Глава 3. Как стать правым либералом, если умом не вышел
Глава 3. Как стать правым либералом, если умом не вышел
Вы замечали, что все дети — стихийные патриоты? Вы замечали, что все дети — стихийные социалисты? Это нормально. Это период взросления такой. Это естественные животные приспособительные механизмы так проявляют себя.
Дети бездумно и без всяких на то оснований любят родину. И эта безусловная любовь сродни любви к родителям. Мама всегда кажется самой красивой, потому что биология! А дети и в школьных сочинениях, и во время опросов вполне искренне называют свою страну самой лучшей по той же причине — биология. Мы же стадные животные! Мы же территориальные животные!
Любовь детей к родителям и родителей к детям — это придуманная природой эмоциональная веревка, привязывающая генетически близких для сохранения своих генов. Чужие дети — хрен с ними, а за своих глотку порву! И детенышу лучше быть привязанным к родителям — потому что чужие своих будут кормить, а ты им до фени. Поэтому буду-ка я держаться к папе-маме поближе, чтобы не потеряться, тем паче, что узнать их просто — они самые красивые и самые лучшие.
То же самое и с любовью к родине, то есть к запечатленному с детства ареалу обитания. Импринтинг!.. Любимое место надо защищать от конкурентов. А любимым оно, как и родители, становится автоматически. Сначала это малая родина, а потом, по мере социализации, малое вырастает до размеров страны.
Дальнейшее поумнение, сравнение и критический анализ многим помогают преодолеть животный импринтинг и начать относиться к родине более взвешенно. И тогда человек может поменять родину (родину не в этимологическом смысле, как место, где родился, а в логическом — родину как любимое место обитания). Но это если мозги есть. А если мозгов нет, так и будет до смерти твердить, что слаще морковки фрукта не бывает. Иными словами, упертый патриот, который не оценивает обстановку по разным параметрам, а просто оголтело принимает на веру, что его страна — самая лучшая, являет собой яркий пример человека недалекого. Религиозного в каком-то смысле, поскольку верующего. Недоразвитого.
Точно так же инфатильны взрослые социалисты. Они застряли в детстве, так и не смогли перерасти тот детский этап, когда детсадовцы и школьники младших классов остро хотят быть как все и понимают несправедливость как выбивание из нормативного ряда.
Воспитательница всем велела сесть, скрестив ножки. Вовочка сел по-другому. И вот уже бдительная Машенька сигнализирует:
— Мариванна! А чего он сел не как нужно!
Малые дети хотят быть как все. И других к этому склоняют. Поэтому дразнят толстых, очкариков, рыжих и прочих непохожих. Стадный инстинкт так срабатывает. Детеныш ведь еще очень мало знает о мире. Поэтому, чтобы выжить, он должен учиться, то есть подражать. Выделишься, сделаешь не так — сожрут.
Из этого первобытного, животного подражательного поведения вытекает животное же понимание справедливости как равенства всех. Почему Ване дали две конфетки, а мне одну? Чем он лучше?
У людей, которые набрались знаний, но не поумнели, эта детская обида сохраняется до гробовой доски. Организм протестует! Почему Депардье имеет миллионы и не хочет делиться?! Несправедливо!..
Такой человек, до седых волос подверженный детскому уравнительному комплексу, выглядит, конечно, жалко. Но за ним весьма поучительно наблюдать — как его детский комплекс проявляет себя в виде рационализации. Ну, действительно, нужно ведь как-то объяснить словами свои тонкие душевные переживания о «несправедливости» мира! И начинаются словесные навороты и теории типа марксизма, который успокаивает болезного: это не ты такой дурак, это просто они хитрым способом у тебя отняли, потому что злые и плохие, а ты хороший и моральный. Хоть какое-то утешение.
