А. Н. Дубянский Михаил Андреевич Балугьянский как ученый-экономист и политик[12]

Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7–9

Для цитирования: Дубянский А. Н. Михаил Андреевич Балугьянский как ученый-экономист и политик // Экономическая теория в Санкт-Петербургском университете: Путь в 200 лет. Сб. статей, посвященный 200-летию кафедры политической экономии (экономической теории) СПбГУ / под ред. В. Т. Рязанова. СПб., 2019. C. 67–76.

Статья посвящена выдающемуся российскому ученому М. А. Балугьянскому, который был первым ректором Санкт-Петербургского университета, а также впервые возглавил кафедру политической экономии в этом университете. Он принадлежал к плеяде ученых, занимавшихся не только преподаванием, но и административной и консультативной работой. Шумпетер называл таких ученых «консультантами-администраторами», относя их к камералистской школе. Кроме того, Балугьянский был одним из первых российских ученых, серьезно занимавшихся государственными финансами. М. А. Балугьянский по праву занимает почетное место в ряду выдающихся российских ученых.

Ключевые слова: М. А. Балугьянский, М. М. Сперанский, Санкт-Петербургский университет, финансы, бюджет.

Введение. Михаил Андреевич Балугьянский занимает в отечественной экономической науке исключительное положение, являясь, по сути, первым ученым-экономистом, который стал заниматься проблемами финансов. Он может считаться также первым технократом в российском правительстве. Балугьянский принадлежал к той категории ученых, которые сами не создавали большого количества научных трудов, но приобрели известность благодаря своей работе в качестве разработчика проектов законов, планов реформ, занимаясь образованием управленческой элиты. Кроме того, Балугьянский был первым ректором Санкт-Петербургского университета, а также первым заведующим кафедрой энциклопедии юридических и политических наук и политической экономии, благодаря своей безграничной эрудиции и организаторским способностям.

Й. Шумпетер называл таких ученых, занимавшихся и преподаванием, и административной работой «консультантами-администраторами», относя их к научному течению камерализма, поэтому Балугьянского можно считать первым русским камералистом.

Основные вехи жизненного пути. М. А. Балугьянский родился 26 сентября (7 октября по новому стилю) 1769 г. в деревне Вышняя Ольшава, расположенной вблизи небольшого городка Токаик Цемплинского комитата, бывшего в те времена в составе Австро-Венгрии (сейчас – территория Словакии), в униатской семье славянского происхождения. Кстати, на его родине и в других странах он известен под фамилией Балудянский, поэтому в зарубежных источниках его надо искать под этой фамилией. Приехав в Россию, он изменил написание своей фамилии на «Балугьянский». Почему он это сделал, доподлинно не известно. По одной из версий, это произошло из-за того, что в венгерском языке транскрипция его фамилии (Balugyiansky) читается как Балудянский, так как в венгерском языке gy читается как мягкий ? [Фатеев, 1931, с. 6]. Во всяком случае, выбор написания фамилии должен определять ее носитель. Михаил Андреевич посчитал, что с точки зрения русской грамматики его фамилия должна была писаться Балугьянский. Хотя в дореволюционных изданиях о Балугьянском нередко можно увидеть и исходное написание его фамилии, а именно Балудянский.

Балугьянский Михаил Андреевич (1769–1847)

Источник: https://commons.wikimedia.org/wiki/File: Balugjanskij_Mikhail_A.jp

Начальное образование Балугьянский получил в гимназии города Уйгели, а продолжил обучение в Королевской академии правоведения в городе Кошау (в настоящее время – Кошице в Словакии). Затем Михаил Андреевич прошел четырехлетний курс обучения на юридическом факультете Венского университета, впоследствии знаменитом среди экономистов. После его окончания в 1789 г. он сразу же был приглашен на профессорскую должность во вновь учрежденной Гросс-Вардейнской академии венгерского города Надьвараде (ныне Орадя-Маре в Румынии) (см.: [Косачевская, 1971, с. 27–29]).

В 1796 г. он получил степень доктора права, защитив диссертацию на тему «О зернохранилищах», и в том же году последовало его назначение в Пештский университет. В этом университете молодой ученый преподавал на кафедрах истории, статистики и народного права вплоть до 1803 г. Он был хорошим лектором, и его лекции пользовались успехом у студентов. Среди своих коллег он прослыл как компетентный и добросовестный ученый, обладающий высокой работоспособностью.

