, опрокинутой на них индейцами. Только благодаря помощи индейцев-каньяри испанцы смогли выбраться оттуда.

С изобретательностью, порожденной отчаянием, инки разработали другое оружие против лошадей христиан. Это были «айлью», или шары: три камня привязывались к концам ламовых сухожилий, а сами сухожилия связывались между собой другими концами. Вращающиеся снаряды опутывали ноги лошадей, достигая убийственных результатов. Индейцы сваливали «с помощью этого приспособления большинство лошадей, не оставляя почти ни одной, которая могла бы участвовать в бою. Они также опутывали и всадников этими шнурами». Испанским пехотинцам приходилось подбегать и распутывать беспомощных кавалеристов, разрубая с большим трудом их крепкие путы.

Осажденные испанцы пережили и горящие крыши, и обстрел из пращей, и метательные шары, и другие метательные снаряды. Они старались противодействовать каждой новой уловке и изобретению индейцев. Наряду с уничтожением уличных баррикад отряды испанцев разрушали канавы, с помощью которых инки отводили речные потоки на поля. Другие пытались разобрать сельскохозяйственные террасы, чтобы лошади могли взобраться по ним наверх, и засыпали рвы и ловушки, вырытые атакующими. После тяжелого сражения вооруженный отряд испанских пехотинцев вновь занял укрепление Кора-Кора. В ходе другой стычки несколько кавалеристов с боем, под градом метательных снарядов, прорвались к площади на краю города, где произошло еще одно ожесточенное сражение.

Основная лавина индейских атак шла с крутых горных склонов ниже Саксауамана и далее на горный выступ, который образует центральную часть Куско. Вильяк Уму и другие командиры, руководящие осадой, поместили свой штаб внутри мощной крепости. Атакующие отсюда индейцы могли проникать в центр Куско, не пересекая опасные равнинные участки города. Эрнандо Писарро и осажденные испанцы глубоко сожалели, что им не удалось оставить гарнизон в этой крепости. Они понимали, что пока она остается в руках врага, их позиции в лишенных крыш зданиях города были непригодны для обороны. Они приняли решение любой ценой захватить Саксауаман.

Саксауаман расположен непосредственно над Куско (современные гиды уже поняли, что могут получить большие чаевые, если будут называть Саксауаман «сакси вуман», то есть «сексуальной женщиной» — искаж. англ.). Но скала над Карменкой была настолько отвесной, что для образования крепости необходимо было построить только одну стену со стороны города. Ее главные укрепления не обращены к Куско, а находятся по ту сторону скалы, где земная поверхность наклонно спускается к травянистому плато. С этой стороны вершина скалы защищена тремя массивными стенами в виде уступов. Они поднимаются одна над другой труднопреодолимыми серыми ступенями, охватывая склон как борта броненосца. Три уступа построены зигзагом, как зубья гигантской пилы. Их длина составляет 400 ярдов; на протяжении каждого уровня — не менее 22 выступающих и входящих углов. Любой, кто попытался бы взобраться на них, подставил бы под удар защитников крепости свой фланг. Правильные косые тени, отбрасываемые этими зубцами, добавляют уступам еще больше красоты. Но что делает их и в самом деле удивительными, так это качество каменной кладки и размер некоторых каменных блоков. Как и большинство подпорных стен инков, в них использована многоугольная кладка: огромные камни соединены друг с другом, образуя сложный и загадочный узор. В настоящее время три стены поднимаются почти на 50 футов, а раскопки археолога Луиса Валькарселя показали, что когда-то было видно еще 10 футов этих стен. Самые большие валуны находятся в самом нижнем уступе. Один огромный камень имеет высоту 28 футов, и подсчитано, что его вес — 361 тонна. Такие параметры делают его одним из самых больших каменных блоков, когда-либо включенных в какую-либо постройку. Все это оставляет впечатление грозной силы и спокойной непобедимости. Полные благоговейного трепета, хронисты XVI века вскоре истощили запас мощных построек в Испании, с которыми они могли сравнить крепость Саксауаман (фото 30, 32).