Как мы уже знаем, вера в разного рода учения типа марксизма есть разновидность религиозного поведения. Вместо того чтобы поменять что-то в себе и хотя бы постараться достигнуть вершин хоть в чем-то, люди предпочитают утешаться нью-религией или религией традиционной. Первым увлекаются либералы, вторым — консерваторы. Вера в Отца (небесного или земного — без разницы) тоже есть свидетельство инфантильности мышления. Если человек до седых волос не созрел для того, чтобы выйти из-под опеки строгого Папы, о чем тут еще говорить?…
Большая часть человечества — взрослые дети. Иногда это бывают умненькие, нахватанные дети, выучившие умные слова, но душа этих отличников остается незрелой. Жаждущей Отеческой ласки или Отеческого ремня. Просто левые — это умненькие инфанты, а консерваторы — глупенькие инфанты, вот и вся разница.
Тут-то у думающего читателя и может возникнуть вопрос: а что же делать с этими неповзрослевшими людьми? Особенно учитывая тот факт, что политические пристрастия человека определяются его внутренним строением, то есть генами.
Хороший вопрос. И на него нужно ответить. Это вопрос о судьбе нашей цивилизации. Леволиберальные инфанты, мозг которых поражен розовой религией Эгалитаризма и Политкорректности, слишком добры, чтобы сопротивляться жестоким и малограмотным диким детям из стран Третьего мира, мозг которых поражен черной плесенью традиционной религии.
Людей, мыслящих трезво, меньшинство. Тупик?
Однако людей умных всегда было меньшинство. Но именно они и двигали прогресс. Правда, тогда не было демократии…
До демократии мы еще дойдем, а пока разберемся с генетикой, которая определяет политические пристрастия…
Генетика дает только склонность. Она определяет «сложносоставное» свойство, скажем на 80 %. А остальные 20 % дают нам вилку фенотипа. Коридор возможностей. Это касается не только интеллекта, например, но даже такой штуки, как сексуальные предпочтения. Есть истинные геи, которые никогда на женщину не посмотрят. А есть бисексуалы разной степени навороченности. В рамках 20 % мы всегда можем вести воспитательную раскачку, склоняя особь в ту или иную сторону.
Можно натренировать меткость. Можно развить интеллект. Даже рост человека, который задается генетикой, можно корректировать питанием в юном возрасте. Хорошо кормите — вырастет на всю заданную программу. Плохо кормите — получится задохлик. Будет в паре однояйцевых близнецов один брат мышцы качать, выйдет из него бугристый культурист. А второй, который у компьютера просидел, так и останется бледной макарониной.
Давайте попробуем поискать спасение в этом направлении…
Что нам подсказывает биология? В биологии известен так называемый эффект Болдуина. Джеймс Болдуин — американский психолог, которого, как и нас с вами, очень интересовал вопрос: а в какой степени связаны заложенные генами программы поведения с возможностью их генетической корректировки? Болдуин еще в конце XIX века заявил, что поведенческая корректировка может сказаться на генах. То есть то, чему научили, может закрепиться на генетическом уровне.
Не спешите бросать в парня тухлыми яйцами! Я понимаю, что вас так возмутило. «Благоприобретенные признаки не наследуются!» — эта формула сидит внутри каждого культурно воспитанного человека со школьной скамьи. И она правильна. Но не менее правильно и утверждение Болдуина.
Тезис, что приобретенный признак может наследоваться, впервые придумал биолог Ламарк. Он полагал, что изменчивость видов происходит следующим образом: если зверь будет упорно тренироваться и тянуть шею за верхними веточками, у него родятся дети с чуть более длинной шеей. Ламарк жил еще до эпохи дарвинизма и генетики, и ему эта ошибка простительна. А вот сталинскому любимцу академику Лысенко — нет. Однако мичуринец Лысенко тоже разделял данную точку зрения, полагая ее весьма марксистской. И преследуя со всем возможным чекизмом «проклятых вейсманистов-морганистов».
Ходит исторический анекдот, будто, узнав, что Лысенко всерьез разделяет точку зрения Ламарка, Лев Ландау (по другой версии Петр Капица) воскликнул:
— А как же вы тогда объясните рождение необрезанных евреев? И почему женщины все время рождаются девственницами?
Тем не менее эксперименты, доказывающие очевидную неправоту Ламарка, ставились: мышам поколение за поколением отрезались хвосты, но так и не дождались появления на свет бесхвостых мышек.