Он владел, помимо древних классических языков, еще немецким, французским, итальянским, английским, а также многими славянскими языками. Впоследствии он смог выучить русский язык, но редко говорил на этом языке и совсем не мог писать по-русски, объясняясь преимущественно по-французски.

В начале XIX в. в Санкт-Петербурге предполагалось открытие Педагогического института (на базе существовавшей в то время учительской гимназии). Российских педагогов достаточной квалификации в то время было очень трудно найти, точнее говоря, их попросту не было; поэтому попечитель Санкт-Петербургского учебного округа Н. Н. Новосильцев с позволения императора решил пригласить заграничных ученых славянского происхождения. Посредником в переговорах был гоф-хирург императорского двора И. С. Орлай-де-Карва, происходивший из австрийских славян, или, как их еще называли в то время, карпатороссов. Он писал в письме Булугьянскому, приглашая его в Россию, что «профессора в России имеют такие привилегии, как нигде в мире» (цит. по: [Томсинов, 1998, с. 97]).

В 1803 г. молодой словацкий ученый вместе со своими земляками П. Д. Лодием и В. Г. Кукольником отправился в Санкт-Петербург для прохождения службы. Они планировали отработать в России три года, а получилось, что всю свою жизнь связали с нашей страной. В феврале 1804 г. Балугьянский прибыл в российскую столицу. Он был принят на службу ординарным профессором политических наук при Санкт-Петербургском педагогическом институте, который был образован в апреле 1804 г. путем реорганизации учительской гимназии.

Российские власти были наслышаны о глубокой эрудиции словацкого (австро-венгерского) ученого. Балугьянский был знаком не только с идеями классиков политической экономии А. Смита (1723–1790), Д. Рикардо (1772–1823), но и читал труды французских экономистов, таких как А. Р. Ж. Тюрго (1727–1781), Ж.-Б. Сэй (1767–1832), поэтому словацкого ученого старались привлечь к разработке планов реформирования государственного управления. В период с 1806 по 1808 г. Балугьянский опубликовал в «Статистическом журнале» ряд статей, в которых описывал экономическое учение А. Смита и предшествующих ему экономистов. Первые три статьи объединялись под общим названием «Национальное богатство. Изображение различных хозяйственных систем», а четвертая, называвшаяся «О разделении и обороте богатства», была посвящена рассмотрению учения меркантилистов и физиократов школы Ф. Кенэ [см.: Балудянский, 1806, 1808].

Именно поэтому помимо приглашения на преподавательскую должность он получил еще и назначение во вторую экспедицию Комиссии составления законов на должность редактора отдела государственного хозяйства и финансов. В период с 1809 по 1812 г. М. А. Балугьянский состоял начальником IV отделения комиссии, а также работал в Министерстве финансов, выступая своего рода консультантом-администратором.

В комиссии он участвовал в составлении проектов свода законов публичного права, реорганизации министерств, в разработке отдельных вопросов экономического и финансового законодательства. Он принимал участие в разработке законодательства по освобождению лифляндских крестьян от крепостной зависимости, по поручению Министра финансов вырабатывал новый финансовый план, вызванный необходимостью покрытия чрезмерных военных расходов.

В русской историко-экономической литературе роль это выдающегося ученого в подготовке финансовых реформ часто принижается, а то и вовсе замалчивается. Например, современный российский экономист А. Г. Коломиец утверждает, что главным автором «Плана финансов» были М. М. Сперанский, Д. А. Гурьев и Н. С. Мордвинов (см.: [Коломиец, 2001, с. 245]). На деле роль последнего в составлении плана совсем незначительна, он принимал участие только в его финальном обсуждении (см.: [Дубянский, 2012, с. 92–93]).

Д. А. Гурьев не располагал необходимыми компетенциями в области финансов, да и вообще, по замечаниям современников, он «обладал умом неповоротливым, и ему трудно было удержать равновесие рассуждений». Однако ему был присущи недюжинный организаторский талант и умение разбираться в людях, благодаря которым он стал в дальнейшем «сильным» министром финансов во времена царствования императора Александра I (подробнее о Д. А. Гурьеве см.: [Марней, 2009]). Именно Гурьев одним из первых обратил внимание на способности М. А. Балугьянского и стал привлекать его к работе в области финансов.

Некоторые исследователи считают, что истинным автором финансовых новаций, предложенных Гурьевым в бытность его министром финансов, является М. А. Балугьянский (см., например: [Баранов, 1882]). Занижение роли Балугьянского в формировании финансовой системы объективно обусловлено тем, что он практически не публиковался, и поэтому можно составить лишь приблизительное представление о его взглядах. Все, что известно о его научном мировоззрении, получено из воспоминаний других людей, работавших с ним в разные периоды времени (см.: [Аникеева, 2010]).

