Глава 21 Северный Кавказ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 21

Северный Кавказ

Рассматривать ситуацию на российском Северном Кавказе имеет смысл, не обобщая все, что там происходит, детально разбирая местные особенности, которых во всей этой мозаике, учитывая ее сложнейшую этническую и конфессиональную специфику, более чем достаточно. Проблема в том, что это требует отдельной книги энциклопедического формата. Автор хотел бы остановиться на нескольких пунктах, понимая, что вряд ли сможет дать рецепты, которые будут услышаны и восприняты, но обозначить проблемы может. Одна из них – отсутствие сколь бы то ни было внятной стратегии «начальства» по отношению к тому, что происходит на Кавказе, да и вообще в стране. Это к вопросу о том, как соотносятся центральная власть, федеральная власть и власть региональная. Речь не только о ныне правящих администрациях, в том числе чеченской, но и о любых их преемниках или предшественниках. Российской стратегии в отношении национальных и территориальных провинций страны нет, есть тактика – колеблющаяся, сиюминутная. Такой ситуация будет, пока центр не поймет, чего он, собственно, от регионов хочет, какие полномочия даны власти на местном уровне, какие являются прерогативой федеральной и как это все должно работать. Пока не будут приняты правила игры, причем достаточно долгосрочные и прозрачные, невозможно выстроить механизм, при котором северокавказские элиты, живущие в Москве или республиканских столицах, и российская элита смогут, наконец, понять, как, собственно, эти республики отстраивать. Отстраивать, превращая из вечных черных дыр российского бюджета в стабильные регионы, способные к самостоятельному существованию, что в конечном счете было бы единственно правильным результатом работы.

Все, что говорят представители Северного Кавказа в Государственной думе и всех прочих органах, где они выступают, свидетельствуя, что регион в целом и все его составные части в отдельности – это часть России, напоминая старые добрые времена, ясно дает понять, что все мы из одной комсомольской ячейки. Но до сих пор не понятно, чем с экономической точки зрения – не теоретически, а на самом деле – в регионе занимаются. Как местные администрации, так и федеральная власть. Идет ли реальное восстановление региона или массовое бюджетное списание под лозунгом кластеры «Северного Кавказа»? Если бы туда было вложено все, что было вложено на бумаге, регион был бы если не Кувейтом, то по крайней мере Кипром. Города были бы отстроены, дороги проложены, коммуникации функционировали, заводы работали – по крайней мере, как в Чечне, где Грозный не стыдно демонстрировать внешнему миру. Что такое северокавказские республики в целом? То ли некое место, куда попадают деньги, которые потом перераспределяются в другие места страны, то ли регион, где действительно надо построить экономику. Понимать это стоит хотя бы для самих себя и на местном, и на федеральном уровне.

Особый вопрос – имидж жителей региона в России. Во время индейских войн в США существовал в литературе портрет «благородного индейца». В СМИ России позитивный портрет чеченцев, ингушей, осетин и представителей народов Дагестана отсутствует. Об этом говорят не только правозащитники, но и представители национальной элиты. Можно сколько угодно вспоминать огрехи советской национальной политики, и она действительно была неидеальна, но она по крайней мере была. То, что в этом качестве выступает сегодня в России, – катастрофа федерального уровня. В стране федеральные телеканалы существуют в качестве единой системы, управляемой вертикалью власти, в рамках того, как оно может быть управляемо и как власть вообще управлять может. Стоит отметить, что в этом едином и вроде бы управляемом пространстве ничего не сделано для того, чтобы в России не развивался национализм – совершенно неважно, великорусский или местнический. В целом ряде случаев единственная тема в отношении целых национальных групп сводится к тому, чтобы найти террористов и уничтожить их. Либо поставить выходцев с Северного Кавказа (а также постсоветских республик) на место в российских регионах, куда они «понаехали».