И как мы должны в этой связи реагировать на заявление господина Болдуина?
Вдумчиво!
Мы должны понять, каким образом благоприобретенный признак мог бы повлиять на наследственность. Такое возможно, если включить естественный отбор, а не просто кромсать хвосты и крайнюю плоть.
Классический пример, который обычно приводят, иллюстрируя эффект Болдуина, это пример с залезанием на дерево. В ареал пришел новый хищник. Какой-нибудь варан, например. И начал кушать местных обитателей. Скажем, козочек. Одна из козочек спаслась от варана, запрыгнув на дерево. Это не фантастика. Козочки весьма проворны, они легко лазают по горам, прыгают с уступа на уступ. И если ствол дерева не горизонтален, а расположен под углом и ветвист, отчего бы козочке на него не взлететь в панике?
Мы знаем, что в рамках, заданных генотипом, всегда есть фенотипическая вилка. То есть тот или иной признак можно натренировать, как культуристы накачивают мышцы. И всегда одни особи (более талантливые) будут лучше выполнять некие действия, а другие чуть хуже. Если хищники сожрали тех, что менее талантливы в запрыгивании на дерево, значит, включился естественный отбор, выбивающий одних и позволяющий выживать другим. Обучение козочками детенышей несвойственному от природы лазанию приводит к тому, что выживают лучшие лазальщики, передающие свои гены потомству.
В 1936 году украинский биолог Ефим Лукин опубликовал статью, доказывающую реальность эффекта Болдуина на основе наблюдаемых фактов. Так влияние обучения на наследственность было подтверждено в рамках дарвинизма.
У нашего вида этот отбор тоже шел. Когда-то, во времена совсем древние и дикие, самки заглядывались на тех самцов, которые обладали силой и примативностью, но потом, по мере социальной эволюции, больше шансов передать свои гены в будущее стало у тех, у кого меньше воняло изо рта, — хитрых, умных, благородных, умеющих зарабатывать и устраиваться в искусственной техносреде, построенной цивилизацией. А высокопримативные быстро заканчивали свою бурную жизнь в тюрьме, а также погибали в геройских подвигах во имя чего-либо…
В общем, всем хорош эффект Болдуина, одним плох — нету у нас времени на такого рода селекцию. Мы могли бы его использовать, но наш вид, похоже, доживает последние денечки на планете. И спасти его от вымирания может только культурный отбор. Что я имею в виду?
Политические учения и религиозная мифология — это надстройка, выстроенная культурой на инстинктивном базисе. Словесный рисунок. Рисунок можно менять, и он неоднократно менялся по мере социальной эволюции. Менялись идеологии, биологический базис оставался. Язычество сменилось христианством, проповедующим предельную кротость («возлюби врагов своих»), но это не помешало, как и прежде, убивать врагов внешних и внутренних. Эволюционировало и само христианство, разделившись на многочисленные толстые и тонкие ветви. Потом религия ушла в тень, уступив место светскому гуманизму. Это случилось в развитом мире, и это была эпоха, когда поколебалась сама биологическая база, на которой зиждились идеологии! Потому что в условиях урбанизации возникли коллапсирующие сообщества, поведение особей в которых разительно отличалось от поведения особей в любые прежние времена. Отличалось своей принципиальной неагрессивностью, низкой конфликтностью. И низкой рождаемостью. Мы это уже проходили.
И вот на базе такого угасающего, потерявшего от сытости свою алертность общества нам и надо городить мир будущего. Взяв за зерно кристаллизации правый верхний угол политического поля.
Задач две. Как стимулировать иммунологическую активность социального организма? Как поменять свинско-розовую психологию в головах западных граждан на гордую и орлиную, если, как нам говорят генетики, политические воззрения зависят от генов? Нужно поменять политический рисунок! Когда-то марксизма не было, а потом он овладел массами. Которые никогда «Капитал» не читали, но прекрасно реализовали в новом Учении свои генетические предрасположенности.
Большинство людей устроено так, что они верят авторитетам. Сказано, что теперь Земля вращается вокруг Солнца, значит, так тому и быть.