Если рассматривать взаимоотношения Сперанского и Балугьянского, то в совместной работе над планами финансовых преобразований в России эти государственные деятели удачно дополняли друг друга. «Недостаток Балугьянского и, наоборот, преимущество Сперанского заключались в незнании первым и в превосходном знании вторым русской действительности и административной машины по опыту с малых должностей» [Фатеев, 1931, с. 38]. В области же финансовых наук Сперанский был неофитом и изучал их путем самообразования. Он был, конечно, одаренным человеком, но за считанные месяцы вряд ли смог освоить все нюансы необходимых экономических дисциплин. На наш взгляд, именно поэтому в качестве основы для предстоящих финансовых реформ была взята записка Балугьянского. Таким образом, можно считать, что именно М. А. Балугьянский явился тем, кто заложил первый камень в основание русских финансовых реформ. Поэтому знаменитый «План финансов», автором которого принято считать М. М. Сперанского, было бы точнее назвать планом Балугьянского – Сперанского. Так, например, считал русский ученый – исследователь деятельности М. М. Сперанского С. М. Середонин [Середонин, 1909, с. 81]. Аналогичной точки зрения придерживался и известный советский историк экономической мысли В. М. Штейн, считавший, что Балугьянский заслуживает почетного места в русской истории, непосредственно рядом со Сперанским [Штейн, 1948, с. 34]. Михаил Андреевич может быть отнесен к редкой в России категории ученых, которых Й. Шумпетер называл «консультантами-администраторами», говоря, что этот термин синонимичен понятию камерализма [Шумпетер, 2004, с. 419–421]. То, чем занимался Балугьянский, а именно консультированием и образованием чиновников, а также обучением членов императорской семьи, по мнению Шумпетера, можно было считать «камеральной наукой или государственной наукой и что было бы правильнее назвать “основами экономического управления и экономической политики”» [Шумпетер, 2004, с. 420].

С 1813 по 1817 г. М. А. Балугьянский преподавал великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам (родным братьям царствовавшего в то время Александра I) естественное, публичное и народное право. Кроме этих дисциплин, в течение недолгого времени он читал им также политическую экономию. В дальнейшем его сменил в преподавании данной дисциплины А. К. Шторх. Эти занятия приблизили М. А. Балугьянского к царской семье. Знакомство с первыми лицами государства сыграло решающую роль в его судьбе.

Ректор Санкт-Петербургского университета. В марте 1819 г., вскоре после открытия Санкт-Петербургского университета, Балугьянский был избран деканом философско-юридического факультета, где он читал курс под названием «Энциклопедия юридических и политических наук» и политическую экономию.

В октябре этого же года состоялась конференция по избранию ректора вновь образованного университета. Голоса выборщиков на этой конференции разделились поровну между профессорами М. А. Балугьянским и Э. Б. С. Раупахом (1784–1852), который в Санкт-Петербургском университете преподавал курс всеобщей истории. В результате по жребию пост ректора достался Раупаху. Однако Комитет министров не признал выборы по жребию и рекомендовал провести новое голосование, по итогам которого победил М. А. Балугьянский.

На основании этого решения 27 октября 1819 г. он был утвержден императором Александром I в должности ректора Санкт-Петербургского университета. Кроме того, Балугьянскому была предоставлена должность заведующего кафедрой энциклопедии юридических и политических наук и политической экономии. По сути, эта была одна из первых кафедр политической экономии в России. В университете был собран, пожалуй, лучший в стране на тот период времени педагогический состав. В лекциях преподавателей ярко проявлялись просветительские идеи, характерные для той эпохи, и смелость научных воззрений.

Главной заслугой М. А. Балугьянского на посту ректора является разработка проекта устава Санкт-Петербургского университета, который предусматривал неограниченную правительством автономию вуза, а также возможность получения высшего образования для всех сословий русского общества. Петербургский университет должен был, по мнению автора проекта, стать в научных исследованиях головным учебным заведением страны, способствуя созданию научных обществ по всей стране, и обеспечить написание и издание учебной и научной литературы. По своей направленности проект М. А. Балугьянского отражал современные для того времени тенденции в области просвещения и высшего образования. Проект устава отвергли, был реализован «типовой» устав российских университетов, а впоследствии принят реакционный устав в редакции 1835 г., тем не менее многие мысли и идеи Балугьянского, заложенные в его проекте, длительное время оказывали влияние на развитие университетского образования в России.