Девятый Инка, Пачакути, начал строительство крепости, а его преемники продолжили работу, собрав для этого многие тысячи человек, необходимых для перетаскивания вручную и установки на свои места огромных камней. Саксауаман должен был стать больше, чем простое военное укрепление. На самом деле все население не обнесенного стеной города Куско могло найти в нем убежище, случись какая-либо опасность. В то время, когда Манко осаждал город, гребень горы позади подпорных стен был усеян постройками. Археологические раскопки Валькарселя, проведенные в честь четырехсотой годовщины конкисты, обнаружили фундаменты главных построек внутри Саксауамана. Над ними возвышались три большие башни. Первая башня, названная Муйю-Марка, по описанию Гарсиласо, была круглая и содержала резервуар для хранения воды, пополняемый по подземным каналам. Раскопки подтвердили это описание: ее фундамент состоял из трех стен в виде концентрических окружностей; диаметр внешней окружности составлял 75 футов. Главная башня, Салья-Марка, стояла на прямоугольном основании длиной 65 футов. Педро Санчо осматривал эту башню в 1534 году, и, как он описал, она состояла из пяти этажей со ступенями внутри. При такой высоте башня вполне могла бы быть самой высокой полой постройкой инков, сравнимой с так называемыми небоскребами доинковской культуры яривилька в верхнем течении реки Мараньон. Она была построена из прямоугольных тесаных каменных блоков, уложенных ровными рядами, и в ней было множество небольших помещений, в которых размещался гарнизон. Даже добросовестный Санчо признавал, что «в крепости слишком много помещений и башен, чтобы их все осматривать». По его подсчетам, крепость легко могла вместить гарнизон из 5 тысяч испанцев. Гарсиласо де ла Вега вспоминал, как он играл в лабиринте ее ступенчатых подземных галерей во времена своего детства, проведенного в Куско. Он чувствовал, что крепость Саксауаман может встать в один ряд с другими чудесами света, подозревая, что к возведению этого необыкновенного сооружения, должно быть, приложил руку дьявол.

И вот окруженные испанцы решили, что их немедленное спасение зависит от того, сумеют ли они захватить крепость, возвышающуюся на скале над ними. Согласно записям Муруа, родственник и соперник Манко Паскак, который примкнул к испанцам, дал им совет относительно плана нападения. Было решено, что Хуан Писарро поведет за собой 50 всадников — большую часть всей испанской кавалерии — и предпримет отчаянную попытку прорваться через кольцо осаждающих и напасть на крепость. Наблюдатели из числа индейцев так вспоминали эту сцену: «Они провели всю ту ночь на коленях со сцепленными [в молитве] руками, поднесенными к лицу, — такими их видели многие индейцы. И даже те, кто стоял в карауле на площади, делали то же самое, как и многие индейцы, бывшие на их стороне и сопровождавшие их из Кахамарки. На следующее утро, очень рано, все они вышли из церкви [Сунтур-Уаси] и вскочили на лошадей, как будто они собирались сражаться. Они стали смотреть по сторонам. И в то время, когда они так озирались, они внезапно пришпорили своих коней и на полном скаку, несмотря на врага, прорвались через открывшийся проход, который до этого был непроницаем, как стена, и пустились с головокружительной быстротой вверх по склону горы». Они прорвались сквозь северные рубежи в направлении чинча-суйю, занятые армией под командованием полководцев Курьятау и Пуска. Затем кавалеристы Хуана Писарро поскакали по дороге, ведущей в Хауху, поднимаясь в гору через Карменку. Каким-то образом они пробились через баррикады, возведенные осаждающими. Педро Писарро находился в составе этого отряда и вспоминал эту опасную езду зигзагом вверх по горному склону. Инки выкопали на дороге ямы, и сопровождающим испанцев индейцам-союзникам приходилось засыпать их саманными кирпичами, пока всадники ждали под огнем, который велся с горы. Но в конечном счете испанцы прорвались с боями на плато и поскакали на северозапад. Осаждающие подумали, что они пытаются вырваться на свободу, и послали бегунов с приказом уничтожить подвесной мост над рекой Апуримак. Но у деревни Хикатика всадники свернули с дороги направо, пробираясь через овраги за горами Кеанкалья и Сенка, и достигли равнинной местности ниже террас Саксауамана. Только благодаря такому широкому обходному маневру испанцам удалось избежать массы препятствий, которые воздвигли индейцы на дорогах, прямо ведущих из города в крепость.

