Призрак в ресторане

Призрак в ресторане

В одном из самых известных берлинских увеселительных заведений я недавно видел человека, который открыл нечто вроде офиса прямо в ресторане. Чтобы дать представление о том особом удовольствии, которое он себе устроил, необходимо упомянуть, что ресторан и сам устроен как огромное предприятие. На каждом из многочисленных столов находятся:

телефонный аппарат, который служит для связи прочих столов с внешним миром;

пневмопочта, позволяющая посетителям осуществлять письменный обмен мнениями;

сигнальное устройство, с помощью которого можно официально заявить, что сидящие за столом требуют: а) танцора, б) танцовщицу, в) чтобы их не беспокоили.

Короче говоря, технические приспособления настолько совершенны, что сделали бы честь дирекции какого-нибудь концерна. Их главные задачи, без сомнения, состоят в том, чтобы снимать напряжение с утомленных дневными заботами посетителей, для которых развлекаться обычно выходит себе дороже; создавать у мелких служащих иллюзию, что они сами себе начальники; освобождать публику от страха перед аппаратурой, которая обычно выглядит не безобидной игрушкой, но серьезным прибором. О том, насколько хорошо выполняют они эти задачи, свидетельствует ажиотаж, что каждый вечер царит в ресторане. Не в последнюю очередь вызван он световыми потоками, постоянно окрашивающими зал в новые цвета и дающими впечатление о райском великолепии, в котором когда-нибудь будут жить люди в мирном соседстве с расколдованными силами техники.

Тот человек воспринимал все эти аппараты совсем не так, как следовало. Он не качался на волнах иллюзии, но и не забавлялся с сигналами, не давал световым потокам себя подкупить. Как раз наоборот, он подошел к развлечению со всей серьезностью, и именно эта серьезность стала для него развлечением. Почти все время он сидел за столом один. Пробор у него был ровно посередине, брови – два полукруга, а щеки книзу становились все толще, как у многих куда более успешных господ между сорока и пятьюдесятью. И даже когда время от времени он подкреплялся глотком шампанского – а менее успешные могут удовлетвориться кофе, пивом или же лимонадом, – он ни на минуту не прерывал свою деятельность, к которой его, очевидно, обязывала профессия. Он не обращал внимания на танцующих, он пребывал в своей конторе. Он телефонировал. С выражением лица измученного заботами служащего, ожидающего претензий от какого-нибудь равнодушного клиента, он брал трубку и слушал. Вопреки ожиданиям речь, похоже, шла о выгодном контракте, потому что обвисшие щеки заметно налились, а пробор блестел от благодушия. Между тем в сетку пневмопочты упали два послания; он пару минут не обращал на них никакого внимания, чтобы придать лицу выражение еще большей важности, без которого в жизни ничего не добиться. Первое послание настолько его расстроило, что было порвано. Он покачал головой и поднял брови, по лбу концентрическими кругами пошли складки, почти геометрическое воплощение деловитого недовольства. К еще более решительным мерам его сподвигло второе письменное распоряжение. Удостоверившись по телефону о местонахождении отправителя, он сначала вел бесконечные переговоры, а после занялся обширной корреспонденцией, рассылая ее пневмопочтой. Пока он писал, накрытый стол походил на письменный, с бесконечными ящичками и перегородками.

Кадр из немого фильма киностудии UFA «Варьете» Е. А. Дюпона. 1925 г.

Производство, теперь уже не простаивавшее ни секунды, расширилось на тарелку с закусками, которые он с наслаждением употребил. И поскольку среди дам это подтвердило его кредитоспособность, звонки и послания теперь не давали ему покоя. Со спокойным сердцем он брал у себя в конторе, отгороженной от шума ресторана невидимыми окнами, один подряд за другим и сам, в устной либо письменной форме, оформлял большие заказы. Брови ходили вверх-вниз, пробор превращался то в сияющий ореол, то в стрелу гнева. Как и у всех значительных предпринимателей, в его делах ничего нельзя было понять. И если другие гости использовали разные каналы связи, чтобы найти подходящего компаньона, то он использовал их ради них самих или же для каких-то сокровенных целей.

В любом случае, он ни разу не поднялся со своего места и не принимал посетительниц. Но, возможно, он все-таки тайно провернул какую-нибудь важную сделку.

В поздний час к нему за стол подсадили еще троих. Они с удивлением наблюдали, как он, так сказать, дирижировал всем из своей конторы. «Развлекаться можно только тогда, – снисходительно объяснил он им, – когда стол полностью в твоем распоряжении». Когда они не пожелали удалиться, он недолго думая устроил их к себе на службу. Один из них должен был отвечать на звонки, второй – вести переписку. Вскоре они расплатились и ушли. То ли их сократили, то ли по собственному желанию. После этого шефа за его письменным столом уже никто не беспокоил, и он снова посвятил все силы гигантскому предприятию, приносящему столько удовольствия…

Возможно, он станет этим заниматься каждый вечер. Когда из ресторана уйдут гости и огни погасят, он все еще будет что-то говорить в трубку, хотя никто не будет слушать, и отвечать на письма, которые ему никто не отправлял. Туда-сюда будет летать пневмопочта, и на пустых столах загорятся сигнальные лампочки. А он, гонимый демонами коммерции, будет один-одинешенек проводить время за занятиями, на которые обречен.