Неприятности на посту ректора у М. А. Балугьянского начались после назначения 19 июля 1821 г. исполняющим обязанности попечителя Санкт-Петербургского учебного округа Д. П. Рунича. Стоит сказать, что этот период в России сильно отличался от времени приезда М. А. Балугьянского в нашу страну. В начале XIX в. Россия, казалось, стояла на пороге грандиозных социально-экономических и политических реформ. Предполагалась даже возможность отмены крепостного права и принятие конституции, однако этим ожиданиям не суждено было сбыться. К 1820-м гг. Александр I окончательно оставил идеи реформирования страны и стал ревностным верующим. На этом фоне стал расцветать клерикализм, проникая во все сферы общественной жизни, в том числе и в образование. В силу этого резко возросло влияние клерикалов, таких как, например, А. Н. Голицын, бывший в то время главой Министерства духовных дел и народного просвещения. Именно при нем начались гонения на учебные заведения, в которых были хоть какие-то ростки инакомыслия. К числу наиболее активных помощников Голицына принадлежали такие политические и общественные деятели, как М. Л. Магницкий и Д. П. Рунич.

Сразу после своего назначения Рунич потребовал сведения о положении дел в университете. Что касается учебной работы, то его интересовали студенческие конспекты с записями лекций ведущих профессоров, а также из каких источников преподаватели черпают информацию, используемую в лекциях.

Цель Рунича состояла в том, чтобы повторить опыт М. Л. Магницкого, который накануне завершил «разгром» Казанского университета. Русский историк Н. К. Шильдер, являющийся автором ряда фундаментальных биографических работ об императорах Павле I, Александре I и Николае I, давал оценку деятельности Рунича и Магницкого. Считая Рунича «сподвижником и подражателем» Магницкого, он отмечал и определенную разницу в их университетских «реформах»: если Магницкий превратил Казанский университет в подобие «монашеского средневекового ордена», то Рунич на базе Петербургского университета хотел создать первый в России «христианский университет» [Шильдер, 1903, с. 62].

Вновь назначенному исполнять должность попечителя учебного округа Руничу для дальнейшего карьерного роста требовался показательный процесс против ряда преподавателей Санкт-Петербургского университета.

По его мнению, содержание студенческих конспектов показало, что всеобщая история и статистика Российского государства преподаются неправильно, так как основываются на иезуитских (революционных), а не православных ценностях. Не желая принимать участие в подобных разбирательствах, М. А. Балугьянский 31 октября 1821 г. подал в отставку с должности ректора, но за ним была сохранена должность профессора университета [Широкорад, 2004, с. 10].

Рунич решил начать «охоту на ведьм» с показательного суда над четырьмя профессорами университета: профессором по истории философии А. И. Галичем, профессором по всеобщей истории Э. Б. С. Раупахом, профессором К. Ф. Германом и адъюнктом К. И. Арсеньевым. Расследование дела проходило в несколько этапов.

Первым этапом этих разбирательств явилась конференция университета, собиравшаяся три раза (3, 4 и 7 ноября 1821 г.). Во время рассмотрения дела на общем собрании университета Рунич взял на себя роль не только председателя, но и обвинителя, то есть был в одном лице и прокурором и судьей. Д. А. Кавелин – директор университета, который по уставу, в отличие от ректора избираемого преподавателями, назначался правительством, будучи помощником попечителя университета, и занимался всеми внутренними делами университета, кроме научных и учебных дел, – вторил Руничу, всячески склоняя профессорско-преподавательский состав стать на сторону обвинения. «Руничу и в личных его видах, и в интересах всей партии желательно было, чтобы сами члены университета признали зловредными чтения обвиненных товарищей своих. Кавелин знал, кого из старых и молодых профессоров по малодушию их и нетвердости в правилах чести мог он настращать и привлечь к содействию таким видам» [Григорьев, 1870, с. 36].

Несмотря на то что на университетской конференции раздавались голоса в защиту профессоров, из двадцати присутствующих семеро участников, по словам профессора М. Г. Плисова, «…забывши долг, поправши честь, презревши стыд и усыпя совесть» (цит. по: [Григорьев, 1870, с. 36]), поддержали обвинение. Остальные участники, в числе которых были М. А. Балугьянский, М. Г. Плисов, Ф. Ф. Шармуа, П. Д. Лодий и др., допускали «виновность их только в том случае, если будет положительно доказано, что выписки из лекций, к уличению их представленные, справедливы, или вовсе отказывались от подачи мнения…» [Григорьев, 1870, с. 36–37].