То есть те, кто придерживается правого либерализма, потому что так устроены, будут его естественным образом придерживаться и дальше. А у остальных просто будет иная картинка действительности. В пределах которой они могут колебаться, реализуя свои природные склонности. Наша цель не менять генетику (это задача завтрашнего дня), а всего лишь сместить центр тяжести общества вверх и вправо.
Для этого социальная эволюция должна оформить новую парадигму, человек — штука сложная, и жесткой заданности в таких тонких вещах, как мировоззренческие картинки, генетика не предполагает. Там всегда возможен люфт. Генетика определяет склонность, реакцию. А уж как она будет реализована, это задача воспитания и питания. Или, говоря церковным языком, окормления.
Корм должен быть в коня. Грубый религиозный «корм» телу современной цивилизации не подходит, он ее убивает. Сладкая быстроуглеводная розовая патока либерального левачества тоже приводит к сгниванию организма заживо. Поэтому, чтобы сбежать от политического диабета и самому не стать кормом серым волкам из Третьего мира, указанный организм должен активно двигаться.
И тут мы возвращаемся к первому вопросу — как заставить это ожиревшее и раздобревшее тело двигаться?
Срезанием слоев социального жира! Когда пособия сверху не капают, когда твоя жизнь зависит не от общества, которое обязано помочь, а от тебя самого, когда твои дети и ты сам можете подохнуть, если ты будешь лениться, вот тогда наступает отрезвление и происходит бешеная стимуляция. И в этом смысле у меня большие оздоровительные надежды на грядущий экономический кризис, который должен урезать социальную халяву и прополоскать от розовой плесени многие мозги на Западе. Главное, чтобы в этих мозгах на фоне кризис-терапии не поселился «микроб брейвика». Сохранить то ценное, что нагуляла цивилизация за сытое время, и сбросить балласт розового жирка — вот первоочередная задача для самоспасения.
Главные формулы нового мира просты:
• Нужно быть толерантным во всех случаях, кроме одного: нельзя быть толерантным к нетолерантности. Потому что толерантность есть цивилизованность. А нетерпимость есть дикарство. Бороться со злом непротивлением ему — значит сразу сдаться.
• Свобода лучше несвободы. Общество свободных людей всегда богаче общества несвободных, потому что полностью раскрепощает способности каждого. Но всякая свобода предполагает ответственность — в первую очередь за себя и своих близких. А значит, рассчитывать ты должен в первую очередь на себя, поскольку тебе никто ничего не должен, ведь вокруг — такие же свободные люди, как ты. Но зато ты сам можешь выстроить себе и своей семье такую жизнь, на которую хватит твоих способностей и твоих стараний. И у тебя есть для этого лучший инструмент — твоя свобода. Свобода — это единственное, что ты получаешь бесплатно. А если тебе кто-то что-то дал безвозмездно — человек или общество — это его милость, а не его обязанность. Будь благодарен за милость, а не требуй милости. При этом надо помнить, что свободное общество — это общество богатых людей и потому незлых, а значит, свободное общество больше склонно к благотворительности. Адаптивность общества к политическим картинкам лучше всего иллюстрируют Америка и Россия. Несмотря ни на какую генетику, ведь удалось же истории вытянуть абсолютное большинство американцев в политической плоскости по диагонали «левый верх — правый низ», а в России — по диагонали «левый низ — правый верх». Тем паче, что задачей выживания цивилизации является, повторюсь, не сгон всех в правый верхний угол (мы помним, что единство идеологии невозможно в современном социуме), а обеспечение всего лишь таких условий функционирования социальной машины, при которых носители иных точек зрения не ущемляли бы чужих прав. Не имели бы такой технической возможности.
Одни люди будут искренне придерживаться правых, свободных (либеральных) убеждений; равнодушное «болото» станет тупо повторять новомодные парадигмы, как раньше оно повторяло парадигмы христианские, а сегодня леволиберальные; ну а те, кто придерживается иных точек зрения, могут их придерживаться, сколько влезет. Важно только, чтобы эти точки зрения никак не влияли на практику жизни. А для этого должна быть правильно отстроена социальная система.