Индейцы также провели с пользой несколько недель с начала осады, возведя земляной вал на ровном «парадном плацу» за пределами стен Саксауамана, который испанцы называли барбакан (навесная башня). Гонсало Писарро и Эрнан Понсе де Леон во главе части кавалеристов многократно атаковали эти внешние ограждения. Несколько лошадей были ранены, а двое испанцев упали с лошадей и чуть не попали в плен в лабиринте выступающих скальных пород. «Это был момент, когда на кону стояло многое». Поэтому, чтобы оказать поддержку своему брату, Хуан Писарро повел в атаку всех своих людей. Вместе им удалось преодолеть заграждения и попасть на пространство перед массивными подпорными стенами. Всякий раз, когда испанцы приближались к ним, их встречала смертоносная завеса из летящих копий и камней, пущенных из пращи. Один из оруженосцев Хуана Писарро был убит тяжелым камнем. Это был уже конец дня, и нападавшие были измучены яростными боями, которые они вели целый день. Но Хуан Писарро предпринял последнюю попытку и развернул фронтальную атаку на главные ворота крепости. Эти ворота были защищены боковыми стенами, выдающимися вперед с каждой стороны, и индейцы вырыли еще оборонительный ров между ними. Проход, ведущий к воротам, был запружен толпой индейцев, которые то ли обороняли вход, то ли пытались отступить из барбакана в главную крепость.

Хуан Писарро во время предыдущих боев в Куско получил удар в челюсть и не мог надеть свой стальной шлем. Когда на закате дня он бросился в атаку к воротам, его ударил по голове камень, пущенный с выступающей стены. Это был смертельный удар. Той ночью младшего брата губернатора, правителя Куско и мучителя Инки Манко увезли в Куско в строжайшей тайне, чтобы индейцы не узнали, какого успеха они добились. Он прожил достаточно долго, чтобы 16 мая 1536 года продиктовать свое завещание, «будучи болен телом, но здрав разумом». Он сделал своего младшего брата Гонсало наследником своего огромного богатства в надежде, что тот учредит майорат, и оставил часть наследства религиозным учреждениям и беднякам в Панаме и в своем родном городе Трухильо. Ни словом не упомянув об осаде города, он не оставил ничего женщине, которая была у него в услужении и родила девочку, которую он не признал своей дочерью. Франсиско де Панкорво вспоминал, что «они похоронили его ночью, чтобы индейцы не узнали о его смерти, так как он был очень храбрым человеком и индейцы его боялись. Но хотя смерть Хуана Писарро держалась в тайне, индейцы стали говорить: „Теперь, когда Хуан Писарро мертв“, как если бы кто-то хотел сказать: „Теперь, когда храбрецы мертвы“. Он был действительно мертв». Эпитафия Алонсо Энрикеса де Гусмана была более практична: «Они убили нашего военачальника Хуана Писарро, брата губернатора, двадцатипятилетнего молодого человека, который обладал состоянием в 200 тысяч дукатов».

На следующий день индейцы многократно контратаковали. Отряды индейцев пытались выбить Гонсало Писарро с его позиции на холме напротив террас Саксауамана. «Была страшная сумятица. Все кричали; все смешалось. В бою за свою высоту испанцы победили. Все выглядело так, как будто весь мир собрался у этого холма, сцепившись в ближнем бою». Эрнандо Писарро послал 12 оставшихся у него кавалеристов на подмогу в этом решающем сражении, что вызвало смятение немногих испанцев, оставшихся в Куско. Инка Манко направил подкрепление из 5 тысяч воинов, и «испанцы оказались в очень тяжелом положении с их появлением, так как индейцы были отдохнувшими и нападали решительно». А внизу, в городе, «инки развернули такую яростную атаку, что испанцы уже тысячу раз себя похоронили».

Но испанцы собирались применить европейские методы ведения осадной войны: в течение дня они изготовляли штурмовые лестницы. Когда спустилась ночь, Эрнандо Писарро сам повел отряд пехотинцев на вершину холма. Применяя в своей ночной вылазке штурмовые лестницы, испанцам удалось преодолеть мощные подпорные стены крепости. Индейцы отступили в три большие башни и заняли группу других построек.

