«Черный» кардинал В кого превратился хипстер и балагур Владислав Сурков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Черный» кардинал

В кого превратился хипстер и балагур Владислав Сурков

Можно ли назвать партию «Единая Россия» безликой? Не совсем. Партия «Единая Россия» ассоциируется, с одной стороны, с серой массой чиновников, с другой стороны, с Путиным, за которого чиновники держатся изо всех сил. Все годы своего существования партия держится на его авторитете, хотя сам он ни в строительстве партии, ни в формировании ее основ и устоев большого участия не принимал. И меньше всего хотел бы, чтобы «Единая Россия» ассоциировалась с ним. У партии есть свои менеджеры и реальные лидеры, которых часто можно встретить на государственных телеканалах. Они управляют огромной корпоративной махиной под названием «Единая Россия». Путин этим не занимается, он является лишь символом партии. А кто они, настоящие главные лица?

Злобный манипулятор, уничтоживший демократию и гражданское общество в стране? Или гениальный технолог, по практике которого люди еще напишут учебники? Молва сделала из довольно замкнутого, склонного к поэзии и искусству человека некоего монстра. Но кто бы что ни говорил, именно Владислав Сурков – автор и создатель «Единой России» в том виде, в котором она существует с 2003 года по сегодняшний день. Сурков оказался в нужное время в нужном месте и постарался использовать свое влияние по максимуму. Владимир Путин редко кому доверяет ключевые посты, если это не друг и не товарищ по Санкт-Петербургу. Сурков – едва ли не единственный человек, в чьих руках находится внутренняя политика страны, при этом он является представителем старой команды, созданной еще в последние годы правления Ельцина. Он не просто умудрился удержаться у власти: рейтинг «Единой России», результаты выборов напрямую зависят от работы Суркова-менеджера. Истинный лидер партии «Единая Россия», которого до сих пор побаивается все ее руководство, никогда не претендовал на роль первого человека и знал, кто у него начальник. «Он всегда впереди – в алом шелке, на бледном коне. / Мы за ним по колено в грязи и по горло в вине. / И вдоль нашей дороги пылают дома и мосты» – стихи Суркова, возможно, довольно наглядно показывают его отношение к власти и к своей работе. Как творчески одаренный мальчик, выросший без отца, стал самым жестким политическим регулятором в стране?

Чеченцы из села Дуба-Юрт вспоминают теплую горскую семью, в которой родился Асламбек Дудаев. Его мать Зоя Суркова, приехавшая из Липецка по распределению, была учителем литературы, отец Андарбек Дудаев работал учителем начальных классов. Когда Асламбеку исполнилось пять лет, Дудаевы переехали в Грозный. Отец поехал учиться в Ленинградское военное училище, но оттуда так и не вернулся. Родственники из тейпа Зандаркъой видели, как переживает невестка, и в итоге разрешили ей поступать, как она хочет. Зоя решила вернуться в Липецк. По горской традиции, если жена уходит – ребенок остается в семье, но здесь родители пошли снохе навстречу[1]. Зоя уехала в Липецкую область, дала ребенку свою фамилию и новое имя. Отца с тех пор Сурков так и не видел. К своим корням у него странное отношение: в 1990-х он иногда хвастался принадлежностью к фамилии Дудаевых и даже разруливал благодаря этому какие-то конфликты. Однако, перейдя на работу в президентскую администрацию, стал стесняться чеченских корней.

Кто-то связывал даже закрытие «Русского Newsweek» с давней обидой Суркова на то, что этот журнал рассказал о семейном происхождении идеолога Кремля. В 2005 году журнал выяснил, что его отец, Андарбек Данилбекович Дудаев по национальности чеченец и что Сурков принял меры для того, чтобы скрыть свои семейные корни. «Сурков разозлился, когда мы опубликовали эту историю из Чечни вместе с фотографиями его чеченской семьи, – рассказывал в интервью американскому Newsweek Леонид Парфенов, являвшийся в то время главным редактором журнала. – Мне пришлось объяснить ему, что он не смог бы сохранить в тайне свое чеченское происхождение».