Это сделать несложно. Или вы полагаете, народ в Англии или Норвегии в основной массе своей очень радуется леволиберальному тренду, который запрещает защищать свою жизнь от преступников, проникших в твой дом, или проводит пораженческую эмиграционную политику? Нет, не радуется. Сама биология человека этому сопротивляется! Именно поэтому леволиберальная профессура и журналистишки все время пугают друг друга угрозой фашизма, гроздьями гнева зреющего во глубине народных масс.
Вместе с тем нужно отметить большую толерантность и незлобивость норвежского (да и вообще западного) общества в сравнении с российским. А российское, в свою очередь, более мягко, толерантно и образованно, чем дикари Третьего мира. Как видите, массы воспитуемы. И воспитуемы средой.
Наверху зреющей, словно сыр, народной массы обычно плавают самые легкие фракции, а внизу — продукт потяжелее. Леволиберальную пену сверху надо сдуть, дикий темный осадок отцедить и выкинуть, то есть отделить по главному принципу самогоноварения «головы» и «хвосты» — и взять с собой в будущее только здоровую середину. Как вы понимаете, я сейчас говорю не о людях, а об идеологиях…
Какой же должна быть воспитующая среда жизни? Свободу личности необходимо поставить во главу угла. Демократия должна уступить место республике. Демократия — штука хорошая, но уж больно близка к охлократии, при которой глупые и некомпетентные, коих всегда большинство, могут решать общественные вопросы, выходящие за пределы компетенции «дяди Васи». Например, вопрос о нужности для страны атомных станций. Или того хуже — охлос может большинством проголосовать за дискриминацию или даже уничтожение небольшого, но ненавидимого меньшинства — евреев, геев, рыжих, врагов народа, далее везде… Поэтому животные инстинкты народного тела должны находиться под контролем закона. У цивилизованного человека всегда так и происходит — хочется самку в кусты уволочь, а нельзя. Хочется испражниться, а нельзя этого сделать в столовой, нужно терпеть и топать в туалет. Ничего, приучили.
Никто не запрещает цивилизованному человеку думать что угодно или испытывать «стыдные» чувства. Но гадить на улице или в автобусе негигиенично и потому неприлично. Неприлично настолько, что и законов никаких не нужно принимать о запрете отправления нужды в маршрутке. Мораль здесь срабатывает сильнее закона. Срабатывает она и в других случаях. Мы понимаем, что, если не любим дядю Васю за огромную бородавку на носу, говорить это вслух дяде Васе неловко. Только непосредственный ребенок может такое ляпнуть. Но у взрослых приличных людей — политес. Не любишь дядю Васю, негров или геев — имеешь на это право; в конце концов, насильно мил не будешь. Но вот подходить к дяде Васе, негру или гею и бить его по лицу за то, что он тебе не нравится, — дикость…
Ровно за день до того, как я написал эти строки, возле стен Государственной Думы состоялся очередной митинг гей-сообщества и сочувствующих им антифашистов против принятия депутатами абсолютно дикарского закона, ущемляющего свободу слова для одной из категорий населения, отобранной по признаку сексуальных предпочтений. Православные фашисты налетели и избили митингующих девчонок и парней. Били по лицу. За что? За то, что данная категория населения фашистам просто не нравится. Как датским мусульманам не нравятся узкоглазые жители Гренландии. Как собакам не нравятся кошки.
Нечто подобное происходило полвека назад в Штатах, когда за свои права боролись негры. Другое дело, что там после победы равноправия началась аффирмация, то есть предоставление вчерашним угнетенным преимущественных прав — маятник проскочил дальше. «Перегибы» — такое знакомое нам слово! Не обходится без них, как видим, и в Америке… Но нам тут, в России, не до аффирмации, у нас даже простое требование равноправия вызывает слепую ненависть с брызгами слюны.
Перегибать не надо. Выпрямить — необходимо.
Как выпрямлять будем?
Начнем, как уже было сказано, с Республики. Если мы хотим обеспечить всем равные права, значит, мы должны не допустить ситуации, при которой большинство будет ущемлять свободу меньшинства. Права неотъемлемы и должны защищаться государством. Это его главная и первоочередная задача. Все остальные функции — оборона, инфраструктура, дипломатия — потом.
