«Я обыкновенный газетчик»

«Я обыкновенный газетчик»

Так, уже находясь в зените мировой славы, Жан Эффель обычно отвечал на все попытки назвать его «мэтром» или как-нибудь в этом духе. Ему было свойственно относиться с чувством юмора не только к окружающим, но прежде всего к самому себе.

«Пока другие серьёзно писали о политике, я всего лишь развлекался рисованием шаржей и карикатур на видных политиков», – не раз шутливо заявлял в своих интервью Эффель, рассказывая растерянным корреспондентам о своей феноменальной лени, которая якобы не позволила ему сделать карьеру в качестве классического художника, драматурга или журналиста.

Обычно к известным людям такого уровня, каким был Жан Эффель в рассвете мировой славы, практически невозможно просто так приблизиться, предварительно не оговорив с пресс-секретарём своё желание взять звёздное интервью, и не выстояв длинную очередь из представителей других изданий, также жаждущих написать об известной персоне. Признанные при жизни классиками художники обожают набивать себе цену и при каждом удобном случае демонстрируют свою аристократическую недоступность и сверхзанятость.

Ничего подобного с Эффелем никогда не происходило. Знаменитый француз легко шёл на контакт. Тем, кто знакомился с сатириком, сразу становилось с ним легко и весело, словно со старым приятелем, с которым не виделся много лет. Многие журналисты бывали у Эффеля дома. Некоторым гостям мастер даже дарил короткие зарисовки-шаржи. Правда, для того чтобы найти общий язык с этим ироничным мудрецом, необходимо было тоже обладать изрядным запасом юмора и самоиронии.

Диапазон творческих интересов художника на пике его творчества был очень широк: от политической карикатуры и бытовой юморески до рекламы и промышленной графики. Но конечно, всегда в фокусе его интереса как философствующего рисовальщика был человек с его страстями и слабостями. Порой он умудрялся рассказывать о человеке, используя приёмы чёрного юмора. Чего стоили свинки с одной карикатуры Эффеля, наблюдающие вращающееся вертело и комментирующие увиденное: «Не доверяем мы этим способам искусственного загара»; или овечки, рассуждающие на лугу:

«Не позавтракать ли нам на траве?» Или крылатый Пегас, негодующий перед кормушкой: «Опять лавровые венки!»

На своих рисунках Эффель ставил подпись, стилизованную под цветок маргаритку – в честь любимой жены, которую звали Маргаритой. Даже когда под конец жизни художник начал слепнуть, дочь или супруга помогали ему рисовать, обводя его слабые наброски. Но свой фирменный цветочный логотип мастер неизменно ставил сам. В этот момент потерявшая былую твёрдость его рука делала уверенный росчерк.