На следующем этапе в Главном правлении училищ было признано, что учения Германа, Арсеньева и Раупаха являются вредными и возмутительными против христианства и опасным для государственного благосостояния. Было принято решение удалить из университета Германа и Раупаха, запретив им преподавание в учебных заведениях Министерства просвещения. Галича по причине добровольного осознания им своей вины постановили оставить при университете, запретив ему заниматься преподавательской деятельностью.

Дело было решено передать в уголовный суд. Согласно предъявленным обвинениям профессорам грозила каторга.

На третьем этапе дело профессоров попало в Комитет министров, члены которого отклонили решение о передаче дела в уголовный суд. Н. С. Мордвинов, выразив мнение большинства членов комитета, заметил, что нужно делать различие между подозрением и преступлением, иначе можно всех чиновников отдать под суд.

Тем не менее члены Комитета министров единогласно признали учение профессоров вредным, но в отношении участи самих профессоров их мнения разделились. В результате бурных споров было решено предоставить профессорам возможность оправдаться в феврале 1822 г. перед особым комитетом, состоящим из трех членов Комитета министров.

В результате «дело университетских профессоров», начавшееся как громкий политический процесс, завершилось ничем, если не считать огромного урона, нанесенного академическим свободам. Трагическим эхом тех событий через 127 лет станет так называемое «Ленинградское дело», в ходе которого подобные обвинения будут стоить многим преподавателям нашего университета не только свободы, но и жизни. Балугьянского же в XIX в. спасло от серьезных неприятностей только то, что он пользовался покровительством царской семьи, и потому интриговать напрямую против него Рунич опасался.

Заключительный этап карьеры. После ухода из университета Балугьянский в апреле 1822 г. снова стал членом совета комиссии по составлению законов и занимался в ней делопроизводством (см.: [Коркунов, 1895]).

В конце 1825 г. на судьбе М. А. Балугьянского вновь отразилось его близкое знакомство с царской семьей. Вечером 13 декабря 1825 г. он был вызван в Аничков дворец на беседу со своим бывшим учеником великим князем Николаем Павловичем [Фатеев, 1931, с. 44]. На следующий день 14 декабря великий князь должен был взойти на российский престол под именем Николая I. Речь в этой беседе шла о том, как лучше провести работу по систематизации законодательства Российской империи. Сам факт этой беседы свидетельствовал о высоком доверии к Балугьянскому со стороны Николая I.

После вступления на российский престол император осуществил свое намерение привести в порядок действующее законодательство. В конце января 1826 г. было учреждено II отделение Канцелярии Его Величества, на которое возлагалась триединая задача: во-первых, создать Полное Собрание Законов Российской Империи (ПСЗРИ) в хронологическом порядке; во-вторых, составить систематический Свод Законов, действовавших на тот момент; в-третьих, перейти к составлению Уложений (новых законов). Начальником Канцелярии был назначен М. А. Балугьянский. Управление всеми работами по кодификации было поручено М. М. Сперанскому, – таким образом, Балугьянский сделался ближайшим его коллегой. При этом Сперанский не получил какой-либо официальной государственной должности. Новый император не доверял ему в такой степени, как его брат Александр I. В этом плане характерна фраза, сказанная Николаем I Балугьянскому в отношении М. М. Сперанского: «Смотри же, чтобы он не наделал таких же проказ, как 1810 году: ты у меня будешь за него в ответе» (цит. по: [Фатеев, 1931, с. 45]). Данное высказывание «определенно рисует положение, занимаемое Сперанским: его талантом и знаниями, хотели пользоваться, но он должен был находиться под присмотром» [Середонин, 1909, с. 81]. Для Сперанского это было, конечно, унизительно, но он смирял свое самолюбие ради любимого дела. М. А. Балугьянский все это хорошо понимал и старался сделать так, чтобы Сперанский не чувствовал себя ущемленным и мог работать по возможности свободно.