Если большинство проголосует за то, чтобы рыжие немедленно перекрасились или чтобы никто не носил в ухе сережку в виде свастики, на их голосование можно наплевать и забыть про него. Потому что задача государства — обеспечивать личные свободы. До тех пор пока рыжий (носитель свастики и проч.) не заставляет тебя стать рыжим (носить свастику), он в своем праве. И цель государства — защитить тех, против кого ополчилось большинство. Это уже не демократия. Это закон и свобода личности.
И с голосованием не все так просто. Давайте подумаем, кто может и должен голосовать, решая судьбы страны? Может клинический идиот голосовать? Может осмысленно подойти к этому процессу даун? А алкоголик Вася из Урюпинска, давно пропивший все мозги? А просто тупой?…
Вот вам пример. Моя жена зачем-то решила получить второе образование. На сей раз психологическое. Поступила в какой-то свежеобразованный институт, читала учебники, сдавала экзамены, писала курсовые, потом диплом настрочила и защитила… Так вот, она была единственным человеком в группе, кто все писал сам. Все остальные просто скачивали курсовые и дипломы из Интернета. А когда у них в группе однажды зашел разговор о низком качестве современного образования — модная тема! — ее сокурсники выдвинули радикальную идею повышения знаний:
— Да надо просто запретить Интернет — и все!
На полном серьезе. И Галка была единственным человеком, которого данное предложение возмутило. Парадокс — те, кто сами по глупости не могли сделать ни диплома, ни курсовой работы, а скачали все из Сети, шизофренически предложили Сеть запретить! У тупых на все случаи жизни один аргумент: запрет. И они считают это нормальным — когда тупые запрещают умным то, что им, тупым, кажется вредным.
Знаете, если у вас под рукой нет тестов на интеллект, можете воспользоваться простейшим — дать человеку задачку на мнимый вред, приписав таковой чему-либо, и, если из его уст первым вылетит слово «запретить», можете сразу перестать с этим дураком общаться — тест на интеллект не пройден. Голосовать такому человеку не надо. И быть избранным.
Еще пара примеров из жизни.
В начале 2013 года самолет, следовавший рейсом Москва — Пхукет совершил вынужденную посадку в аэропорту Ташкента, потому что пьяный пассажир устроил дебош. Пресса тут же припомнила еще пару похожих случаев, и в депутатской среде сразу всплыл очередной законопроект — а давайте запретим магазины беспошлинной торговли, чтобы люди не проносили на борт спиртное! То есть давайте из-за десятка придурков накажем миллионы пассажиров.
Требование запрета — признак дурака. К сожалению, дураков много. И, к великому сожалению, люди уже привыкли к инфантилизирующему влиянию государства. Помню, едучи в машине, услышал по радио обсуждение какого-то очередного запретительного закона. И ведущий произнес:
— А сработает ли запрет? Вот нам уже запретили пить пиво на улицах…
Я поразился построению фразы. Она прозвучала совсем обыденно. «Нам запретили…» Как будто есть некие воспитатели-марсиане, которые нам, словно детям, что-то запрещают, а мы проглатываем.
Люди низкоинтеллектуальные подсознательно считают себя детьми под присмотром строгого Отца. Они полагают, что им можно что-то запрещать для их же блага, что их необходимо наказывать за нарушение запрета, потому как: «Ну, вот такие мы люди, без кнута никуда. Сталина на нас нет…» Но если у этих дураков вдруг отобрать право голоса, они будут искренне возмущены! Хотя детям голосовать не положено в силу незрелости.
Повторю вопрос: нужно ли предоставлять право голоса человеку, чей IQ ниже 90? Вопрос не такой уж простой. С одной стороны, если человек активно функционирует в экономической среде и зарабатывает деньги, например, тачая сапоги, он бесспорно имеет право участвовать в распределении своих денег, часть которых у него отнимают в виде налогов (голосовать). А пусть и умный человек, но не зарабатывающий сам, а сидящий на бюджетной зарплате, конечно же, голосовать не должен. Военный, судья, милиционер, учитель в государственной школе, чиновник — все они наняты государством, то есть людьми, зарабатывающими деньги, — создающими реальный продукт в виде вещей или услуг. Пенсионер и инвалид, которых кормит государство, тоже не должны голосовать — по той же причине.