Жизнь без отца и мама, сочиняющая стихи, повлияли на формирование творческой души Суркова. В школе искренне удивились его решению поступать в Московский институт стали и сплавов. Но Сурков заявил: нужно получить конкретную специальность, чтобы помогать маме и семье». Лучше бы он послушал учителей. Металлургией он занимался неполных два года. Студента, ведшего хипповский образ жизни, представили к отчислению. В итоге он ушел сам. После службы в армии Сурков устроился учиться в альма-матер всех неформалов – Московский институт культуры. Правда, и оттуда он ушел через год. По одной версии – отчислили за драку, по другой – по семейным обстоятельствам. Два года он бездельничал. Спас карьеру молодого неформала спорт: вместе с бывшим однокурсником Александром Косьяненко он занимался рукопашным боем у тренера Тадеуша Касьянова. У того же тренера занимался 24-летний Михаил Ходорковский, тогда возглавлявший Центр межотраслевых научно-технических программ Фонда молодежной инициативы при Фрунзенском райкоме ВЛКСМ. В рамках НТТМ Ходорковский импортировал джинсы, сбывал компьютеры и алкоголь, но основную прибыль ему приносило обналичивание средств. Госпредприятия не могли платить наличными деньгами приглашенным сотрудникам, и Ходорковский придумал схему, по которой предприятия пропускали свои заказы через центры НТТМ, выплачивая им немалые комиссионные. Именно тогда Ходорковский заработал свои первые большие деньги – 160 000 рублей, которые получил за специальную разработку от Института высоких температур АН СССР. Ходорковский еще был недостаточно «крупным», чтобы позволить себе содержать охранное агентство из настоящих силовиков, но уже вполне значительным персонажем для того, чтобы брать на небезопасные встречи личную охрану. Отношения Ходорковского с властью были отличными. Но в обычной жизни важна была еще и «защита от дурака». Когда Ходорковский спросил своего тренера, нет ли у него на примете хороших ребят, каратист посоветовал ему Суркова и Косьяненко. Новый охранник с черными как смоль волосами и дерзким взглядом производил довольно неординарное впечатление. «Он точно не соответствовал уровню охранника. Сразу было видно – человек думающий и креативный, – рассказывает партнер Ходорковского Невзлин. – И в достаточной степени гуманитарно развитый». Ходорковский любил экспериментировать с молодежью и растить в них таланты. И если в Косьяненко он сразу разглядел и стал развивать торговца (позже тот стал основателем и председателем правления сети «Перекресток»), то в Суркове – пиарщика. Поэтому охранником Сурков проработал не больше полугода и в итоге возглавил рекламный отдел сначала НТТМ, а затем и банка «Менатеп».

Перед начальством он выглядел «стеснительным интеллигентным парнем, который смущался и краснел». Но после работы Сурков расслаблялся. Он любил Мельпомену, постоянно выпивал с актерами и музыкантами, вел ночной образ жизни. На работу вставал с трудом и часто появлялся к часу или к двум. Сурков уже тогда любил одеваться с иголочки и на работу приходил всегда в костюмах. «Он был очень собранным, когда работал, но были и последствия. То в милицию попадет, то драку какую-нибудь устроит». Как рассказывает Невзлин, Сурков был по тем временам «настоящим хипстером». Но ему многое прощалось за его креатив и умение пробивать стены.

Как-то раз Сурков, увидев в заставке программы «Время» логотип Olivetti – итальянской компании, производящей пишущие машинки, загорелся идеей, чтобы вместо этого был логотип банка «Менатеп». Тогда для того, чтобы логотип фирмы появился на заставке главной новостной программы Союза, нужно было одобрение на уровне ЦК. Суркову тогда удалось достучаться до самого секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева, и он «пробил» появление логотипа в заветном месте. Его же идеей было разукрасить троллейбусы в фирменные цвета «Менатепа». Уже потом троллейбусы стали носителями рекламы и для всех остальных. Первым рекламодателем был Сурков. И это дало результат: первая публичная компания по продаже акций населению прошла на ура. «Было важно не столько из-за денег, сколько из политических соображений, чтобы спрос превышал предложение. Это была задача именно пиар-направления. И он эту задачу выполнил».

Параллельно Сурков занимался самообучением: зачитывался переводной литературой про бизнес, рекламу и PR. Всего за 7 лет Сурков, не обладая никаким базовым образованием, дорос до вице-президента «Роспрома». Если на первом этапе Сурков занимался креативом и рекламой, то к 1996 году он уже был главным лоббистом «Менатепа». Он всегда хотел зарабатывать деньги, а работа в PR – это скорее искусство их потратить, на долю прибыли тут рассчитывать сложно. Поэтому он перешел на лоббирование интересов банка и его проектов. Он приводил ценных клиентов, интересных заемщиков, отвечал за получение счетов госорганов. «Я всегда пытался быть, если так можно выразиться, «поставщиком двора» и продвигал коммерческие структуры, в которых работал, – рассказывает Сурков. – Естественно, приходилось соприкасаться не только с чиновниками, но и политиками – с Думой, а когда-то и с Верховным советом, с губернаторами: решение экономических вопросов зависело от их позиции». Как рассказывал Сурков, Ходорковский стал первым крупным бизнесменом, который стал думать о необходимости влиять на законодательство. Сурков отлично находил общий язык с оппозицией, был знаком и с Зюгановым, и с Масляковым, с которыми взаимодействовал по вопросам принятия или отклонения различных поправок, использовал их как посредников для связи с губернаторами. Поэтому, когда он стал на путь политической карьеры, системная оппозиция для него была открытой книгой.