В ходе последнего этапа этого ночного нападения имели место два примера огромной личной храбрости. С испанской стороны Эрнан Санчес из Бадахоса (один из 12 кавалеристов, приведенных Эрнандо Писарро в качестве подкрепления) совершал поступки, полные поразительной лихости и щегольства, достойные героя немого кино. Он вскарабкался по одной из штурмовых лестниц, отражая град сыплющихся сверху камней своим щитом, и протиснулся в окно одного здания. Он набросился на индейцев, находившихся внутри его, и заставил их отступить на несколько ступеней вверх по направлению к крыше. Так он оказался у подножия самой высокой башни. Ведя бой вокруг ее основания, он увидел толстую веревку, свисавшую сверху. Положившись на Бога, он вложил в ножны свой меч и начал взбираться наверх, подтягиваясь по веревке с помощью рук и отталкиваясь ногами от гладких тесаных камней. Когда он был на середине пути, индейцы сбросили на него камень «размером с кувшин для вина», но он просто отскочил от щита, который был у него на спине. Он впрыгнул на один из более высоких уровней башни, внезапно появившись в гуще ее перепуганных защитников, высунулся, чтобы другие испанцы могли его увидеть, и призвал их к штурму другой башни.

Сражение за террасы и постройки Саксауамана было тяжелым. «Занялась заря; и весь этот день и следующий тоже мы дрались с индейцами, которые укрылись в двух высоких башнях. Их можно было взять только измором, когда истощатся их запасы воды». «В тот день и ночью они вели тяжелые бои. На заре следующего дня индейцы, находившиеся внутри, стали ослабевать, так как у них кончился весь запас камней и стрел». Их военачальники, Паукар Уаман и верховный жрец Вильяк Уму, почувствовали, что внутри цитадели слишком много защитников и их запасы воды и продовольствия быстро истощаются. «Однажды вечером после ужина, почти в час вечерни, они вдруг появились за пределами крепости, стремительно атаковали своих врагов и прорвали их ряды. Они ринулись вниз по склону горы по направлению к Сапи и стали подниматься к Карменке». Скрывшись за рекой Тульюмайо, они поспешили в лагерь Манко в Кальке умолять о подкреплении. Если оставшиеся 2 тысячи защитников смогли бы удержать крепость Саксауаман, то контратака индейцев могла бы загнать испанцев в ловушку ее мощных стен.

Вильяк Уму перепоручил оборону Саксауамана одному благородному инке, орехону, который поклялся биться с испанцами насмерть. Этот человек почти в одиночку собрал всех защитников, совершая героические подвиги, «достойные любого римлянина». «Этот орехон быстро перемещался, как лев, с одной стороны башни на другую на самом верхнем ее уровне. Он отражал любые попытки испанцев взобраться наверх при помощи штурмовых лестниц. И он убивал тех индейцев, которые пытались сдаться в плен. Он разбивал им головы своим боевым топором и сбрасывал их вниз с башни». Из всех защитников у него одного было стальное европейское оружие, которое делало его равным соперником для нападающих в рукопашном бою. «Небольшой круглый щит прикрывал его плечо; в одной руке у него был меч, а в другой руке, прикрытой щитом, он держал боевой топор; на голове у него был надет испанский шлем». «И каждый раз, когда его люди сообщали ему, что в каком-то месте пробирается испанец, он налетал на него, как лев, с мечом в одной руке и щитом в другой». «Он получил два ранения стрелами, но не обращал на них внимания, как будто ничего не произошло». Эрнандо Писарро организовал все так, чтобы башни подверглись штурму одновременно при помощи трех или четырех штурмовых лестниц. Но он приказал, чтобы отважного орехона захватили в плен живым. Испанцы довели до конца свою атаку при поддержке большого количества индейцев-союзников. Сын Манко писал: «Это сражение было кровопролитным для обеих сторон из-за большого количества индейцев, воевавших на стороне испанцев. Среди них были два брата моего отца, которых звали Инкиль и Уаспар, со своими сторонниками, а также много индейцев-каньяри и чачапойяс». Когда сопротивление индейцев было сломлено, орехон швырнул свое оружие под ноги атакующих испанцев в приступе безумного отчаяния. Он схватил пригоршню земли, запихал ее себе в рот и расцарапал себе лицо от горя, затем он закутал голову плащом и прыгнул с верхнего этажа крепости вниз, навстречу своей гибели, выполняя клятву, данную им Инке.

«После его смерти оставшиеся индейцы отступили, так что Эрнандо Писарро со всеми своими людьми мог войти. Они предали мечу всех, кто находился внутри крепости, а было их 1500 человек». Многие сами бросались вниз со стен. «Так как стены были высоки, те, кто упал первым, разбились насмерть. Но некоторые из тех, кто упал позже, выжили, потому что они приземлялись на огромную груду мертвых тел». Огромное количество трупов лежало незахороненными и служило добычей для грифов и гигантских кондоров. На гербе города Куско, пожалованном ему в 1540 году, были изображены «восемь кондоров, представляющих собой очень больших птиц, похожих на грифов, которые живут в провинциях Перу, в память о том, что, когда крепость была взята, эти птицы спустились с небес, чтобы пожрать погибших там индейцев».