С другой стороны, избирательное право всем уже даровано. А подаренное не вырвешь из рук, ибо оно уже воспринимается как свое. Что же делать?
Выход лежит на поверхности: платные выборы. Состоятельный и здравомыслящий человек — тот, кто платит налоги и тем самым содержит государство, придя на выборы, с полной ответственностью заплатит за свое голосование. Предлагают и более щадящий, хотя и несколько замысловатый вариант: за месяц до выборов человеку выделяется из бюджета некая сумма, которую он должен внести в выборную кассу перед тем, как бросить свой бюллетень в урну. Если он эти деньги пропил или потратил, на выборах ему делать нечего. И слава богу! Нам не нужны маргиналы и деграданты, продавшие свое первородство за миску похлебки и стопку водки.
— С последним согласны, — перебьет меня иной гуманист. — Но ведь если человек будет лишен права избирать и быть избранным из-за низкого интеллекта, ему будет обидно, не так ли?
На этот вопрос есть ответ, который дают люди, думающие в том же направлении, что и я:
— Просто нужно уважительно относиться ко всем. Если у человека нет голоса, ему не стать певцом. Если у него от рождения одна нога короче другой, его не возьмут в балет. Но это никоим образом не ущемляет базовых прав человека и не делает его изгоем. Он и сам не чувствует себя отверженным, потому что понимает: нет ничего постыдного в том, чтобы не танцевать на сцене. Точно так же нет ничего постыдного в том, чтобы не ходить на выборы. Многие, имеющие право голоса, тоже не ходят на выборы. Графоман, человек без голоса, плохой танцор, человек с низким IQ — это все из одного ряда. Они все нормальные люди. Просто кого-то не пустят на сцену или в издательство, а кого-то — решать судьбы страны. Быть дураком должно быть не стыдно, как не стыдно быть одноногим, лысым, очкариком, низкорослым. Не всем же быть Эйнштейнами!..
Вот где-то на пересечении этих предложений и лежит истина нового мира. Сейчас же мир пока идет по противоположному и совершенно дурацкому пути. После того как на Западе все большее число людей стало отказываться от участия в выборах, вместо того чтобы воспользоваться этой просадкой для внедрения той или иной разумной системы (например, дважды не проголосовавших лишать избирательного права), поглупевшие розовые элиты пошли другим путем. Тем, которым всегда идут глупцы. Путем глупой поверхностной регулировки.
Что это такое? Это регулировка не экспертная, а идущая от перепуганного обывательского сознания. Если спросить обывателя, кого он боится больше, акул или слонов, он без колебаний ответит: акул! Акулы страшные, а слоники хорошие! И если поинтересоваться у гражданина, во что лучше вкладывать деньги — в спасение людей от слонов или от акул, ответ будет очевиден: от акул надо спасаться!.. А вот экспертное мнение будет полностью противоположным. Потому что шанс у среднего землянина погибнуть от доброго слона примерно в 50 раз выше, чем от нападения акулы.
Обыватель в Америке очень боится школьных расстрелов. И требует от парламентариев «ужесточить», «принять меры», «усилить контроль над оружием». А вот придомовых бассейнов и своего автомобиля обыватель не боится. Напротив, желает поиметь дом с бассейном и тачку покруче!
Между тем у американского ребенка в 1,6 раза больше шансов погибнуть, будучи запертым своим родителем летом в машине, чем во время школьного расстрела. Помните отвратительный российский закон имени Димы Яковлева, запрещающий американцам усыновлять русских детей? Усыновленный русский мальчик Дима Яковлев как раз так и умер — приемный отец закрыл его в машине и отлучился в магазин, машина на солнце нагрелась, и ребенок скончался от теплового удара. В среднем в год так погибают 38 американских детей. И только 24 ребенка (в среднем) уносят пули сумасшедших, ворвавшихся в школы с полуавтоматической винтовкой. Зато около 550 детей тонут в бассейнах возле дома и еще 450 — в ванных и джакузи.