Хотелось бы перестать говорить о соседях по стране только в негативном ключе. В истории и культуре любого народа есть огромный резерв позитива. Именно о нем и стоит говорить в стране, которая в сфере межнациональных отношений дрейфует черт знает куда, вызывая ностальгию даже по агитпроповским передачам советского времени. Есть исключения, но они случайны. Когда во время трагедии в центре на Дубровке, где шел мюзикл «Норд-Ост», генерал Аслаханов пошел спасать заложников – это был редчайший случай, когда на телевизионных экранах появился чеченец, по поводу которого было видно: этот человек пошел рисковать жизнью за других. Но это был уникальный случай. Ключевую роль в перемене имиджа играют сами национальные диаспоры. Сколько угодно можно говорить, что государство не делает этого или того. У автора есть опыт, основанный на полутора десятилетиях работы Российского еврейского конгресса, значительная часть средств и усилий которого тратилась не на PR по поводу того, какие евреи замечательные, а на поддержку бедных стариков, жертв стихийных бедствий и терактов, сирот или талантливых студентов, которые к евреям не имели никакого отношения. Автор не испытывает счастья от того, что выходцы с Северного Кавказа заняли место евреев в очереди на погром и стоят первыми в отечественных фобиях. Но отношение к ним как народам во многом зависит от того, как их диаспоры будут использовать свои возможности – финансовые, организационные и политические. Никто в мире еще никого не полюбил вследствие указаний «сверху».

Отечественные официальные лица, как правило, рассуждая о Северном Кавказе, старательно обходят проблему отношений армии и местного населения, оставляя ее на откуп местным администрациям, внесистемной оппозиции или в лучшем случае правозащитникам. На самом деле это проблема общенациональная. Прецедент покойного полковника Буданова показал, что патриотизм такого типа, как и его массовая поддержка, – это основа будущей национальной катастрофы. Стоит понять – роль армии в регионе с точки зрения лояльности населения к власти абсолютно деструктивна? Или когда-нибудь армейские части, расквартированные там, смогут стать еще чем-нибудь, кроме иллюстрации для местного населения того, почему посылать детей в армию не надо? Это, разумеется, помимо прочего, проблема реструктуризации и реконструкции Российской армии, которая за постсоветский период разложиться успела окончательно. Говоря о реформе армии, в основном говорят о танках, ракетах и личном составе, а также о том, войска стратегического или тактического назначения нужны стране. Армия в России как институт, который пользовался бы доверием и поддержкой населения и заслуживал бы этого доверия и поддержки, в настоящее время не существует, и Северный Кавказ это иллюстрирует. Что до боевиков и террористов, действующих в регионе, – это проблема, с которой, за исключением самих местных жителей и при их активной помощи, никто никогда не разберется. При всей опасности их для страны в целом это в первую очередь местная проблема. Именно от того, в какой мере федералы и местное руководство способны найти выход из этой проблемы, во многом зависит, будет или не будет на Северном Кавказе нормальная экономика и нормальная жизнь.

Бессмысленно говорить о проблеме Северного Кавказа с цивилизационной, европейской и гуманистической точки зрения, потому что регион является разменной картой европейской и мировой политики. Ни малейшего сочувствия по отношению к жителям региона политики, которые защищают их теоретические права, не испытывают. Опыт распада западных колониальных империй показал, что ничего более катастрофичного для их населения, чем независимость бывших колоний, нет. Они уходят в религиозный фанатизм – отнюдь не только исламский – и гражданские войны, местные власти выстраивают коррумпированные диктатуры и столь же коррумпированные имитационные демократии, а главная цель жителей, получивших независимость, эмигрировать в бывшую метрополию и именно там жить и работать. Причем едва ли не основной источник средств к существованию их оставшихся на родине семей – перечисления эмигрантов. Разница в том, что Алжир и Марокко в свое время освободились от Франции, Пакистан и Индия от Великобритании, а Чечня и прочие республики Северного Кавказа от России не отделились, хотя попытки эти были и, не исключено, еще будут. В итоге Алжир и Марокко заполнили Францию, а Пакистан и Индия – Великобританию миллионами легальных и нелегальных иммигрантов. Учиться лучше на чужих ошибках. По отношению к России для автономных республик Северного Кавказа верна фраза: «Лучше близкий сосед, чем дальний родственник». Ни иностранные государства вообще, ни исламские страны в частности при всех декларациях о желании бескорыстно помочь отстроить жизнь в регионе не будут этим заниматься. Будут они устанавливать там свои правила игры и защищать собственные интересы, в том числе за счет местного населения и наверняка – за счет местной элиты. Проблема отношений с этим местным населением российских властей в том, что, с точки зрения населения, они пока что делают то же самое, решая не проблемы региона, но текущие тактические проблемы выборов, соотношения тех или иных групп в администрациях, личного взаимодействия тех или других людей в центре и на местах. До той поры, пока эта мышиная возня вокруг распила бюджетов и дележа синекур не закончится, и в регионе, и в центре будут проблемы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.