Эрнандо Писарро немедленно расположил в Саксауамане гарнизон из 50 пехотинцев и поддерживающих их индейцев-каньяри. Из города в спешном порядке было доставлено продовольствие и емкости с водой. Верховный жрец Вильяк Уму вернулся с подкреплением, но было уже поздно спасать защитников цитадели. Он провел решительную контратаку, и яростное сражение за Саксауаман продолжалось еще три дня, но испанцев так и не выбили из крепости, и к концу мая они выиграли его.

Обе стороны понимали, что овладение крепостью Саксауаман могло стать поворотным пунктом в ходе осады. У индейцев теперь не было надежной базы, поддерживающей блокаду города, и им пришлось покинуть некоторые отдаленные районы, которые они занимали. Когда контратака на Саксауаман провалилась, испанцы ринулись из цитадели и преследовали деморализованных воинов до самой Кальки. Манко и его военачальники не могли понять, почему их огромная армия не сумела завладеть Куско. Его сын Титу Куси придумал диалог между Инкой и его полководцами. Манко: «Вы разочаровали меня. Вас было так много, а их так мало, и все же они не у вас в руках». На это полководцы ответили: «Нам так стыдно, что мы не осмеливаемся посмотреть тебе в лицо… Мы не знаем причину, разве что наша ошибка заключалась в том, что мы не напали вовремя, а твоя ошибка — в том, что не позволил нам сделать это».

Вполне возможно, что полководцы и были правы. Настойчивое стремление Манко дождаться сбора всей армии означало, что индейцы упустили фактор неожиданности, который им великолепно удавалось сохранять в начале мобилизации сил. Оно также означало, что их профессиональные военачальники не могли нападать, в то время как испанцы услали большую часть своей кавалерии на разведку в долину Юкай. Толпы народных ополченцев не обязательно увеличивали боеспособность национальной армии. Но Манко ясно чувствовал, что до тех пор, пока враг превосходит его людей в оружии, средствах защиты и маневренности, их единственная надежда нанести поражение испанцам состояла в численном перевесе. Тяжелые решительные бои первого месяца осады показали, что не только испанцы могут проявлять чудеса личной храбрости. И опять же, именно их ошеломляющее превосходство в рукопашном бою и маневренность благодаря лошадям сыграли главную роль в завоевании победы. Единственным оружием, в котором индейцы были с испанцами на равных, являлись метательные снаряды (камни для пращей, стрелы, копья и каменные шары, связанные между собой сухожилиями лам), а также заранее приготовленные оборонительные рубежи, такие, как брустверы, террасы, рвы и затопление участков местности. Но и метательные снаряды, и заранее подготовленные оборонительные рубежи редко когда приводили к смерти одетого в доспехи испанца. Так что осада Куско была боем не на жизнь, а на смерть.

Манко можно было также критиковать за то, что он лично не руководил штурмом Куско. Очевидно, он оставался в своем штабе в Кальке в течение всего решающего первого месяца осады. Он использовал свою власть и энергию для того, чтобы достичь почти невозможного: одновременно поднять восстание по всему Перу и организовать продовольственное и иное снабжение огромной армии. Но присутствие Инки было необходимо в Куско. Хотя в его армии и было много выдающихся военачальников, ей не хватало вдохновения, которое ей дал бы лидер такого масштаба, как Чалкучима, Кискис или Руминьяви.

Падение Саксауамана в конце мая ни в коем случае не означало конца осады. Огромная армия Манко формально владела городом еще в течение трех месяцев. Вскоре испанцы узнали, что атаки индейцев прекратились из-за религиозных праздников в каждое новолуние. Они полностью использовали каждое затишье, чтобы снести разрушенные пожаром дома, засыпать вырытые врагом рвы и починить свои собственные укрепления. В течение всего этого времени бои продолжались, причем обе стороны проявляли немалую храбрость.

Один эпизод послужит иллюстрацией типичной дневной стычки. Педро Писарро находился в боевом охранении вместе с двумя другими кавалеристами на одной из сельскохозяйственных террас на краю Куско. В полдень его командир Эрнан Понсе де Леон привез продовольствие и попросил Педро Писарро еще раз объехать патрулируемую территорию, так как ему некого было больше послать. Писарро перехватил немного еды и выехал на другую террасу, чтобы присоединиться к Диего Мальдонадо, Хуану Клементе и Франсиско де ла Пуэнте, которые несли караульную службу.

