Путин — президент или муха?

Путин — президент или муха?

^25.10.2000

Политика Путина напоминает полет испуганной мухи, которая, бросками и зигзагами, повинуясь законам неэвклидовой геометрии, описывает в пространстве многоугольную фигуру, возвращается на прежнее место и замирает под абажуром, издавая тонкий щемящий звук.

Он разгромил сепаратистов в Чечне, но тлеющая, незавершенная война питает русские кладбища равномерными порциями гробов. Он подковал и поставил в стойло иноходцев-губернаторов, назначив над ними семь строгих конюхов, но те лузгают семечки, а иноходцы прогрызают стены конюшни, и Шаймиев, в нарушение Конституции, избирается на третий срок. Он утеснил олигархов — несносного, трескучего, как сорока, Березовского и надменного, как целлулоидный божок, Гусинского, но тихий Абрамович двумя булькающими глотками выпил всю русскую нефть, а Дерипаска превратил весь русский алюминий в огромный слиток и выбил на нем свой профиль.

Он разгромил две виртуальные империи — ОРТ и НТВ, прогнал под дождь нашкодившего от возбуждения Доренко и вырвал клыки саблезубому тигру Киселеву, вставив ему в челюсти клочки промокашки, но вся русофобская тля, как и прежде, облепила экраны, и на беспросветном телевидении нет ни одной патриотической, державной программы. Он заключает договоры с Индией, Китаем и Ираном о поставках военной техники, спасая от крушения русский остановленный ВПК, но при этом срезает русские ракеты, топит станцию «Мир», гробит ядерный щит, превращая проект по созданию «Тополей» в летящий по ветру тополиный пух. Он возвращает внешнюю политику России в Ливию и Ирак, восстанавливает попранную дружбу с Северной Кореей, но глава МИДа Игорь Иванов, который носит под шелковым бельем медальон с личиком Олбрайт, предает Югославию, «кидает» Милошевича, последнего союзника России в Европе. Он чувствует угрозу талибов, строит военный союз с Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном, но при этом готовит сокращение армии до уровня караульного взвода, выводит войска из Грузии, «подмораживает» союз с Белоруссией. Он выступает в защиту русских, которых в казахстанских тюрьмах поливают кипятком, а в фашистской Латвии сажают на ржавую, оставшуюся от гестапо цепь, но дома, в России, он равнодушен к русским, и чуть выдается свободная от горных лыж минутка, так сразу едет в гости к Хазанову или в десятый раз смотрит свою любимую пьесу «Контрабас» в театре у чернозубого Райкина. Он справедливо, с некоторым преуменьшением, говорит о вымирании народа, о «тупике реформ», но экономическая политика крепкого, как желудь, Касьянова — с ростом цен на еду и лекарства, на жилье и проезд — есть устоявшаяся практика «экономического геноцида», выметающего из России миллион человек в год, и он не вырывает из рук «реформаторов» эту страшную «метлу смерти». Он, как в кинофильме «Россия молодая», провозгласил величие Державы, с Петровской прямотой обратился к народу, обещая соединить растерзанное на части народное тело, восстановить гордую мощь, привнести просвещение, учредить ремесла и науки, спустить на воды новый флот, привести в Полтаву русскую рать, поднять над Нарвой русский победный флаг, но «экономика Чубайса и Грефа» с удвоенной силой выкачивает из России живые соки, цепко выхватывает у русского каждый заработанный рубль и отдает его американцу и немцу.

И мы умираем, чахнем, стенаем, молимся пустому небу, взываем к милосердию палачей, тянемся к выставленному за пуленепробиваемой витриной сусальному калачу, тупо разглядываем на телеэкранах огромный шиш, уставленный в русское лицо. И сквозь бутафорию инаугураций, сквозь салюты, взлетающие над голодной, с погашенными окнами, Россией, сквозь обманный лепет депутатов и откровенную ложь министров начинаем понимать, что мы — в желудке у прожорливого ненасытного чудища, опоясавшего землю стальным чешуйчатым туловом. Нас проглотили. Сжирают. Переваривают. Обволакивают ядовитой слизью. Смачивают кислотным желудочным соком, в котором распадаются территории, растворяется воля к сопротивлению. И скоро — быстрее, чем вырастут волосы на лысой голове Хакамады, — Россия превратится в огромную малолюдную территорию, разделенную на семь американских зон ответственности, в каждой из которых будет управлять злой человечек с кивающей головой Кириенко, сглатывающий красную слюнку с говорливых губ, не устающих повторять: «Россия будет великой!». Залогом тому — мемуарист Ельцин, уже без рук и без ног, с одной лиловой, как подгнивший корнеплод, головой, чьи веки подпирают обугленные кости мучеников 93-го года, чьи мертвые губы продолжают сипло шептать: «Путин, иди ко мне, мальчик мой!»

По-прежнему, со все меньшей долей сомнения, витает вопрос: Путин — президент умирающего, стремящегося к спасению народа или разноцветная муха, сидящая на мокром, уже не моргающем глазу Ельцина?