В 1839 г. М. А. Балугьянский был назначен сенатором. В должности начальника II отделения он оставался и при преемниках Сперанского – Д. В. Дашкове и Д. Н. Блудове до самой смерти, последовавшей 3 апреля 1847 г. В конце жизни он стал плохо видеть и слышать. В 1839 г. Д. Н. Блудов доложил Николаю I, что начальник II отделения Балугьянский, слепой и оглохший старик, должен быть уволен. На это император резко ответил: «Позвольте, граф, мне и Михаилу Андреевичу остаться на наших местах до нашей кончины» (цит. по: [Фатеев, 1931, с. 55]). Этим лишний раз подтверждалось доверие и глубокое уважение императора к М. А. Балугьянскому и его заслугам перед российским государством.

М. А. Балугьянский обладал поистине энциклопедическими познаниями в области экономических и политических наук. Он умел аналитически мыслить, систематически работать и руководить работой других, что дается не каждому. Отличительной чертой Михаила Андреевича было отсутствие у него каких-либо амбиций. Он много работал, и в результате этой работы оставалось большое количество документов и материалов, но не было опубликовано ни одной личной работы. Сохранилось несколько статей под его именем, в частности «Национальное богатство. Изображение различных хозяйственных систем» (1806 г.) и «О разделении и обороте богатства» (1808 г.). Долгое время считалось, что рукописи Балугьянского не сохранились, но в предвоенные годы В. М. Штейном были обнаружены материалы, принадлежавшие Михаилу Андреевичу, в том числе тетрадь, содержавшая изложение системы его экономических воззрений, озаглавленная «Что должна сделать Россия в государственном хозяйстве и управлении для своего истинного и величайшего благоденствия» [Тебиев, 2014, с. 103].

Когда Балугьянского спрашивали о его собственных трудах и личных заслугах, он отвечал латинской поговоркой: «Vanitas vanitatum (Суета сует)» (см.: [Баранов, 1882, с. 40]).

М. А. Балугьянский был женат (с 30 ноября 1802 г.) на Антонине Анне Юлии Гербер (род. 20 марта 1785 г.) в России ее звали Анной или Антуанеттой Ивановной. От брака они имели десять детей: трех сыновей и семь дочерей.

Список литературы

Азизова Е. Н. Общественно-политическая деятельность Д. П. Рунича. Воронеж, 2014.

Аникеева А. А. Роль финансиста М. А. Балугьянского в общественной жизни России // Финансы и кредит. 2010. № 20 (404). С. 75–80.

Балудянский М. А. Национальное богатство. Изображение различных хозяйственных систем // Статистический журнал. 1806. Т. 1, ч. 1. С. 45–71.

Балудянский М. А. О разделении и обороте богатства // Статистический журнал. 1808. Т. 2, ч. 2. С. 1–76.

Баранов П. И. Михаил Андреевич Балугьянский, статс-секретарь, сенатор, тайный советник (1769–1847): биографический очерк. СПб., 1882.

Белозеров С. А., Дубянский А. Н. Михаил Андреевич Балугьянский // Очерки по истории финансовой науки / под ред. В. В. Ковалева. М., 2009. С. 109–116.

Григорьев В. В. Императорский Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870.

Дубянский А. Н. Финансовая реформа в России в начале XIX века // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 5: Экономика. 2012. № 2. С. 91–98.

Коломиец А. Г. Финансовые реформы русских царей. От Ивана Грозного до Александра освободителя. М., 2001.

Коркунов Н. М. М. А. Балугьянский. Проект судебного устройства 1828 года // Журнал Министерства юстиции. 1895. № 8. С. 47–54.

Косачевская Е. М. Михаил Андреевич Балугьянский и Петербургский университет первой четверти XIX в. Л., 1971.

Марней Л. П. Д. А. Гурьев и финансовая политика России в начале XIX в. М., 2009.

Середонин С. М. Граф М. М. Сперанский. Очерк государственной деятельности. СПб., 1909.

Тебиев Б. К. Михаил Андреевич Балугьянский (1769–1847) // Экономический журнал. 2014. № 2 (34). С. 100–108.

Томсинов В. А. Балугьянский Михаил Андреевич // Законодательство. 1998. № 1. С. 95– 104.

Фатеев А. Н. Академическая и государственная деятельность М. А. Балудянского в России. Ужгород, 1931.

Штейн В. М. Очерки развития русской общественно-экономической мысли XIX–XX веков. Л., 1948.

Шумпетер Й. А. История экономического анализа: в 3 т. Т. 3. СПб., 2004.

Шильдер Н. К. Император Николай I: Его жизнь и царствование. СПб., 1903.

Широкорад Л. Д. Влияние немецкой экономической науки на формирование политической экономии в России в XVIII – первой половине XIX в. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 5: Экономика. 2004. № 3 (21). С. 1–14.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.