Пока они все вместе болтали, появились несколько индейских воинов. Мальдонадо поскакал за ними. Но он не разглядел ям, которые вырыли индейцы, и его конь упал в одну из них. Педро Писарро ринулся на индейцев, избегая ям, и дал шанс Мальдонадо и его коню, которые получили серьезные ранения, вернуться в Куско. Индейцы вновь вернулись, чтобы подразнить оставшихся трех испанцев. Писарро предложил: «Быстрее! Давайте прогоним этих индейцев и попробуем поймать кого-нибудь из них. Ямы, которые они вырыли, теперь позади нас». И вся троица бросилась вперед. Двое повернули на полпути и вернулись на свой пост, но Писарро на полном скаку «стремительно помчался за индейцами». В конце террасы у них были вырыты маленькие ямки-ловушки для лошадиных копыт. Когда он попытался повернуть коня, конь попал ногой в ямку и сбросил седока. Один из индейцев поспешил к коню и попытался его увести, но Писарро поднялся на ноги, догнал его и убил колющим ударом в грудь. Конь вырвался и убежал, чтобы присоединиться к другим конным испанцам.

Писарро стал защищаться при помощи меча и щита, сдерживая индейцев, которые подбирались к нему поближе. Его товарищи увидели, что его конь примчался без седока, поспешили к нему на выручку и атаковали индейцев. «Они зажали меня между своих лошадей, велели мне схватиться за стремена и скакали так во весь опор некоторое время. Но вокруг было столько индейцев, что это было бесполезно. Будучи обремененным доспехами и уставшим от борьбы, я не мог бежать. Я закричал своим спутникам, чтобы они остановились, так как я задыхался. Я предпочитал умереть в бою, нежели задохнуться насмерть. Итак, я остановился и повернулся, чтобы сразиться с индейцами, и два моих конных товарища сделали то же самое. Мы не могли отогнать индейцев, которые совсем осмелели, думая, что уже взяли меня в плен. Со всех сторон они испускали громкие вопли, как они обычно делали при захвате испанца или его коня. Габриэль де Рохас, который возвращался назад с 10 кавалеристами, услышал их вопли и посмотрел в ту сторону, откуда доносился шум и звуки боя. Он поспешил туда вместе со своими людьми, и благодаря его появлению я был спасен, хотя и получил серьезные ранения от ударов камнями и копьями индейцев. Так спаслись я и моя лошадь с помощью нашего Господа Бога, который придал мне сил, чтобы бороться и выдержать все напряжение».

В одной из таких стычек Габриэль де Рохас был ранен стрелой: она прошла через нос и достигла нёба. Гарсии Мартину выбили камнем глаз. Сиснерос упал с лошади, и индейцы схватили его и отрезали ему кисти рук и ступни ног. «Я могу засвидетельствовать, — писал Алонсо Энрикес де Гусман, — что это была самая ужасная и жестокая война на свете. Ибо между христианами и маврами есть хоть какое-то взаимопонимание, и в интересах обеих сторон щадить тех, кто захвачен живым в плен, потому что за них можно получить выкуп. Но в этой войне с индейцами ни с одной, ни с другой стороны этого понимания нет. Они умерщвляют друг друга самыми жестокими способами, какие только могут придумать». Этому вторил Сьеса де Леон. Война была «жестокая и ужасная. Некоторые испанцы рассказывают, что большое количество индейцев было сожжено и заколото… Но сохрани нас, Боже, от ярости индейцев, так как ее нужно бояться, когда они дают ей волю!» Но не одни индейцы были жестоки. Эрнандо Писарро приказывал убивать всех женщин, которых они захватывали во время боев. Смысл был в том, чтобы лишить воинов женщин, которые обслуживали их и во многом помогали. «С того времени так и повелось, и эта уловка отлично сработала и вызвала среди врага настоящий ужас. Индейцы стали бояться потерять своих жен, а те боялись погибнуть». Считалось, что эта война против женщин была одной из главных причин ослабления осады в августе 1536 года. Во время одной вылазки Гонсало Писарро встретил отряд, шедший из чинча-суйю, и захватил в плен 200 человек. «Посреди площади всем этим людям отрубили правую руку. Затем их отпустили, и они ушли. Это послужило страшным предупреждением остальным».