Почувствовав размах, он захотел стать соучредителем «Менатепа». Перед Ходорковским он поставил ультиматум: или я становлюсь партнером, или ухожу. Ходорковский пошел «на развод». В то время из «Менатепа» как раз ушла в «Сбербанк» одна из ключевых сотрудников – Алла Алешкина. Суркова она хотела взять к себе, но, как рассказывает Невзлин, ему удалось не допустить этого. В итоге будущий главный технолог страны стал метаться, перешел к конкурентам в «Альфа-Банк» и одновременно запасся предложением от Бориса Березовского стать замдиректора ОРТ по GR. «Я тогда не согласился, поскольку уже был связан обязательствами с “Альфа-группой”. Мы договорились, что подождем год», – рассказывал Сурков. Он так и сделал. Подождал ровно год и вышел на новую работу – теперь ему нужно было работать не с журналистами, а с Кремлем. «С прессой, честно говоря, мне в какой-то момент работать надоело, поскольку народ это очень специфический, нервный такой народ. Постепенно от работы с четвертой властью я перешел к работе с властью».

Соприкасался с властью Сурков еще работая с Ходорковским. Но именно на телевидении он понял всю прелесть верховодства над умами людей. «Телевидение имеет непосредственное влияние на общественные отношения, политику… Сейчас мое место скорее там, чем в нефтяной или банковской компании», – признавался Сурков. Именно там будущий главный политтехнолог страны почувствовал вкус к манипулированию общественным сознанием.

Хваткого Суркова довольно быстро приметил Александр Волошин. Хоть Березовский и рекомендовал своего подопечного в Кремль, он не мог навязать главе администрации личного помощника. Но Волошин сам разглядел Суркова. Умелого лоббиста определили на уже наработанную им «поляну» – работу с Госдумой. В рождении «Единства» Сурков не участвовал. Он потихоньку собирал по сусекам одномандатников в проправительственную группу «Народный депутат». Набралось туда больше 40 человек, однако в следующую Думу из них прошло только двое. Пришлось все начинать заново. Именно Сурков настаивал на том, чтобы не развивать «Единство», а «поглотить» ОВР. Все началось с момента, когда Володин пожаловался Суркову, что Лужков перестал давать «Отечеству» деньги. Подкидывая Володину финансы, Сурков следил за тем, чтобы депутаты голосовали «в унисон» «Единству». Но по важным для Лужкова законопроектам «Отечество» все равно голосовало вразрез. Раскол между «Единством» и «Отечеством» сам Сурков называл «исторической ошибкой». Именно «Единую Россию», а не «Единство» Сурков считает своим детищем. Положив много сил на то, чтобы сменить лидера «Единства» Беспалова, Сурков носился с идеей о том, что Путин возглавит «Единую Россию», а сам он станет ее секретарем генсовета. Однако Волошин с Путиным разработали другую комбинацию. Тогда Волошину важнее было иметь Суркова при себе. Поэтому Сурков так и остался вечным «внешним тайным менеджером» партии. Однако несмотря на то, что он не стал даже официальным партийным лидером, все признавали его начало. Только в 2011 году Сурков стал сдавать позиции. Он устал от «Единой России» и все больше дел отдавал на откуп в штаб. Володин перехватил у Суркова ее знамя. Сурков умен и в своем поведении скрывает проявления своих колоссальных амбиций. Он умеет быть скромным с руководством и жестким по отношению к подчиненным. Сложнее всего ему быть на равных.

Хотел ли он разрушить демократию и похоронить гражданское общество в стране, строя корпорацию «Единая Россия»? Есть ли у Суркова моральные принципы? Честно об этом могут сейчас говорить те, кто не живет в России. Сурков – не беспринципный человек, он просто подгоняет принципы под поставленную задачу. «Он не идиот и понимает, что они уничтожили демократию, начиная с проекта по отмене губернаторских выборов, понимает, что уничтожили свободу слова. Он знает США и понимает, какие преимущества дает демократия. Он просто думает, что для России более правильный путь – управляемая демократия», – говорит его бывший коллега Невзлин. По его словам, у Суркова нет базовых гуманитарных убеждений. «Чего-то не хватает в базе, чтобы понять, что есть вещи, которые делать нельзя». Если у Суркова был бы идейный руководитель с моральными принципами, он мог бы вести себя совершенно иначе. Но в сложившемся корпоративном руководстве все свелось к тому, что Сурков одновременно и идеолог, и практик. Это его и сгубило.

В последнее время первый замглавы администрации снова стал публичным человеком: ходит на выставки, в клубы, даже публикует искусствоведческие статьи. От тоски «великого манипулятора» снова спасает Мельпомена.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.