Идем дальше по степени опасности… Вероятность умереть, подавившись пищей, вчетверо больше, чем утонуть. Вероятность умереть, играя в футбол, еще в десять раз выше!.. Но чего боятся люди? Бассейнов и ванн, игры в футбол или приема пиши? Оружия! Именно по его поводу проходят многотысячные демонстрации с требованием перепуганных обывателей запретить «все это проклятое оружие».
И, что печально, законодатели, которые также не являются экспертами, а являются плотью от плоти народной и зависят не от экспертного сообщества, а от голосующей толпы, часто идут на поводу у охлоса, все более ужесточая торговлю оружием.
Вот еще пример. После терактов 11 сентября 2001 года Вашингтон под давлением воющей нации начал ежегодно выделять на борьбу с терроризмом умопомрачительные суммы. В 2012 году, например, было выделено 2,7 миллиарда долларов. Но представляет ли собой терроризм реальную опасность? Да, конечно. Однако вероятность для рядового американца погибнуть во время теракта (даже с учетом гигантского теракта 11 сентября, когда погибло несколько тысяч человек) составляет 1 к 3,5 миллионам, что примерно равно вероятности попасть под молнию. Но разве кому-то в правительстве могло прийти в голову выделить почти три миллиарда на громоотводы? А на теракты — пожалуйста! Потому что теракты плебс пугают, а молнии нет.
Собственная ванна в доме в несколько раз опаснее террористов, но разве люди боятся ванн? Людские страхи иррациональны. И столь же иррациональны действия власти, идущей на демократическом поводу у электората. Это — примеры рефлекторного реагирования власти. Примеры глупой поверхностной регулировки. Именно этим путем в вопросе выборов пошли сейчас отдельные дикие и многие развитые, но просоциалистиченные страны.
Например, в Пакистане избирателю, не явившемуся на выборы, грозит на первый раз штраф в размере 60 долларов (что по местным меркам немало), а в случае рецидива, то есть злостного уклонения от реализации своего избирательного права, — лишение свободы на срок до 5 лет.
Не правда ли, напоминает насильственные попытки Петра I заставить учиться детей дворян? Схожая практика существует также в Турции и Египте. Приучают, так сказать, диковатое население мыть руки перед едой с помощью кнута.
Однако и на противоположном цивилизационном полюсе тоже кое-где пошли аналогичным путем. В странах Первого мира люди поколениями привычны к демократии. И на выборы не ходят уже просто по лености. И вот левацки настроенные западные элиты (а они практически везде на Западе в той или иной степени настроены социал-демократически) идут по пути простейшего решения: не пользуешься своим правом? Заставим!
В Греции, Бельгии, Австрии, Италии, Германии, Австралии избирателя тоже заставляют ходить на выборы под угрозой штрафа. Причем за вторичную неявку штраф возрастает. Так, например, в Бельгии штраф за первое неиспользование своих конституционных прав — 50 евро, а за рецидив — 125.
А не лучше ли просто воспользоваться ситуацией электоральной апатии, когда люди низко ценят свое право, и аккуратно начать переход от тупого эгалитаризма к не всеобщему или платному избирательному праву?
Воистину мы живем в мире абсурда, когда право превращается в обязанность!
Избирательное право надо заслужить. Заработать. А блага, доставшиеся даром, не ценятся. И, как видим, даже парадоксальным образом превращаются в обузу.
Знаете, что мне напоминает эта история с насильственным всучиванием блага под угрозой наказания? Знаменитый большевистский принцип «загоним человечество к счастью железным кулаком». И совсем неудивительно, что этот тоталитарный левацкий лозунг получил свое второе воплощение на пролеваченном Западе. Узколобый верующий всегда знает, что людям нужно для счастья. И даже если люди сопротивляются, он готов насильно навязать им это счастье.
Христианство когда-то внедряли огнем и мечом. Теперь теми же инструментами внедряют демократию. И, как вы понимаете, я сейчас не только политику США в мире имею в виду.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.