Такая тактика также способствовала моральному разложению армии Манко. Подавляющим большинством вражеского войска, собравшегося в горах вокруг Куско, были простые крестьяне со своими женами и люди, присоединившиеся к армии. Небольшое исключение составляли ополченцы, многие из которых получили только самую начальную военную подготовку, являвшуюся частью воспитания каждого инки. Только часть этой разношерстной армии была по-настоящему боеспособна, хотя кормить нужно было всех. К августу крестьяне стали расходиться на посевные работы. С их уходом увеличились потери индейцев в каждом бою с испанцами. Численный перевес был единственной эффективной стратегией Манко, так что сокращение его огромной армии означало, что с дальнейшими военными действиями против Куско, возможно, придется подождать до следующего года. Но Куско был только одной ареной национального восстания. В других районах действия коренных жителей Перу принесли значительно больший успех.

Пока Манко осаждал Куско, он доверил Кисо Юпанки и военачальникам Иллья Тупаку и Пуйю Вильке завоевание центрального нагорья. Другой его полководец, Тисо, уже давно подстрекал к восстанию индейцев в районе Хаухи, и небезуспешно. При первом же намеке на волнения испанцы отправили карательную экспедицию из 60 человек, в основном пехотинцев, под командованием Диего Писарро. Они действовали в районе Хаухи, но Тисо скрылся в джунглях на востоке и явился назад к Манко в Ольянтайтамбо.

Губернатор Франсиско Писарро впервые услышал о нападении на Куско 4 мая, находясь в своей новой столице Лос-Рейес, или Лиме. Он испугался за своих братьев и других испанцев, изолированных в Куско, и немедленно начал организовывать вспомогательные экспедиции. В Хауху он послал 30 человек под командованием капитана Франсиско Морговехо де Киньонеса, который был одним из двух алькальдов Лимы. Этот отряд отправился в глубь страны в середине мая с приказом продвигаться по королевской дороге и занять стратегически важный перекресток недалеко от Вилькасуамана.

Он прошел по мирной местности до Паркоса, важного населенного пункта, расположенного наверху ущелья реки Мантаро. Здесь Морговехо де Киньонес узнал, что местные жители убили пятерых испанцев, ехавших в Куско. Его репрессии были быстрыми и ужасными. Он собрал в доме с соломенной крышей 24 вождей и старейшин Паркоса и заживо сжег их. Таким образом он надеялся запугать местных жителей, чтобы он мог без помех двигаться навстречу Диего Писарро в Уаманге.

Также Писарро отправил еще один отряд из 70 кавалеристов, во главе которого встал его родственник Гонсало де Тапиа. Этот выбрал средний маршрут: испанцы прошли на юг вдоль побережья около 120 миль, а затем поднялись в горы, минуя местечко Уайтара, которое и по сей день украшают развалины времен инков. Отряд перешел через Анды на высоте 15 тысяч футов и повернул на королевскую дорогу севернее Уаманги. Отряд Гонсало де Тапиа пересек пустынную пуну в районе Уайтары, но был пойман индейцами в ловушку в одном из ущелий в верховьях реки Пампас, «одном из самых труднопроходимых мест этого края». Испанцы случайно столкнулись со свежей армией Кисо Юпанки, шедшей на север из Куско.

Эти отдельные отряды двигающихся походным маршем испанцев были соблазнительной добычей для восставших индейцев. Превосходство испанцев, которое они имели благодаря своим лошадям и оружию, было сведено на нет местным ландшафтом. Этот район центральных Анд является одним из таких мест на земле, где ландшафт имеет преимущественно вертикальную направленность: бесконечная череда обрывающихся пропастей, бурные горные потоки, обвалы, оползни и головокружительные спуски. Наконец, здесь у индейцев появился действительно эффективный естественный союзник. «Их стратегия состояла в том, — писал Агустин де Сарате, — чтобы позволить испанцам войти в глубокое узкое ущелье, перекрыть вход и выход из него большим количеством воинов, а затем со склонов ущелья забрасывать их обломками скал и булыжниками до тех пор, пока не перебьют их всех, практически не доводя дело до схватки». Применяя эту тактику, индейцам удалось уничтожить 70 кавалеристов в отряде Тапиа — почти столько же, сколько было в распоряжении защитников Куско. Немногие уцелевшие были отправлены к Инке Манко в качестве пленников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.